— Да, прислуга расхваливала его жену на все лады. По ее словам, это прекрасная, достойнейшая женщина, — ответил Гуарато. — Сам я ее не видел. Неделю назад она стала матерью.
Как ни пыталась Марион казаться спокойной, лицо ее невольно помрачнело. Эдмон женился, вероятно, счастлив, став отцом, а у нее нет детей.
Поздним вечером того же дня Ральф, оседлав лошадь, держал путь на восток. Светила луна. Зачем он расспрашивал дона Гуарато о том, где находится гасиенда капитана де Трепора? Трепор был связан с теми, кого Ральф смертельно ненавидел, — больше того, он поддерживал дружеские отношения с этими людьми. Разве это не повод для него, Ральфа, чтобы питать ненависть к Эдмону? Надо бы выяснить кое-какие подробности о нем и его близких. Ральф с легкостью преодолел все трудности пути и часов в десять вечера спустился в Долину Надежд. Он объехал вокруг гасиенды, а потом поднялся на высокий холм. Оттуда Ральф увидел, что в нескольких комнатах гасиенды еще горит свет.
Первым, кого он там заметил, был Дантес. Тому, кто хоть однажды встречался с этим человеком, трудно было не сохранить в памяти его облик. Теперь Ральф доподлинно знал, какую роль сыграл миссионер в судьбе Ричарда.
— Тебя бы я пристрелил не моргнув глазом! — пробормотал он. — Но этого мне слишком мало. Какое бы придумать наказание пострашнее смерти!
Отчетливо разглядел он и Эдмона. Так вот о ком некогда мечтала Марион! Тем больше причин ненавидеть и его — ненавидеть всей душой, как только и способна была это делать его бесконечно озлобленная натура.
Ральф уже собирался спуститься с холма и вернуться — он успел тщательно осмотреть все кругом, — когда услышал вдалеке какой-то шум. До него долетали звуки, напоминающие перезвон колокольчиков на шее мулов, щелканье кнута и понуканье животных, и в тишине лунной ночи Ральф без труда разбирал каждое слово.
— Еще несколько минут, высокочтимые сеньоры! — услышал он низкий мужской голос, говоривший на мексиканском диалекте. — Там уже виднеется гасиенда. Спустимся сейчас с этого холма, и мы на месте. Вперед!
Темные, неясные предчувствия шевельнулись в душе Ральфа при виде приближающегося экипажа, — предчувствия, от которых кровь бросилась ему в голову. Рядом с экипажем скакали двое мужчин, показавшиеся ему знакомыми. На несколько минут путешественники скрылись за деревьями, потом вновь вынырнули перед самыми воротами гасиенды.
— Кто здесь? — спросил кто-то, очевидно сторож.
В ответ ему было сказано несколько слов. Ральф вытянул голову, напряженно прислушиваясь. Расстояние было немалым, но воздух оказался на удивление чистым, а ночь — на редкость тихой. Ральф ничего не понял из сказанного, но от голоса говорившего его бросило в дрожь. Вслед за тем он увидел, как в комнату, где находились Эдмон и Дантес, вошел слуга и, вероятно, что-то сказал им. Они вскочили и поспешно вышли. Между тем ворота гасиенды были уже открыты, и путешественники въехали во двор.
— Ричард! Альфонсо! — услышал он радостные крики. Значит, он не ошибся — это действительно были они! Они были здесь, буквально в двух шагах от него! В кармане у него был кинжал, и рука непроизвольно потянулась к нему. Еще немного, и он прыгнет в самую гущу своих врагов!
— Спокойно, спокойно, — шептал он, уговаривая самого себя. — Теперь они в моей власти. Большой город с его тысячью препятствий больше не спасет их! Здесь, в мексиканском безлюдье, на уединенной гасиенде, им не укрыться ни от пули, ни от удара кинжалом! — Ему едва удалось успокоить свое бешено колотившееся сердце.
Он увидел, как все вошли в комнату. Первыми там очутились мистер Бюхтинг с женой, дочерью и зятем. Затем появилась Жанетта под руку с Альфонсо. Служанка протянула Эдмону ребенка, над которым тут же склонились Элиза с Ричардом. Эдмон поцеловал малютку. Это был ребенок тех, кого он, Ральф, смертельно ненавидел! Сдавленный крик вырвался из его груди. Наблюдая эту сцену, он скрежетал зубами. Ральф не мог видеть так много счастливых людей: он готов был лишить себя жизни!
