— Совсем как в песне Анни Ленокс, — сказала Кэмми, и Ленни кивнул, хотя он понятия не имел, кто такая Анни Ленокс. — У вас есть дети? — поинтересовалась Кэмми, глядя, как душистая темная жидкость капает в чашку.
— Да, есть один ребенок, но он младше тебя, — ответил Ленни. — Он приблизительно вот такого размера. — Капитан очертил в воздухе пространство чуть длиннее полуметра. — Каждый раз, когда я даю ему крекер, он думает, что я король.
— Маленький! — воскликнула Кэмми. — Моя мама обожает маленьких! Они такие хорошие!
— Ты тоже вроде ничего.
— Знаете ли, у меня, к сожалению, тоже есть темная обратная сторона. Вот, например, моя мама и ее подруги. В школе их четверка была неразлучна. У них есть фотографии, на которых они с копнами на голове, в черных мини-юбках, эдакие католички-готки. Они называли себя «крестными матерями». Знаете фильм «Крестный отец»? В общем, они хотели быть такими бунтарками, но на самом деле были девочками-провинциалками. Я думаю, ни одну из них даже ни разу не оштрафовали за превышение скорости. Начиная хвастаться своими подвигами, они обычно рассказывают очередную историю о том, как они стучали палкой по металлической ограде доминиканского монастыря, доводя до исступления доберманов, которых держали монахи. И я над ними постоянно издеваюсь.
— Я думаю, что твоя темная сторона не такая уж и темная.
— Я могу быть и очень плохой, — продолжила Кэмми, добавляя полчашки молока в свой кофе.
— Почему?
— Ну, во-первых, это выводит мою мать из себя. Но ее невозможно разозлить. Я пытаюсь вот уже девятнадцать лег.
«С чего бы такая откровенность?» — размышлял Ленни. Затем он вспомнил, как в свои семнадцать лет ехал в спортивный лагерь и в автобусе, увозившем его из Айовы, изливал душу пожилой женщине, сидевшей рядом. Беседа в поезде с незнакомцем, которого ты больше никогда не увидишь, утешает, как и треп с барменом. Можно представить, какие истории приходится выслушивать Квинну Рейли.
— Может, тебе стоит все бросить после учебы и отправиться пешком через Австралию, или записаться в Корпус Мира, или приехать сюда и поработать на судне? А через год вернешься. Когда ты промокнешь насквозь, пытаясь в бурю опустить парус, научишься ценить теплую постель и четыре стены в родительском доме.
— Я уже подумывала о чем-то в этом роде. Вы думаете, тогда я пойму, что к чему?
— Во всяком случае, мне это помогло. Я впервые был настолько одинок. И свободен.
— Вы в самом деле попадали в ураган?
— Кто тебе сказал? — вопросом на вопрос ответил Ленни, но тут же пожалел об этом. — В урагане побывали все, кто прожил здесь какое-то время. Я видел, как ураган втягивает и себя воду, а затем скачет, как мяч, сметая на своем пути дома. Он втягивал в себя и облака. Мы же все это время находились и зоне полного штиля, наблюдая за тем, как в двухстах метрах от нас разверзается ад.
— Господи Иисусе, — выдохнула Кэмми.
— Но это же здорово! А однажды, еще до встречи с Мишелем, я служил на судне, которое попало в ТЗ-два, что означает тропическую зону низкого давления второй категории. Волны достигали шести метров. Мы просто взлетали и падали, взлетали и падали. А это был катамаран. Катамараны легко переворачиваются, потому что во время качки их подбрасывает на одном крыле. Все вокруг летало: карты, документы, еда; у шкафчиков отрывались дверцы, а консервные банки катались по всему салону.
— Ух ты! Впечатлений на всю жизнь хватит! Конечно, если выживешь, — добавила Кэмми, хотя страха в ее голосе не было. Она как будто пробовала эту идею на вкус.
— Что за впечатления, если выживешь? — поинтересовалась Трейси, ныряя в спасительный полумрак салона с залитой ярким утренним солнцем палубы. — Я спала как убитая.
— Некоторые люди, наоборот, не могут здесь уснуть, — заметил Ленни. — Лично я люблю качку. Она меня убаюкивает. Другие жалуются, что она их дезориентирует.
— Мам, у Ленни маленький ребенок, — вмешалась Кэмми. — А ваша жена выходит с вами в море?
