— Сорняки! — бросил Хвастун.

— Что «сорняки»?

— Честность, цельность, прямота — это сорняки, вредные цветные явления с шипами.

— Повидайся с другими, — предложила стоявшая рядом Бабушка.

— А теперь отведите меня к другим! — потребовал Тони. — И не пытайтесь одурачить меня своими выдумками насчет того, что я взорвусь.

— Только одна маленькая просьба, — взмолился Хвастун, растерявший все свое хвастовство. — Вы скажете Эго, что вынудили нас отвести вас к нему, что у нас не было выбора?

— Эго? Это ваш благодетель? — Оба кивнули. — Иначе говоря, ваш босс?

— Да, — подтвердил Болтун. — Он сильнее нас и потому указывает, что мы должны делать. Ему вряд ли понравится, что мы привели вас к нему. Он отчитывается перед самим главным боссом… Ой! — Он съежился, ожидая подзатыльника, но Хвастун предпочел промолчать и покорно ждал продолжения.

— А кто у вас главный босс? — спросил Тони.

— Так вы же, мистер Энтони Спенсер, — ответил Болтун с плутоватой улыбкой. — Вы, разочарованный владелец этого негодного куска земли, вы главный босс. Но мне надо быть осторожнее. Тут столько бессердечия и вероломства.

Тони подозревал, что Болтун намекает на него самого, но не хотел тратить время на выяснения. Он был уже сыт по горло разговором с этой парочкой и сделал им знак, чтобы они возвращались, откуда пришли, а сам пошел следом, сопровождаемый Бабушкой.

По мере того как они спускались, тропинка становилась все более заросшей, путь преграждали поваленные деревья и камни, словно разбросанные чьей-то гигантской рукой. Чуть дальше тропинка разветвлялась, и Тони посмотрел, куда ведет правая дорожка, которую парочка миновала. Та заканчивалась у какого-то одиноко стоящего сооружения, представлявшего собой каменный блок без окон, прилепившийся к стене и почти не заметный на ее фоне.

— Что это такое? — спросил Тони, указав на здание.

— О, мистер Спенсер, вам это место ни к чему, — заявил Хвастун, не останавливаясь. — Вам лучше держаться от него подальше. Хватит уже того, что мы ведем вас к боссу.

— Просто скажите, что это такое.

— Это храм, — бросил Болтун через плечо и захихикал. — Уж вы-то должны знать. Вы его построили и молились там.

— Хватит болтать! — проворчал Хвастун, ускоряя шаг.

«Храм? — удивился Тони. — Странно…» Но что бы это ни было, впечатление оно производило. Он быстро нагнал бредущую по тропинке парочку. Вонь, которая издали ощущалась относительно слабо, переросла в сильный запах тухлых яиц, и Тони старался не дышать носом, чтобы не задохнуться. Вместе с этим запахом усиливалось и его чувство тоски и одиночества. Он был рад, что Бабушка рядом, хотя шла она молча, будто все происходящее ее не касалось.

Тропинка сделала поворот, и Тони изумленно застыл на месте. Менее чем в пятидесяти ярдах от него виднелось скопление построек, самых разных по качеству, но единых в неправильности своих пропорций. В двухстах ярдах за ними возвышалась стена, самая дальняя граница территории, которую до сих пор Тони видел лишь издали. Попав сюда впервые, он не обратил внимания на конструкцию стены, но сейчас оказался достаточно близко к ней, чтобы все разглядеть. Стена была сложена из тщательно подогнанных друг к другу огромных камней, выглядела неприступной и поднималась на сотни футов, исчезая среди низких облаков.

Из одной постройки вышел долговязый человек довольно странного вида: создавалось впечатление, что он сложен как-то неправильно, и Тони захотелось разглядеть его получше, чтобы определить, в чем же дело. Вскоре он понял, что виновата голова, непропорционально большая по сравнению с телом, а также слишком маленькие глазки и слишком широкий рот. Толстый слой грима покрывал лицо незнакомца.

— Мистер Спенсер, очень любезно с вашей стороны посетить мое столь скромное жилище. Я ваш слуга, преданный вам навечно. — Человек подобострастно улыбался; голос у него был надтреснутый и елейный, как патока. Когда он говорил, грим на лице начинал крошиться, хотя и не отваливался совсем, и в образовавшихся трещинах были видны темные уродливые синяки.

