— Да… А почему ты спрашиваешь? Думаешь, я что-то скрываю?
— Возможно, но не столько от меня, сколько от самой себя. Страх перед содеянным порой заставляет нас неосознанно… или не совсем осознанно искажать факты. Лучше этого не делать.
— Я не думала, что у него пистолет, — помолчав, сказала Диана. — То есть… Я в тот момент вообще не думала, пистолет это или парализатор. Просто… он навёл его на меня, и я думала только о том, что надо защищаться.
— Инстинкт, древний, как мир. Нормальная реакция. Особенно для потомка воинственного племени.
— Но я могла сбросить хронотоп и улететь… Вообще-то я не знаю, что было бы быстрее — превратить эту чудо-игрушку в меч или скинуть лягушачью кожу. Я, конечно, не уверена, что уже достаточно отдохнула к тому времени, но я об этом и не думала. Я сразу подумала о мече. И цветок тут же превратился в меч. Если бы я спасалась, используя другую свою способность, я бы никого не убила. Я всё-таки не пойму, почему я выбрала…
— Дия, бывают моменты, когда решение приходит само. Какая-то часть нашего мозга решает за нас, прежде чем мы осознаем правильность этого решения. Убив копа, ты завладела его амуницией и его конём, благодаря этому проникла в святая святых даркмейстеров, нашла меня, и мы обе спаслись. Не хочу быть циничной, но вариант с убийством оказался для нас оптимальным. Я это не к тому, что в любом случае надо сразу хвататься за оружие. Мне приходилось убивать, и это всегда было необходимостью… Надеюсь, что всегда. На войне как на войне. Расскажи, как всё было.
— Но я ведь уже…
— Ещё раз и поподробней.
Она посмотрела на меня, как ребёнок, которого заставляют принять горькое лекарство. До чего же мне хотелось избавить её от всей горечи и боли, что уже были в её жизни и ждали её впереди. Я погладила её по щеке. Она улыбнулась и начала свой рассказ, стараясь не пропустить ни одной детали.
— Я так и не смогла закрыть ему глаза, — сказала она, описав случившееся в гостиничном номере. — Мне казалось, что он смотрит, как я снимаю с него куртку, плащ, как собираю вещи… Мёртвому следует закрыть глаза, убитый враг заслуживает определённого уважения, но я не смогла…
— Ему уже всё равно, и о нём позаботятся. Уже позаботились. Для вас обоих худшее позади.
Я привлекла её к себе. Слава Богу, эта нервная дрожь её отпустила. Мы долго сидели, обнявшись, и молчали. В разноцветных сумерках сада то и дело возникали две фигуры — светлая и тёмная. Казалось, белый единорог то убегает от своей тени, то гоняется за ней.
— Кажется, Кришна и Алдис подружились.
— Более чем, — Диана тихонько засмеялась. — Анда говорит, эти виды совместимы, так что, возможно, через десять месяцев тут будут резвиться маленькие единороги или просто жеребята — белые, чёрные, пятнистые… Ведь Кришна кобыла. Я только тут это поняла, когда разглядела её при свете дня. Ума не приложу, почему ей дали такое имя. Видимо, её хозяева неважно разбираются в мифологии и считают, что Кришна — это богиня. Оставим её здесь?
— Думаю, так будет лучше. Если Анда не против…
— Не против чего? — спросила вышедшая на террасу хозяйка.
— Мы хотели оставить у тебя нашу лошадь, — сказала Диана. — Не тащить же её с собой в Египет.
— Конечно, пусть остаётся. Тут ей будет даже лучше, чем на Никте. Насколько я поняла, там этим лошадям постоянно требуется подпитка тёмной энергией, а, живя в Маатлане, она будет получать всё необходимое естественным путём. Вам лучше побыть тут ещё денёк. Пусть ваши амулеты ещё подзарядятся. К тому же я хочу завтра понаблюдать, как у Терри заживает. Если день пройдёт без драк и беготни, к следующему утру даже шрама не останется.
— Я бы дала вам с собой эту мазь, — добавила Анда, всматриваясь в тёмные заросли, — но в вашем мире она утратит свои чудодейственные свойства. Впрочем, всё равно дам — на всякий случай. Если не будет особой пользы, то и вреда не будет. А теперь пора в дом. Уже почти стемнело. Сейчас загоню этих двоих в стойла и запру все двери и окна. В самое тёмное время суток мир из тёмной материи особенно подвержен изменениям, а многие его обитатели становятся ещё более опасны, чем днём. Не бойтесь, душно не будет. По ночам я ставлю в каждой комнате вазу с веткой ледяной сосны. Она замечательно чистит и освежает воздух. Ледяная сосна растёт в северной зоне, но северяне регулярно приезжают сюда торговать. Держу эти ветки в кладовке, в чане с водой. Хранятся два-три месяца.