— Нечасто. Мехерио любит океан, когда он мелкий и теплый. Хотя этой зимой мы поплывем в Тринидад. Когда на яхте только семья, все намного легче.
— Красивое имя, — искренне произнесла Трейси, а Ленни подумал про себя: «Какие хорошие люди». За исключением той эффектной извращенки в гамаке, хотя, насколько ему было известно, она тоже была хорошей. Просто она не производила такого впечатления. О Трейси его мать сказала бы, что она «интересная женщина», крепкая и привлекательная, хотя и без присущего ее дочери очарования. — Что оно означает?
— Мехерио? Я думаю, на маори это означает «каноэ, приносящее дары». Она принесла свои дары мне. У нас будет еще один малыш, — пояснил Ленни, подавая ей чашку кофе.
— Поздравляю!
— Можно нам погрузиться сразу после завтрака? — осведомилась Кэмми.
— Не сразу. Сначала покончим с бумажной волокитой и пришвартуемся. А сейчас поднимайтесь наверх. Через несколько минут я принесу вам булочки с корицей.
Оставшись в одиночестве, Ленни еще раз осмотрел горизонт. Что-то было не так, хотя ничего подозрительного Ленни не увидел. По однополосному радио он вызвал Ли, чтобы узнать, будет ли открыт бар, и заодно спросить у Ли, что он слышал о погоде.
— Ты опять заставишь меня рассказывать эту историю. — В голосе Ли звучал неприкрытый упрек. — Ну что ж, привози их. Учитывая, что это единственное сверхъестественное происшествие за все мои пятьдесят пять лет, оно привлекает к моей персоне чересчур много внимания. А насчет погоды можешь быть спокоен, Лен.
Тем не менее после разговора с барменом Ленни связался с Шэрон Глиман, своей любимой капитаншей. Ей было шестьдесят лет, но она по-прежнему выходила в море со своим партнером Реджинальдом Блэком. После трехнедельного чартерного рейса она собиралась до конца сезона в Хэмптонс. У Шэрон было столько денег, что она могла обойтись и без чартерных рейсов. Но она любила этот бизнес. Шэрон называла Реджинальда конченым извращенцем, хотя у нее самой и молодые годы в каждом порту было по любовнику. Вот уже и течение тридцати лет они были совладельцами яхты «Биг Спенсер». В ее доме в Хэмптонсе, где Ленни случалось гостить, было семь спален. «Все тихо, Ленни»,— сообщила Шэрон и предложила ему не брать на борт слишком много продуктов. У нее остались продукты с прерванного чартерного рейса. У одного из гостей что-то случилось дома.
— Что с меня? — задал обязательный вопрос Ленни.
— Визит на Рождество,— ответила Шэрон.— Мне все равно, кому отдать эту еду, Лен, тебе или акулам. Я выбираю тебя.
Они тепло попрощались. «Должно быть, я дергаюсь из-за новости о беременности Мехерио», — подумал Ленни.
Оливия лениво вышла из своей каюты. Поверх купальника на ней были надеты свободные белые брюки и прозрачная белая рубашка. Она выпила две чашки кофе и принялась ковырять булочку.
— Как спалось? — вежливо осведомился Ленни.
— В определенном смысле неплохо, — глядя ему прямо в глаза, ответила Оливия. — Мне нравится эта яхта.
— Я слышал, вы жили в Италии.
— У меня полгода назад умер муж. У него был панкреатический рак.
— Соболезную, — произнес Ленни, внутренне отшатнувшись от самой идеи жизни без Мехерио.
— Я рада, что он упокоился. Это единственное утешение. Его партнер выкупил фатторию, а я вернулась в Иллинойс.
— И вы себя снова чувствуете как дома?
— Пока нет. Но я провела на родине только сутки. Мы прилетели сюда на следующий день после моего возвращения. Я даже с матерью побыла всего несколько часов.
— Вы думаете, что сможете привыкнуть?
— Не знаю, — задумчиво произнесла Оливия, отщипывая кусочки от булочки.
Из своей каюты поднялась Холли и тут же плюхнулась на стул рядом с Трейси.
— Если не привыкну, вернусь обратно. Или уеду куда-нибудь еще. К счастью, я могу выбирать. Но когда тебе одиноко, хочется, чтобы рядом были друзья.
— Она не разрешила нам приехать на похороны, — вставила Трейси.
— Потому что никаких похорон не было. Франко похоронили в семейном склепе, мы даже со священником толком не были знакомы. Так что приезжать было незачем.
