— Тони говорит, что благословляет тебя.

— На что?

— На Джейка, своего брата. Если у вас что-нибудь выйдет, то он вас благословляет.

— Трудно сказать заранее, выйдет или нет. — Молли улыбнулась и откинулась на спинку стула. — Спасибо, Тони, я тебя люблю!

Тони был порядком удивлен ее словам, как и тем чувствам, которые они в нем всколыхнули.

— Хм… — произнес он хрипло. — Я тоже люблю тебя.

— Он говорит, что тоже любит тебя, — улыбнулась Мэгги.

— Ваша мать будет так рада видеть вас, — проговорила с улыбкой девушка-волонтер, провожая Кларенса и Мэгги по коридору в комнату его матери.

В обычных условиях это заявление вызвало бы у Кларенса раздражение, но сегодня был особый день. В ожидании возможных событий у него сводило желудок, и по мере приближения решающего момента все вероятнее казалось разочарование. Кларенс не был уверен, что сумеет сделать все правильно. «Господи, — молился он про себя, — пути твои неисповедимы. Сегодня ты можешь проявить себя. Благодарю, что ты сегодня со мной, с Мэгги и особенно с Тони».

— Кларенс, ты никогда не рассказывал мне о своем отце, — тихо сказала Мэгги.

— Он был хорошим человеком. Умер почти десять лет назад. Он был таким, каким и должен быть отец, но главой семьи была мать. Его смерть воспринималась не так тяжело, как это… это… даже не знаю, как назвать. Он ушел от нас, а она застряла в промежуточном пространстве, и мы не можем докричаться до нее.

Тони молча слушал. Слова Кларенса «в промежуточном пространстве» вызвали у него улыбку, и он едва не вмешался в разговор, но вовремя одернул себя. Сейчас это было бы неуместно.

Мягкий свет наполнял комнату, в которую они вошли. В кресле сидела пожилая элегантная темнокожая женщина, одетая в платье теплых красных и темных тонов. На ее красивом лице с высокими скулами ярко блестели глаза, по которым нельзя было догадаться, что внутри у нее пустота.

Когда девушка-волонтер удалилась, Мэгги подошла к Кларенсу и поцеловала его в губы долгим и нежным поцелуем. Когда у тебя всего один поцелуй, надо, чтобы он запомнился. Тони очутился в просторном помещении, где царил порядок и где он уже был однажды совсем недолго. Перед собой он видел полные любви глаза Мэгги.

— Ну ладно, хватит уже! — воскликнул он.

Оба улыбнулись и отодвинулись друг от друга. Кларенс подошел к матери и склонился над ней.

— Здравствуй, мама, это Кларенс, твой сын.

— Простите. — Старушка отвела взгляд. — Кто, вы говорите?

— Кларенс, твой сын. — Наклонившись к матери, он поцеловал ее в лоб. Она улыбнулась, а Тони во второй раз за последние несколько минут переселился на новое место.

Тут все было иначе, чем у других. Полумрак, видно плохо. Перед Тони возникло лицо Кларенса, полное надежды и ожидания.

— Миссис Уокер! — Голос Тони отразился от невидимых стен. Было такое впечатление, что он находится внутри металлического цилиндра. — Миссис Уокер! — повторил он, но единственным откликом был отзвук его собственного голоса. Через глаза миссис Уокер Тони видел, что Кларенс сел рядом с Мэгги и смотрит на мать выжидательно. Тони тщательно отрепетировал послание, которое Кларенс просил передать его матери, но получателя не оказалось на месте.

Тут ему в голову пришел вопрос, который поверг его в панику: как он выберется отсюда? Об этом они не подумали. Что если он застрянет здесь, и надолго? Пока эта женщина не умрет? Или, может быть, когда его тело, находящееся в больнице, перестанет бороться за жизнь, то душа соединится с ним? Оба варианта были не слишком приятными. К тому же Тони почувствовал приступ клаустрофобии. Может быть, если Кларенс поцелует мать, Тони вернется к нему? Из-за этой неопределенности ему было не по себе.

