Виттория была готова уже войти в болезненный экстаз, но Джулия, поднявшись с места, решительно обняла ее за плечи. Она крепко встряхнула подругу, чтобы густое, темное облако печали перестало растекаться от нее по комнате.

Маргарита сосредоточенно ей помогала, стараясь не нарушать воцарившейся тишины. Виттория затихла на груди Элеоноры, Рената плакала с закрытыми глазами. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, даже в скорби она выглядела величаво.

Избыв эмоции слезами, Рената первая заметила, что уже ночь, а по комнате тянет гарью и порхают хлопья сырой копоти, потому что в каминную трубу задувает Трамонтана. Это открытие быстро наполнило ее энергией, и она пришла в себя.

— Пойду принесу еще дров. Эти монахини понятия не имеют, как должен гореть огонь, предназначенный для грешников.

Рената рассмеялась и накинула на плечи соболью шубу, которая придавала ей еще более величественный вид. Элеонора попыталась ее остановить:

— Надень еще плащ с капюшоном, на улице снег, и ты простудишься. Нам только твоей простуды не хватало ко всем бедам.

— Снег? Элеонора, Урбино расположен слишком близко от моря, и ты понятия не имеешь, что такое холод. Приезжай в Феррару в январе, и здешняя погода покажется тебе весенней.

И она укоризненно обернулась к присмиревшей подруге:

— К тому же мне всего тридцать пять лет, и тепло молодости пока еще согревает меня в ненастье.

Когда она вышла, Элеонора и Джулия улыбнулись ее неукротимому жизнелюбию.

— К счастью, она никогда не переменится. Хорошо было бы все время жить рядом с ней. Уж ей-то меланхолия не грозит.

Спустя несколько минут дверь распахнулась от мощного удара ногой, и вошла Рената, держа в руках пять дубовых поленьев толщиной в ладонь.

— Сейчас я вам покажу, что такое настоящий огонь.

И склонилась над камином, подбрасывая туда дрова.

— Интересно, что нам приготовит сегодня аббатиса? Не будет же она мучить нас салатами и флорентийской пиццей! Нет, я сама схожу на кухню. Я видела, как вчера монахини готовили засахаренные каштаны, которые только что принесли из лесу. В жизни не видела таких огромных. Еще я заметила паштет из дичи, и он обещает быть недурным, если судить по голове кабана, которого свежевали во дворе. Сегодня мы заслужили больше, чем просто пропитание. Кстати, о кабане, Маргарита, ты вчера давала монахиням указания, как его резать, чтобы не перепачкаться в крови. Ты и в этом знаешь толк?

Маргарита ничуть не обиделась на эту шпильку и, улыбаясь, ответила Ренате:

— Конечно знаю. Если живешь с евреем, надо знать, как зарезать животное, чтобы он не счел потом нечистым мясо, что у него на тарелке. Я хотела собрать кабаньей крови, чтобы приготовить десерт из хвойных семян с сахаром, но монахини пришли в такой ужас, что я оставила эту затею.

— Жаль, я бы охотно попробовала десерт на крови. Но если уж ты настроена поработать на кухне, помоги мне накрыть на стол.

Джулия тоже вызвалась вместе с Маргаритой помогать Ренате. Они накрыли сверкающий серебром и хрусталем стол и поставили на него чеканные, покрытые эмалью чаши с розовой водой, чтобы помыть руки после поединка с кабаньим паштетом.

Вино и дубовые поленья, принесенные Ренатой, быстро согрели дам, и они праздновали в свое удовольствие, проведя замечательный вечер, который все оценили как один из самых лучших в жизни. Защиту их свободы взяли на себя холодный ветер и скалы Орвьето, а монахини постарались на славу, чтобы никто из них не вспомнил о придворных поварах и столовых приборах от лучших ювелиров Италии. Даже Элеонора признала, что разнообразные пиццы из тонкого слоеного теста были куда как хороши и паштет удался. Виттория расчувствовалась и пришла в сентиментальное настроение, в котором подруги ее никогда не видели. Она закрыла лицо руками, поглаживая пальцами покрасневшие веки.

— Вот уже много лет я говорю вам, что нам надо жить всем вместе в этом монастыре. За его стенами мне не страшны никакие несчастья. А уж вместе мы будем счастливы, и нам будут завидовать, как двору Мнемозины.

Элеонора погладила ее по руке.

