«Альбину» не очень нравилась отведенная ему роль. Он настаивал на том, чтобы мы взяли его с собой в лес. Я ему объяснил, что пока это невозможно, и пообещал как можно скорей исполнить его желание. Спустя некоторое время «Альбин» действительно оказался в лесу в рядах партизанского отряда. Тадек Косовский и Станислав Птасиньский продержались все время оккупации на положении «легальных»[5].
Встречи и беседы с «Болеком» в окрестностях дома лесника «Адама» — Винцента Познаньского, в которых затем стали принимать участие «Юзек» — Юлиан Рембеха и «Валек» — Юзеф Шалёнек, привели к тому, что к первым числам ноября 1942 года образовался лесной партизанский отряд Гвардии Людовой. Первыми его солдатами стали «Болек», «Юзек», «Валек», «Адам» и я. Командиром отряда был «Болек», я — его заместителем.
Вскоре я приступил к формированию собственного отряда. В Менткове у меня было много старых друзей. В состав отряда вошли следующие гвардейцы: «Личко» — Юзеф Кумаля, «Казек» — Станислав Бебак, «Тадек» — Францишек Косовский и «Винцент» — Винцент Косовский. Неофициально отряды эти назывались отряд «А» (группа из Либёнжа) и «Б» (ментковская группа). Обычно для их обозначения мы пользовались названием местности, где отряды возникли.
Группы состояли из «нелегальных» солдат. Через несколько недель их численность увеличилась — в каждой из них стало по 12—15 гвардейцев, тесно и непосредственно связанных с партизанской деятельностью. Были это, следовательно, отдельные партизанские отряды, входившие в состав одного соединения и способные вести самостоятельные боевые действия. Эта нигде не виданная структура партизанских подразделений сформировалась в результате необычайных условий борьбы в Силезии. Как правило, отряды действовали самостоятельно, но в случае необходимости они объединяли свои силы.
Обрекая себя на трудности лесной жизни, мы не предполагали, что становимся партизанами первого отряда Гвардии Людовой на всей территории земель, включенных в состав империи.
Первенство это, может быть, и почетно, но положение наше было незавидным. Другие отряды зачастую имели связных, инструкторов, офицерские кадры, им сбрасывали грузы с самолетов, а нас, когда мы единственный раз вглядывались в небо, высматривая контейнеры с обещанным оружием, уже окружили силы вермахта, полиции и гестапо; они-то и организовали эту заброску грузов, чтобы собрать отряд в одно место и уничтожить его окончательно! Даже самолета для нас не пожалели! Однако людей преданных, искренних, горячих у нас всегда было достаточно.
При образовании партизанского отряда нам пришлось столкнуться с такими проблемами, как подготовка укрытий для солдат, добывание оружия, питания и прочего.
Принципы конспирации и необходимость оперативных действий лишали нас возможности постоянно укрываться в домах наших товарищей. Проблему эту мы решили, построив несколько землянок и бункеров в лесу. Первые из них мы оборудовали уже осенью 1942 года в Либёнже на складе древесины, в лесу за станцией и в каменоломне, а также в Смуге недалеко от Жарок и в лесу под Ментковом. С помощью семей наших партизан мы подготовили у них в домах укрытия, которыми впоследствии неоднократно пользовались.
Делом первой необходимости стало добывание оружия. Вооружение наших групп было плачевное. У ментковских партизан был, например, карабин с двумя патронами, старого типа револьвер и лента с пулеметными патронами. Не лучшим было положение и либёнжской группы. Некоторые надежды на получение оружия мы связывали с товарищами из хжановской партийной организации. Однако аресты, последовавшие в результате провокации в Оцепки[6] в январе — феврале 1943 года, значительно затруднили эту помощь.
Самое худшее было в том, что партийный комитет подокруга перестал существовать, многие товарищи были арестованы, нарушились контакты между районами и руководством округа Домбровский бассейн.
