Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Йеррес, который на протяжении всего пути следования до места экзекуции то скулил, как зверь, то принимался проклинать все на свете, теперь окончательно сник. К нему подошел священник, Йеррес расхохотался ему в лицо как безумный и попытался было его ударить. Но руки у него были связаны за спиной, и он напрасно напрягал мышцы, пытаясь освободить их.

— Так вырыть могилу нет никакой возможности? — вполголоса спросил офицера священник.

— Никакой, — ответил офицер. — Это была бы просто яма с водой. Лучше поставить обоих у реки.

— Ну что ж, — обратился священник к Ричарду, — вручите свою душу Господу и уповайте на Его милосердие. Есть у вас еще желания?

— Я прошу, чтобы мне развязали руки, чтобы я в последний раз мог сложить их для молитвы, как привык с детства, — ответил юноша.

Голос его дрожал. Может быть, он не дрожал бы, если бы Ричард был уверен в том, что смерть неминуема. Но эта томительная неизвестность, это многократное чередование отчаяния и надежды, эта мысль, когда не знаешь, изрешетят тебя в следующую минуту пули или ты будешь спасен, — все это способно вселить безотчетный страх даже в самое мужественное сердце.

Священник вопросительно взглянул на офицера.

— Пусть будет так! — согласился тот. — Но только смотрите за ним в оба! — добавил он и сам перерезал веревку, стягивавшую руки юноши. — Начнем с этого человека! — сказал он потом, указывая на Ричарда. — Первое отделение, вперед! Оружие проверено? Все в порядке, сержант?

— Так точно, господин лейтенант!

Йеррес выпучил глаза и уставился на Ричарда, у которого было так скверно на душе, что хотелось кричать во всю силу легких. Он еще раз огляделся. Невдалеке он заметил двоих мужчин — это были полковник и Ральф Петтоу. Значит, Ральф явился посмотреть, как он умрет, явился, чтобы убедиться в его смерти.

Офицер тоже обратил внимание на этих двоих.

— Ну, готово! — крикнул он поспешнее, чем привык это делать. — Вот ваше место, сэр! — Он взял Ричарда за руку и поставил на узком берегу речки. — Вручите вашу душу Господу!

Потом он зачитал приговор, который держал в руке. Полковник и Ральф Петтоу не спеша приближались. Произнеся последнее слово, офицер отступил в сторону.

— Приготовиться! Целься! Пли!

Ричард навзничь упал в воду. Впоследствии он никогда с уверенностью не мог сказать, что ощутил в тот момент. Все, что происходило с ним и в нем, он вспоминал словно в бреду. Не знал он также, ранен или нет. Эхо шести выстрелов, прогремевших в двенадцати шагах от него, швырнуло его в речку — так, по крайней мере, ему казалось, ибо он действовал бессознательно и машинально следовал указаниям, которые получил прежде и которые запечатлелись в его голове. Но едва он почувствовал, как вода над ним сомкнулась, у него появилась уверенность, что он цел и невредим. Ему не хватило воздуха, и пришлось вынырнуть на поверхность. Вопреки желанию у него из груди вырвался крик. Осознав, что допустил промах, Ричард поспешно погрузился с головой в мутную воду и поплыл прочь, временами касаясь илистого дна речки. Кто возьмется описать, что думал и чувствовал Ричард, оставаясь под водой, когда впоследствии все это вставало в его памяти как кошмарный сон!..

Наконец недостаток воздуха снова заставил его высунуть голову на поверхность. Его вновь охватило непреодолимое желание закричать, но на этот раз он сдержался. В тот же миг навстречу ему протянулась чья-то рука. Он разглядел ее сквозь завесу воды, струившейся со лба; ему почудилось, что эта рука протянулась к нему из-за облаков, как десница Божья, чтобы вытащить его на берег. Затем чьи-то сильные руки подняли его и усадили на лошадь. Он почувствовал, как к губам поднесли горлышко фляги, а в нос ударил резкий, живительный запах.

— Выпей… всего несколько капель, сын мой! — прошептал чей-то голос.

Ричард повиновался. Затем кто-то обнял его за плечи, и лошади тронулись, сначала медленно, потом быстрее. Ричарду показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Вскоре по телу юноши разлилось тепло. Сердце, готовое было остановиться, забилось сильнее, разгоняя кровь по жилам. Однако все вокруг представлялось ему словно в тумане.