— Мурр тоже всегда ночует в доме? — поинтересовалась Диана.
— А вот этот прохвост ничего не боится. Маленькому зверю легко спрятаться, если что, да у него и маскировка хорошая. Эойи особенно любили экспериментировать с кошачьими. Даже, говорят, создали племя людей-львов — весьма опасных существ, которых сразу же поселили на какой-то далёкой от Терры планете. А ещё они много экспериментировали, создавая так называемых сэйверов. Мы знаем, что есть виды, выведенные для того, чтобы служить людям, а сэйвер… Он не просто служит. Это животное, которое вскоре после рождения устанавливает связь с конкретным человеком. Зверь вроде как сам выбирает себе хозяина на всю жизнь, и связь между ними может быть очень прочной.
— Как у альдов с лурдами, — сказала Диана.
— Откуда вы знаете об альти-лурду? — удивилась Анда. — О повелителях львов… Что вы знаете об Огненном мире?
Так вот как тут называют Далейру.
— Немного, — пожала плечами Диана. Мне показалось, что информация о сэйверах её не удивила. Скорее всего, она уже слышала о таких животных, иначе отреагировала бы куда более заинтересованно. — А что тебе известно об Огненном мире?
— Тоже немного. Назван он так, потому что там много вулканов и горячих источников. Ещё знаю, что там произошло бедствие, и почти все обитатели этого мира покинули его через врата, которые там сделали эойи.
— А куда они ушли? — Вот тут глаза у Дианы загорелись. Она снова напомнила мне настороженную львицу. Юную львицу, напавшую на след.
— Понятия не имею. И надеюсь, они действительно ушли, а не погибли. Когда эойи незадолго до потопа переселили одно племя Терры в Огненный мир, они сделали там врата, которые помогут людям спастись в случае страшной катастрофы. Эойи знали, что мало кому из смертных под силу открыть врата в другой мир, поэтому они заставили старейшин заучить одно заклинание, и те передавали его своим преемникам. Заклинание должно было помочь открыть врата. Надеюсь, оно сработало.
— То есть маги заранее присмотрели мир, где обитатели Дале… Огненной планеты смогут в случае чего найти новое пристанище?
— Видимо, так. Последние маги Атлы обладали огромным могуществом.
— И они были уверены, что та, другая, планета всегда будет безопасной?
— Не знаю, — похоже, Анда была удивлёна таким горячим интересом Дианы к Огненному миру. — Я же говорю, мне мало что известно об этом.
Лично меня больше удивляло другое. Оказывается, альды были одним из племён Терры, которое эойи спасли, отправив на другую планету. И Диану эта информация не удивила. Её удивило, что они ушли с Далейры, а вот о том, что эойи их туда отправили перед потопом, она уже знала. От кого? Разумеется, от эойя, с которым познакомилась в Египте. И он же убедил её в том, что она действительно является потомком альдов с планеты Далейра. Недаром она недавно сказала: "Теперь я в этом уверена"… Но почему она не захотела сказать мне, что узнала это от него? Она говорила с ним о чём-то таком, о чём не хочет говорить со мной. Почему? Я знала, что она мне доверяет. Наверное, мне следует спросить её… Ладно, потом. Я уже не первый раз поймала себя на том, что боюсь, как бы разговор о Далейре не повернул в опасное русло. А ведь я должна рассказать Диане о своём давнем необдуманном поступке. О своём вмешательстве в прошлое этого мира. О том, что, если бы не моё вмешательство, Дианы Луизы де Лавальер не было бы сейчас на свете. Неужели это действительно так? Хадиджа в этом уверена… Так может, Хадиджа просто старая маразматичка, придающая слишком большое значение своим видениям… Нет, Хадиджа не шарлатанка. Я чувствовала, что она права. Я прокралась в сияющий чертог бога Тота и, тайком открыв его книгу, вписала туда имена, которых там не должно было быть. Что ему стоит в гневе вычеркнуть лишнюю запись… Вот почему счастье, которое я испытываю последние несколько дней, всё больше и больше причиняет мне боль. Мне не хотелось думать, что это похищенное у богов счастье — прелюдия к трагедии. Как я скажу ей о том, что сделала? Как она к этому отнесётся? Мой страх потерять её — это ещё полбеды. Хуже, если она будет жить в страхе, что её вот-вот вычеркнут из реальности, в которой её не должно было быть. Или она уже что-то такое чувствует? Откуда у неё это ощущение обречённости?
