Снаружи доносятся звуки клаксона, но женщины, все еще находящиеся под впечатлением рассказа, не торопятся покидать дом. Анум сам бежит к калитке. Через минуту слышны взрывы радостного смеха.

– Девушки! Можете вволю есть, пить и даже танцевать топлес! – обращается к окаменевшим дамам Анум, который вернулся буквально через минуту. – Это больше чем хорошая семья, – добавляет он и похлопывает по спине молодого мужчину.

– Что это значит?

– Все отлично. Мы с Анумом пересекаемся по работе во многих отраслях, он мой гуру и промоутер, – осведомляет их вошедший Квафи.

Деревушка семьи матери новорожденного находится в тридцати пяти километрах к западу от Аккры. Вначале нужно ехать вдоль берега моря по туристической автостраде, потом сворачивать вглубь материка по слегка ухабистой дороге и, наконец, трястись три километра по гравию. Видно сразу, кто едет на своих автомобилях за хозяином, который показывает приятную глазу местность, окруженную пальмовыми рощами. Здесь нет обычных конических негритянских домов из глины под соломенной крышей. По обеим сторонам дороги выстроены ряды длинных одноэтажных бараков из красного кирпича, крытых волнистой жестью. Автомобили проезжают мимо большого побеленного молельного дома, маленького костела со стрельчатыми окнами, пристройками и большим садом и останавливаются на небольшой площади, где стоят представительские здания: ратуша, пивная и супермаркет, а вокруг – одноэтажные каменные дома. Центр площади занимает фонтан: дельфины прыгают вокруг Зевса, из трезубца которого течет вода.

– Тут приятно, – замечают женщины. – А какой воздух! – Они рассыпаются в похвалах, а Марыся в своем выходном белом платье устраивается на краю фонтана и снимает туфли. Дарья сидит в коляске и, опираясь на пухлые ручки, с интересом оглядывается по сторонам.

– Праздник будет на площадке, специально для этого предназначенной, где есть место для танцующих, деревянные лавки и столы, – гордо сообщает Квафи, показывая приглашенным дорогу.

– А почему я здесь до сих пор не был? – спрашивает Анум.

– Я же не знал, что ты любишь народные гуляния, – смеется хозяин и по-приятельски похлопывает гостя по спине. – Ты всегда казался мне высокомерным модником.

– О, пахнет домашней едой… Как у мамы. – Анум не обращает внимания на шутки и почти бегом направляется к расставленным жаровням и кострам, на которых стоят десятилитровые котелки.

– Если все будут так голодны, то мы не сможем поздравить малыша: каждый сразу побежит к еде, – вздыхает молодой отец.

– Он наверняка шутит, – успокаивающе произносит Малика. – Это шутка.

– Здравствуйте, уважаемые господа! – Из-за угла деревянного домика выходит высокая стройная женщина. Держится она просто, как если бы шла по подиуму для моделей.

– Это моя жена, Абла, – представил свою половинку Квафи.

– Прекрасно выглядишь, моя дорогая, – тут же искренне замечает старая ливийка.

– Никогда бы не поверила, что неделю назад ты родила малыша, – соглашается Хадиджа.

– Чувствую себя маленьким толстым цыпленком, – расстроенно вздохнув, говорит Малика.

– Для начала по стаканчику домашнего пальмового вина. – Абла дает баночки из-под горчицы, наполненные до краев мутной жидкостью. – Очень вкусное, мой отец сам делал.

Женщины осторожно пробуют напиток, а потом, удивленные его освежающим вкусом, выпивают почти одним глотком.

– Осторожно, вино все-таки с градусами, – предостерегает их Анум, который словно вырастает из-под земли. – Я ими займусь, а вы спокойно готовьтесь к празднику, – говорит он хозяевам.

Пока приглашенным показывали ребенка, прошло два часа, уже было хорошо за полдень. Гости надеются, что церемонию, возможно, сократят: все уже хотят есть, пить и танцевать. На площадке расставлены разного размера бубны, и музыканты слегка постукивают по ним пальцами. Наконец нового жителя деревушки выносят на всеобщее обозрение.

– Говори всегда на воду – вода! Говори всегда на алкоголь – алкоголь! – Пожилой мужчина обмакивает палец в этих жидкостях и касается губ ребенка.

