Кроме отравлений, которых все боялись, люди Макандаля также часто совершали набеги на плантации. При этом они использовали помощь рабов в своих интересах. Макандаль еще до нападения убеждал чернокожих слуг в доме и рабов на полях перейти на его сторону, полагаясь на их лояльность, и приходил туда как их освободитель. Предатели встречались редко. Рабы открывали двери перед людьми Макандаля, когда хозяева спали, и чаще всего плантаторов убивали кинжалами прямо в их постелях, прежде чем они успевали заметить нападение.
— Что ты теперь собираешься делать, Цезарь? — спокойно спросил Макандаль.
Джеф догадывался, чего от него ожидают, и опустился на колени перед Духом Эспаньолы. Что-то в нем противилось этому, но, конечно, ему не следовало демонстрировать этого Черному мессии.
— Я хочу присоединиться к тебе, — сказал Джеф. — И бороться за нашу свободу. Я умею обращаться с мушкетом и ножом, а также орудовать саблей. Я мог бы обучать твоих людей фехтованию.
Макандаль кивнул:
— Я слышал о… о твоем прошлом. Ты можешь оставаться здесь. Однако тебе придется проявить себя, прежде чем я дам тебе должность учителя, иначе остальные будут недовольны. Тебе выделят жилище, и ты будешь тренироваться вместе с остальными мужчинами. Через несколько дней мы нападем на одну плантацию на востоке. А там посмотрим.
Джеф поднялся с невозмутимым видом. Он слышал, что армия Макандаля организована по военному образцу. В ней были сержанты, лейтенанты и другие командные должности. Но здесь, очевидно, на эти должности не избирались всеобщим голосованием, как это было на «Морской деве». Кто какую должность получит, решал только один человек — Макандаль. Черный мессия вопросительно посмотрел на Джефа:
— А как насчет твоей свободы? Есть ли у тебя кто-нибудь на плантациях? Любовница? Жена?
Джеф с болью подумал о Деирдре. Однако ему было понятно, что Макандаль спрашивал об этом не из любопытства и не для того, чтобы посочувствовать его судьбе. Речь скорее шла о возможных соучастниках.
— Ничего, что сдерживало бы меня, ничего, что отнимало бы у меня силы, — решительно сказал Джеф.
— Ничего, что удержало бы тебя от убийства? — процедил сквозь зубы Макандаль. Свет вокруг него танцевал, и черты его лица казались неподвижными, как у призрака. Неожиданно Джеф понял, почему его называют Духом.
И снова перед его внутренним взором появилось прекрасное лицо Деирдре, но он прогнал это воспоминание.
— Никого, кого я не решился бы убить! — заявил он. — Правда, есть одна девушка в Кап-Франсе… Рабыня в доме врача.
— Виктора Дюфрена? — спросил Макандаль. Он действительно был на удивление хорошо осведомлен.
Джеф кивнул.
— Ей мы можем доверять, — заверил он. — Она… она сделает все, что я ей скажу.
Макандаль рассмеялся:
— Значит, ты завладел ее сердцем… А ты спрашивал себя, хорошо ли это для нее?
Джеф наморщил лоб. Он не понял вопроса. Однако Макандаль и не настаивал на ответе.
— Мы вернемся к этому, когда наступит время, — сказал он и направился к главному помещению храма.
Джеф последовал за ним. Он уловил запах пищи, который доносился из коридора: Мирей и другие женщины готовили еду. Однако надежды Джефа на то, что Макандаль пригласит его к своему столу, не оправдались. Дух проводил его наружу и коротко объяснил, как найти дорогу к помещениям, в которых жили «солдаты».
— Мы рады, что ты с нами! — сказал Макандаль напоследок. — Тебя послали боги.
Между тем на улице стемнело и пошел дождь. Сималуа, молодая африканка, сидела на корточках у входа в свою низенькую хижину, поддерживая огонь и охраняя свое стадо. Джеф улыбнулся ей, проходя мимо.
— Хорошие коровы! — заметил он. Она все еще смотрела на него сердито. — Тебя зовут Сималуа?
Женщина робко кивнула.
— Меня называть Сима, — ответила она затем. — Сималуа трудно. Сималуа — масаи.
— Масаи — это твое племя? — догадался Джеф.