Но то, что он здесь оказался, было правильно, Тони это чувствовал. Когда Кларенс высказал свою просьбу, он сразу понял, что должен сделать это, и сейчас тоже не жалел о принятом решении. Подумав об этом, Тони успокоился. Когда он в последний раз сделал что-нибудь хорошее для кого-нибудь, если это не требовалось для успеха его собственного дела? Припомнить не удавалось. Что ж, может быть, он и попал в ловушку, но он воспринимал это как должное, и даже с удовлетворением.

Затем Тони пришел на ум фокус с танцевальными прыжками, которому его обучила Бабушка. Он попробовал проделать его и оказался лицом к темной стене, находившейся прежде позади него. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел в этой стене целый ряд каких-то дверей. Почти на ощупь он подошел к одной из них. Дверь легко отворилась, и хлынувший из нее яркий свет заставил его на миг зажмуриться. Открыв глаза, он увидел, что стоит на краю пшеничного поля, раскинувшегося до самого горизонта. По полю гулял ветер, и колосья исполняли какой-то танец, ритм которого был известен только им. Через поле вела тропинка, которая исчезала вдали, около рощи раскидистых дубов. Картина была величественная и притягательная, но Тони закрыл дверь и снова оказался в полной темноте.

Неожиданно он услышал голос, что-то напевающий. Повертев головой, Тони понял, что звук исходит из-за третьей по порядку двери. Оглянувшись, он увидел освещенные мягким светом очертания фигур Мэгги и Кларенса, которые сидели, взявшись за руки, и ждали.

На третьей двери имелся хорошо уже знакомый ему засов. Тони улыбнулся. Эту дверь он тоже открыл без труда и вошел в великолепную большую комнату с нишами. Стены из красного дерева были покрыты полками со множеством книг. На местах, свободных от книг, стояли фотографии и искусно сделанные безделушки. Пение здесь слышалось громче, и, заглянув за стеллаж, отходивший перпендикулярно от стены, Тони остановился. Перед ним сидела женщина, которую он только что видел, но она была значительно моложе, полна жизни и энергии.

— Энтони? — произнесла она с улыбкой, осветившей все вокруг.

— Миссис Уокер? — ошарашенно спросил он.

— Называйте меня просто Амелией, пожалуйста, — рассмеялась та. — Идите сюда, молодой человек, сядьте рядом со мной. Я ждала вас.

Тони сел, с удивлением осознав, что к нему вернулась способность видеть собственные руки и ноги. Амелия протянула ему большую чашку дымящегося черного кофе.

— Но как?..

— Я здесь не одна, Энтони, у меня большая компания. Это, с одной стороны, временно, но с другой — вполне постоянно. Довольно трудно объяснить, как одно переплетается с другим, являясь вместе с тем его частью. — Голос у нее был ясный и мелодичный. — Тело цепляется за привычное, пока в силах держаться. Мое, похоже, обладает упорством, как и я сама. Мне нравится слово «упорство», оно звучит гораздо лучше, чем «упрямство», правда?

Оба засмеялись. Они говорили друг с другом просто и откровенно.

— Не знаю даже, как спросить вас… Вы можете выйти отсюда, из этой комнаты?

— В данный момент не могу. Дверь, через которую вы вошли, захлопнулась за вами, и ее невозможно открыть. Но мне здесь хорошо. У меня есть все, что может понадобиться, пока я жду. Все это, — она обвела широким жестом помещение, — мои воспоминания. Я их привожу в порядок, заношу в каталог. Все они здесь, ни одно не утеряно.

— Неужели ни одно?

— Ну, есть вещи, которые и не вспомнишь, но все важное сохранено. Чувствовали вы когда-нибудь, наблюдая закат солнца, что в этом моменте есть какой-то глубокий смысл, который ни одна фотография не может передать, и вам хочется сохранить его, запечатлеть в своей памяти? Понимаете, о чем я?

— Конечно, — кивнул Тони. — Когда проходит момент радости, испытываешь чуть ли не боль, чувство невосполнимой утраты.

— Удивительно то, что на самом деле этот момент не утрачивается, он остается в вечности. Он будет вспоминаться, а значит, снова переживаться. Такие вещи, — сказала она улыбаясь, — очень трудно передать словами.