— А ты думаешь, я все время об этом не размышляю? Думаешь, я не завидую твоему миру и покою, когда получаю твои письма из Орвьето? Что, ты думаешь, держит меня в Урбино? Конюхи, что ли?

Смеясь, она обернулась к Ренате, и та отрицательно затрясла головой.

— Не сочиняй басен про мои похождения: в Ферраре нет ни одного сносного конюха. В последний раз я влюбилась в рыбака. Представь себе, какая досада каждый раз заставлять его мыться перед свиданием.

Дамы расхохотались, а Элеонора продолжала:

— Я уж и к мессе ходить перестала, чтобы ни с кем не встречаться. Но как я могу оставить моего злополучного сына, этого самонадеянного мальчишку, который, как дрозд, на каждом шагу рискует попасть в сети своих советчиков? А моя дочь Изабелла? Ей уже двадцать лет, а она все еще не нашла себе жениха. Знаете, сколько писем я написала императору и брату Эрколе, чтобы ее пристроить? Как только в королевстве и в семье наступит порядок, я сразу приеду и больше не расстанусь с тобой в Орвьето. И теперь, отведав этих дивных засахаренных каштанов, я думаю, что другой цели в жизни у меня не будет.

Джулия разгоревшимися от тепла и вина глазами разглядывала на свет искрящийся бокал.

— Что касается брака Изабеллы, Элеонора, я тебе советую выдать ее замуж за человека старого и могущественного, который не очень бы ей докучал и быстро оставил вдовой, как мой бедный Веспасиано Колонна. При всем моем почтении к его кузине Виттории, которая знает, что я была ему верна.

Виттория приподняла брови в знак того, что она благосклонно пропустила это суждение. Рената же не унималась. Она была хозяйкой праздника и выпила чуть больше остальных, чтобы растормошить подруг.

— Свобода тебе дорого стоила, Джулия. Красивейшая из женщин, воспетая всеми поэтами, единственная, кто может похвастать тем, что соблазнила Сулеймана Великого, который выслал двадцать галер и лучшего из своих генералов, чтобы ее выкрасть! А она с шестнадцати лет отказывает всем ухажерам, даже бедняге Ипполиту Медичи, лучшему жениху Италии, красивому, богатому, смелому, да к тому же и влюбленному. Кто еще стал бы терять время и переводить целиком книгу Гомера для женщины, которая его ни разу даже не поцеловала? Джулия, госпожа Фонди и муза красоты всей Италии, а не слишком ли дорого ты ценишь свою независимость?

Джулия нимало не смутилась этой тирадой, наоборот, еще подлила масла в огонь:

— Не с шестнадцати лет, а всегда, моя милая. Бедняжка Веспасиано не успел сломить мое сопротивление, если это тебя утешит.

— Веспасиано Колонна к тебе не прикасался? Так ты и вправду девственница? Значит, этот лис Паоло Джовио прав. Он как сумасшедший орал перед кардиналом Фарнезе, помнишь, Маргарита? Джулия, о, эта прекрасная Джулия, она хочет, чтобы все мужчины мира умерли, так и держа в себе свое семя! Как такое возможно? Прекраснейшая из женщин девственна!

Рената закрыла лицо руками.

Джулия же осталась ко всему равнодушна, словно это ее не касалось.

— Мне вовсе не надо, чтобы мужчины умирали с семенем внутри. Я просто хочу, чтобы они вместе со своим семенем держались от меня подальше. Я бы тоже не отказалась перебраться сюда жить вместе с Витторией и переберусь. Хотя мне всего тридцать два года, я не боюсь затворничества в монастыре. А развлечение себе найти я сумею. Может, не засахаренные каштаны, но…

Виттория метнула в нее быстрый взгляд, словно предупреждая, что та зашла слишком далеко. Джулия вернулась к своей обычной рассудительной манере:

— Мне надо позаботиться о племяннике Веспасиано, сыне моего брата Луиджи и моей падчерицы Изабеллы Колонна, которая бросила мальчика сразу после смерти брата. Она из тех женщин, что не могут жить, если рядом нет мужчины. Она тут же выскочила замуж за этого придурка герцога Тальякоццо и уехала с ним в его тоскливую снежную пустыню. Мальчика воспитываю я, и он уже вошел в тот возраст, когда пора подумать о невесте, которая не сделает его слишком несчастным.