Молодая женщина кивнула.
Джеф отважился сесть рядом с ней, однако заметил, что она отодвинулась от него.
— Меня, — он указал на себя, — меня называют Цезарь. Но мое африканское имя — Джеф. Я ашанти. — Он похлопал себя по груди.
На лице Сималуа появилось некое подобие улыбки.
— Ашанти — твое племя?
Джеф тоже кивнул.
— Но у нас нет коров, — объяснил он.
По крайней мере, так он предполагал. На самом деле он не знал, держали ли ашанти в Африке крупный рогатый скот.
— Тогда у вас нет воров, — серьезно заключила Сималуа, явно обрадовавшись. — Потому что… потому что все коровы на земле принадлежат масаи. Это подарок богов.
Джеф считал, что об этом, конечно, можно поспорить, однако, очевидно, это всегда было так, когда речь шла о дарах богов. Что касалось его лично, то пусть бы Сималуа забрала себе всех коров на белом свете. Джеф был счастлив, что сидит рядом с ней. Он был защищен от тропического дождя, который снова стал поливать лагерь, как и почти каждый вечер. Рядом с Деирдре страсть обязательно одолела бы его, но вот рядом с Сималуа… Джеф любовался ее красотой, и у него было такое чувство, словно ее прелесть что-то пробуждает в его душе. Что-то, похожее на сочувствие, которое он всегда испытывал в отношении Бонни. И все же это было нечто большее.
Джеф молча переждал дождь, затем коротко попрощался с Сималуа и покинул ее. Однако он еще вернется. Ему необходимо вернуться и поговорить с ней. Может быть, ему удастся научить ее французскому языку. Может быть, ей нужен кто-то, кто будет заботиться о ней. При этом Джеф забыл, что у нее уже есть человек, который заботится о ней или, по крайней мере, имеет к ней определенный интерес. Это обстоятельство болезненно врезалось в память Джефа, когда на следующий вечер он снова слушал проповедь Духа. Потому что в эту ночь он избрал Сималуа.
— Он каждый день берет другую женщину? — недовольно спросил Джеф у своего соседа, когда Макандаль исчез в гроте с красивой женщиной из племени масаи.
Сималуа так же добровольно и с удовольствием пошла с ним, как и молодая женщина за день до этого, однако она не смотрела по сторонам с таким торжествующим видом, как та. Благосклонность Макандаля, возможно, и была для нее честью, однако явно не радостью.
Молодой мужчина рядом с Джефом, жилистый, небольшого роста мулат, который выделялся благодаря блестящим черным глазам и ниспадающей волнами на плечи львиной гриве, рассмеялся. Его звали Мишель, и они с Джефом жили в одной хижине, деля ее еще с двумя солдатами. Помещения в лагере Макандаля не многим отличались от жилья в поселке рабов на плантации, а еда была даже хуже, чем в Роше о Брюм. В конце концов, тут не хватало искусной поварихи Шарлин. Однако здешняя повседневная работа гораздо больше соответствовала склонностям Джефа, чем тяжкий труд на плантации сахарного тростника. От восхода до заката молодые мужчины посвящали себя военному искусству. Они стреляли из современного оружия и изучали старинные африканские приемы с использованием шестов и копий. В искусстве фехтования никто особо не отличался, а в умении быстро заряжать мушкеты и стрелять из них Джеф легко мог бы превзойти своих учителей. Однако он сдержался, гордясь своим благоразумием. Когда придет время набега на плантацию, он покажет всем, что умеет, и проявит свои способности именно перед тем человеком, для которого это было важно. Перед Макандалем.
Однако сейчас у Джефа появилась мысль о том, что его отношение к предводителю повстанцев может быть омрачено еще до того, как начнется первый бой. Джефу не понравилось, что Макандаль держал в объятиях женщину, которая была симпатична ему самому.
— Бабы к нему так и липнут! — ответил Мишель на его вопрос. — Потому что его сок — это благословение. — Он ухмыльнулся. — В селениях всегда ссорятся, когда Дух там говорит. Женщины тайком пробираются в его хижину. Здесь ведь почти все холосты, но в селах маронов женатых много. Тогда Дух должен быть щедрым и подарить мужу осла. Или строгим и забрать жену.