С этого времени Ральф несколько вечеров подряд ездил следить за обитателями гасиенды. Когда в большой приветливой гостиной друзья, включая и очаровательную жену Эдмона, собирались вместе и были счастливы просто оттого, что могут общаться друг с другом, с вершины холма с них не сводил ненавидящего взгляда Ральф, притаившийся, словно хищный зверь в ожидании ничего не подозревающей добычи. Ему уже было известно назначение всех помещений гасиенды, он успел выяснить принадлежность каждой комнаты и привычки гостей и хозяев поместья. Он ждал своего часа, чтобы рассчитаться за прошлое.
Между тем хуаристы давно окружили Керетаро, и почти не проходило дня, чтобы не было стычек между ними и войсками императора. Заняв высокие горы в окрестностях, прежде всего Симатарио, сторонники республики господствовали над котловиной, в которой располагался город. Однако миновали и март, и апрель, а начать решающее сражение ни одна из противоборствующих сторон так и не осмелилась.
В середине мая император Максимилиан мобилизовал все мужское население Керетаро. Четырнадцатого числа он намеревался во главе пяти тысяч солдат покинуть город и напасть на хуаристов в их собственном лагере. За несколько дней до этого Ральф Петтоу без устали курсировал между позициями хуаристов и сторонников империи; никто не сомневался, что свои постоянные вылазки он делает с единственной целью — разведать военные тайны сторонников Хуареса.
Вечером четырнадцатого мая он явился в дом четы Гуарато. Марион была одна.
— Час настал, дорогая! — сказал он вполголоса. — Завтра в шесть утра я буду ждать тебя!
Неожиданное известие испугало Марион, хотя она давно была к этому готова.
— А ты уверен, что к этому времени раздобудешь денег? — так же негромко спросила она.
— Совершенно уверен!
— И даже теперь не хочешь мне признаться, откуда возьмешь такую сумму? — продолжала допытываться француженка.
— Нет… потом узнаешь! — упорствовал Ральф. — Что бы ни случилось, жди меня в условленном месте. Если не придешь, я покину Мексику без тебя.
— Приду, — уверила Марион. — Не могу больше здесь оставаться. И мы поедем в Париж?
— Даю слово! Мы отправимся, куда ты захочешь, кроме, разумеется, Соединенных Штатов.
Он поцеловал ее и поспешил прочь.
В восемь часов он уже выехал из города. Всем императорским постам, задерживавшим его, он называл один пароль, и его беспрепятственно пропускали, а когда добрался до вражеских позиций, называл другой, который обеспечивал ему полное доверие хуаристов. У него состоялся продолжительный разговор с неким скромно одетым человеком с умными, проницательными глазами. Затем он направил лошадь в Долину Надежд.
Теперь Ральф знал дорогу настолько хорошо, что мог бы довольно быстро скакать даже ночью. Первым делом он поднялся на свой привычный наблюдательный пункт — холм позади дома. Ему была прекрасно известна каждая комната гасиенды…
Эдмон де Трепор не опасался ни императорских, ни республиканских войск. Он находился под защитой звездно-полосатого флага Соединенных Штатов, развевавшегося над его владениями. По этой причине у него не было необходимости выставлять на ночь посты. Ральф спустился с холма, перелез через стену, пересек сад и добрался до гасиенды. Убедившись, что дверь не заперта, он медленно открыл ее, осмотрелся и по коридору направился к комнате Элизы. Заглянув туда, он увидел, что ребенок спит рядом с матерью.
Ральф прокрался в комнату. Сперва он не мог оторвать глаз от лица Элизы, но потом перевел взгляд на спящего малютку. Нужно украсть ребенка — на этом был построен весь план его мести. Лишить родителей их любимца, лишить навсегда, сделать из бедного невинного существа все, что ему захочется, может быть, преступника — вот какой замысел вынашивал Ральф на протяжении последних недель. Убить родителей, Ричарда и Элизу, он всегда успеет. Похищение их сына казалось ему гораздо более суровой карой. Он наклонился и поднял малыша вместе с подушкой, на которой тот спал. Неслышными шагами Ральф двинулся в обратный путь. В доме царила полная тишина — ему чудилось, что во всех комнатах спящей гасиенды раздается стук его собственного сердца…