– Что?! – Малика хохочет, зажимая рукой рот.

– Тихо, черт возьми! – Анум больно стискивает ей руку. – Это значит: будь человеком искренним и правдивым!

– Ага. – Женщина с трудом сдерживает смех.

По завершении обряда церемониймейстер приносит символическую жертву в честь духов предков – выливает на землю алкоголь – и просит их любви и покровительства для ребенка. Имя малышу дано, и теперь начинается настоящий праздник. Все пьют и едят сколько влезет, и никто ни на кого не обращает внимания. Анум занялся пивом, которое, к слову, имеет отменный вкус. Малика пьет вино, но потом, желая поддержать честь арабской семьи, переключается на колу.

Когда начались танцы, все участники праздника уже крепко навеселе. На землю опустились сумерки.

– Пора собираться. – Хадиджа и мать со спящей Дарьей на руках, а также испачкавшаяся и вспотевшая Марыся стоят перед веселой Маликой.

– Как это? Да вы с ума сошли! Хотите испортить мне праздник?! – Нетвердо стоящая на ногах Малика хватает сестру за руку. – Я совершенно не согласна! Я никуда не поеду!

– Так останься, если тебя это так развлекает, – отвечает мать, подбирая подходящие выражения.

– Как вы себе это представляете? Вы думаете сами отсюда выбираться? Это же африканская глушь.

– Я внимательно осматривала окрестности, когда мы сюда ехали, даже на том участке, где гравий, заметила фонари. Кроме того, к этой деревушке ведет единственная дорога, так что заблудиться невозможно, – говорит Хадиджа.

– Лучше, чтобы девочки не видели таких развлечений, – добавляет мать, поджимая губы, и быстро поворачивается к дочери спиной.

– C’est la vie! – Малика смотрит мутным взглядом на удаляющуюся семью.

Затем она снимает блузку, бросает ее на деревянную лавку и в одном только кружевном лифчике вскакивает на настил для танцующих.

Плотная толпа движется в ритме тамтамов, будто в трансе. Анум остался только в обтягивающих темно-синих джинсах, его кожа цвета красного дерева блестит от пота. Стройный силуэт хорошо сложенного высокого мужчины действует на Малику как магнит. Атмосфера на настиле пропитана ароматом чувственности и секса. Некоторые девушки танцуют в длинных юбках, иные топлес или почти топлес, прикрытые только ожерельями из мелких кораллов. Мужчины в одних брюках, шортах или бермудах, и каждый из них – с обнаженным торсом. Все танцуют босиком. Обувь мешает ощущению ритма и единения с природой. Малика чувствует на бедрах сильные мужские ладони, которые начинают вести ее за собой под ритм барабанов.

– Ты красивая, – слышит она томный голос, шепчущий прямо в ухо. – Хочу быть ближе, и ближе, и ближе…

Анум поворачивает ее лицом к себе, одним движением прижимает к своей покрытой потом груди и бедрам. Женщина чувствует по оттопырившимся брюкам, как он возбужден. Она едва может вздохнуть, у нее кружится голова, а низ живота сжимают спазмы. Она так давно ни с кем не была, так сильно в этом нуждается и так желает этого! Никогда она не чувствовала такого звериного желания, горячего и томного. Она могла бы это сделать на глазах у всех. Мужчина берет ее за руку и тянет к виднеющимся постройкам. В красном бараке погашен свет, и Анум с трудом открывает входную дверь. Впотьмах направляется в сторону самой дальней комнаты справа. Малика ищет зажигалку и натыкается в полумраке на грубый деревянный стол со свечой посередине. Любовники начинают двигаться с дикой похотью, и от мигающего света на стенах отражается бешеная пляска теней. Юбка и брюки брошены на грязный глиняный пол. Анум потеет еще больше, и запах, исходящий от его тела, становится необычайно острым. Малика не выносит пота, но на этот раз запах доводит ее до сумасшествия, и женщина слизывает соленую влагу с тела своего партнера, посасывает ему ухо и осторожно его покусывает. Волосы у него на голове короткие и жесткие, и Малика гладит их кончиками пальцев, касается их щекой. Анум водит губами по ее шее, стискивает набухшие груди. Возбуждение достигает пика. Анум тянет Малику в конец комнаты, на деревянную кровать, покрытую грязным одеялом.