Несмотря на значительные трудности, благодаря энергичной и напряженной работе Томаша Барановского — «Олека» в скором времени был создан новый партийный комитет подокруга. «Олека» избрали секретарем восстановленной организации.
У меня появились новые обязанности, я должен был наладить постоянные связи с партийным руководством подокруга и обеими партизанскими группами отряда. Это вынуждало меня почти постоянно находиться в движении. Обязанности заместителя командира отряда и командира ментковской группы требовали от меня личного участия в подготовке и проведении боевых действий обеих партизанских групп.
Местом встреч для решения всех вопросов были кафе и рестораны, а также лес. Одна из таких точек находилась неподалеку от уже упоминавшегося домика лесника «Адама».
Именно здесь в один из мартовских дней 1943 года я и «Болек» встретились с «Игнацем» — Юлианом Сливиньским[7] из окружного комитета бассейна и с секретарем подокруга Хжанов — «Олеком».
На совещании обсуждались вопросы, посвященные нашей прежней деятельности, формам и методам борьбы в специфических условиях районов, включенных в состав «третьей империи», положению на фронтах и задачам, стоящим перед партизанами.
По всем этим вопросам выступал «Игнац». Его опыт борьбы с фашистами, приобретенный им в интернациональной бригаде в Испании, имел колоссальную ценность для нашей подпольной работы.
«Игнац» нам и сказал о главном задании партии: борьба за рельсы, то есть уничтожение вражеских железнодорожных составов и железнодорожного полотна. В наших районах такую борьбу можно было вести с большой эффективностью. Дело в том, что именно здесь сходились железнодорожные линии главной магистрали Силезия — Краков — Львов.
Приказ главного командования Гвардии Людовой был прост и понятен. Но выполнить его было нелегко. Откуда взять необходимое количество взрывчатки, где добыть инструменты для развинчивания стыков на рельсах? Из чего делать мины? Тогда мы считали, что единственным верным способом является подрыв эшелонов.
Соответствующие задания получили наши товарищи, работавшие легально на шахтах и в каменоломнях. Мы могли на них положиться. «Сигары», или «кишки» (так мы называли динамитные заряды, используемые на горных разработках) начали вскоре поступать в отряд.
Однако прежде чем воспользоваться ими, мы решили попробовать мину, принесенную «Игнацем».
Через несколько дней после совещания, на котором «Игнац» передал нам приказ Главного командования Гвардии Людовой, мы встретились снова. На этот раз мы обсуждали план действий и выбор места, где следовало взорвать гитлеровский военный эшелон. Ежедневно около полутора десятков таких составов проходило мимо нас на восток и на юг. Положение немцев на восточном фронте было неважным. После сталинградского поражения они решили любой ценой отыграться и перебрасывали на восток войска из Франции и с Балкан с тем, чтобы подготовить новое наступление в районе Орла и Белгорода в направлении на Курск. В таких условиях приказ партии и чувство патриотического долга требовали от нас срочных действий. Мы все прекрасно понимали это.
По совету «Игнаца» мы решили устроить взрыв на отрезке железнодорожной линии Освенцим — Пжецишув, недалеко от места, где скрывалась ментковская группа. Это была наша первая боевая операция такого рода, серьезно отличавшаяся от проводимых ранее «снабженческих» операций.
Мы решили, что операцию эту проведет ментковская группа под моим руководством.
Получив у «Игнаца» мину, я осторожно отправился с нею через либёнжские леса к Менткуву на Вислу, где по другую сторону реки мы должны были использовать ее на следующую ночь.
По пути я все время раздумывал над тем, как лучше добраться до железнодорожного полотна? Где и на каком расстоянии от заложенной мины расставить наблюдателей? Какими сигналами поддерживать связь между нами и дозором? Продумывал я и пути отхода. Десятки мыслей метались у меня в голове. Я старался направить их в одно русло, придать им форму плана, приказа, которые мне предстоит отдать через несколько часов.