У Тони возникло чувство брезгливого превосходства, какое вызывает человек, полностью поглощенный собой.

— Ты, должно быть, Эго, — предположил он.

— Вы знаете мое имя? Совершенно верно, я Эго, к вашим услугам. — Эго низко поклонился. — То, что вы пришли сюда, меня несколько удивляет. — Он бросил полный почти нескрываемого презрения взгляд на парочку, сопровождавшую Тони. — Вы получите свою награду позже, — проворчал он.

Оба, казалось, съежились еще больше. Похоже, в присутствии босса у них не было никакого желания болтать или хвастать. Из зданий высыпало около дюжины странного вида существ, сбившихся в кучки и разглядывавших Тони.

— Зачем ты существуешь? — требовательно спросил Тони.

— Ну как же, чтобы помогать вам выносить решения, — ответил Эго, и на его изуродованном лице промелькнуло лукавое выражение. — Я напоминаю вам, как вы значительны, как необходимы тем, кто кормится, работая на вас, и скольким они вам обязаны. Я веду учет всех случаев, когда они раздражали вас и когда совершали ошибки, за которые вам приходилось расплачиваться. В мою обязанность входит нашептывать вам, что вы один из немногих ценных людей в мире. Вы очень важное лицо, мистер Спенсер, все восхищаются вами, любят вас и уважают.

— Это неправда, — отрезал Тони. — Да я и не заслуживаю их любви и уважения.

— О, мистер Спенсер, мне больно слышать от вас такой вздор. Вы заслуживаете и этого, и гораздо большего. Посмотрите, сколько вы сделали для этих людей; самое меньшее, чем они могут вам отплатить, — это признать, что вы стараетесь ради них. Это минимум того, что они должны вам. Вы не стремитесь завладеть всем миром, вам достаточно их признания. Если бы не вы, люди, что находятся под вашим началом, остались бы без работы. Если бы не ваши превосходные профессиональные качества, вашим партнерам пришлось бы наниматься в чернорабочие. А они за вашей спиной строят козни, чтобы лишить вас вашего положения. Они не понимают вас, не видят, какой вы подарок судьбы. Одна мысль об этом причиняет мне боль. — Эго с убитым видом приложил руку к своему огромному лбу.

Тони не раз приходили в голову подобные мысли, но он их никогда не высказывал. В них была своя логика, которая подпитывала себя и порождала возмущение и обиды, во многом руководившие его действиями, как он теперь понял. Встреча с собственным уродливым Эго оказалась крайне неприятной.

— Я больше не хочу быть таким!

— Мистер Спенсер, эти слова как нельзя лучше объясняют, почему вы столь великий человек. Только вслушайтесь в свое признание. Предельная искренность! Бог может гордиться столь скромным поклонником, всегда готовым покаяться, отказаться от собственной личности и выбрать иной путь. Для меня большая честь быть вашим другом, вашим братом.

— Ты не мой брат! — резко бросил Тони.

Он не находил слов. Но разве Эго не прав? Разве Бог не хочет, чтобы Тони изменился, покаялся? Однако Эго исказил мотивы, которыми руководствовался Тони, сделал их внешне более благородными и привлекательными, а по сути лицемерными. Под ними всегда крылся более или менее явный расчет.

— Я знаю, кто ты такой, — сказал Тони. — Ты извращенная, хотя, может быть, и более честная ипостась меня самого.

— Мистер Спенсер, вы, как всегда, правы. Вы должны отказаться от собственной личности и вместо собственных желаний, нужд и потребностей обратить всю энергию на дела и заботы других людей. Бескорыстная любовь — наивысший и наипрекраснейший вид самопожертвования; Бог будет очень доволен. Вы должны распять себя, умереть для себя и возвести Бога на трон своей жизни. Вы должны принизить себя, чтобы Он, — Эго ткнул костлявым пальцем в небеса, — возвысился.

— Э-э… Все это верно, я полагаю? — неуверенно спросил Тони Бабушку. Его все же грызли сомнения, на сердце было беспокойно.

Бабушка смотрела на него с любовью, давая понять, что не оставит его, но стоически молчала. Тони понял, что сам должен разрешить свои сомнения, и был немного рассержен тем, что Бабушка не хочет ему помочь. Проще всего стоять рядом и ничего не делать! Он же совсем не готов к такому испытанию.