— Ты спасен, мой друг! — услышал он рядом с собой. — Теперь еще немного терпения и выдержки. Возьми поводья покрепче — я держу тебя!

Ричард вдохнул полной грудью. Он вдруг осознал, что в самом деле спасся, избежал смерти, и принялся тихо стонать — эти стоны облегчали ему душу. Юноша вцепился в поводья; рука спутника все еще поддерживала его. Затем это состояние прошло. Он увидел вокруг деревья, увидел рядом с собой человека, бросившего ему спасительную записку.

— Слава Богу! — повторил тот же голос рядом с ним.

Ричард почувствовал, как лошадь, повинуясь чужой воле, ускорила бег, и, охваченный невыразимым блаженством, быстро, будто во сне, очутился под прохладным пологом леса…

Утром следующего дня небольшая газетка, выходившая в Провиденсе, поведала своим читателям, что накануне за убийство капитана Стонтона были расстреляны два мародера или шпиона.

Вечером того самого дня, когда свершилась казнь, Ральф Петтоу возвратился на Север.

II. НЬЮ-ЙОРК

Перенесемся теперь в один из красивейших домов Нью-Йорка, вернее, в его будуар, где роскошь и великолепие прекрасно уживаются с интимностью и уютом. Здесь мы застанем высокую статную даму, одетую с изысканным вкусом по самой последней моде. Она расположилась у изящного столика, опершись на него локтем и прикрыв ладонью глаза. Руки незнакомки почти не было видно за водопадом золотистых волос, не имеющих ни малейшего сходства с тем скучным желтоватым цветом, который вызывает в памяти солому. Ее волосы отличали сочный тон и почти металлический блеск. Они были подобны червонному золоту, а каждый тяжелый локон в отдельности напоминал завиток золотой канители. Уже из-за одних волос эту женщину можно было бы без преувеличения назвать красавицей. Когда же маленький столик, у которого она сидела, неожиданно сдвинулся со своего места и она, словно очнувшись, отпрянула и затем привычным движением откинула свои замечательные волосы, стало видно, что и лицо у нее не менее привлекательное — свежая, бархатистая кожа, правильные черты, — немного бледное, правда, но приятно округлое. Это была истинно английская красота, и в чертах ее лица проступало нечто, напоминавшее о гордости и чопорности великосветских английских дам. Едва заметные темные круги под прекрасными голубыми глазами красавицы выдавали пережитые ею волнения.

Еще несколько минут дама провела, казалось, в глубокой задумчивости. Вдруг раздался негромкий стук в дверь, и появилась ее камеристка, по внешнему виду не уступающая женщинам высшего круга.

— Камердинер мистера Блэкбелла желает поговорить с миледи, — сказала она тихо.

Прислуга называла хозяйку дома миледи, хотя ее супруг, богатый коммерсант Блэкбелл, не имел другого титула, кроме собственного имени. В Нью-Йорке ее также звали «леди» — и среди республиканцев дочь английского баронета ни в чем не желала поступаться своими аристократическими привычками и тем, что именовала честью фамилии.

— Пусть войдет! — сказала леди.

Когда в будуар с глубоким поклоном вошел камердинер, дама тотчас поняла, что произошло нечто необычное, ибо он выглядел озабоченным и печальным, и, хотя обычно в общении с гордой хозяйкой дома он никогда не терял холодного достоинства слуги, какое-то непривычное, неожиданное событие на этот раз, казалось, ослабило власть, которую он всегда имел над собой.

— В чем дело? — поспешно спросила миссис Блэкбелл.

— Миледи… нездоровье господина неожиданно приняло дурной оборот. Трое врачей только что закончили совещаться. Мистер Блэкбелл желает видеть миледи.

Дама сделалась бледной как мел. Когда она поднималась со своего места, рука, которой она опиралась о столик, слегка дрожала.

— А почему я узнаю о его болезни только теперь? — нахмурилась она.

— Мистер Блэкбелл не хотел тревожить миледи, по крайней мере до тех пор, пока не будет настоятельной необходимости.

84
{"b":"258085","o":1}