— Вы отвергаете мысль, что Кристофер мог ревновать Роджера? — спросил я.

— Как раз наоборот. Роджеру до смешного не везло с Эвис. Кристофер мог проявлять к нему своего рода благородство, какое проявляют к неудачливому сопернику, — об этом мы уже говорили сегодня утром.

Я прошелся по комнате, затем вернулся к окну.

— Если вы не принимаете мою версию о том, что он охотится за деньгами Эвис…

— Не принимаю, — сказал Финбоу.

— Значит, у Кристофера нет мотива?

— О Кристофере можно забыть, — согласился Финбоу. — У него не только нет причин желать смерти Роджера, напротив, есть веская причина делать все возможное, чтобы с ним ничего не случилось. Больше всего на свете Кристоферу нужна Эвис. Будь Роджер жив, шансы Кристофера жениться на Эвис были бы довольно велики, а с мертвым Роджером они становятся сомнительными.

— Да… — мрачно протянул я. — А как насчет Эвис?

Лоб Финбоу прорезала глубокая складка.

— Не знаю. Я уже рассказывал об идее, которая одно время занимала меня. Знаете эту нелепую версию: если хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место? Я представил, что Эвис могла воспользоваться тем, что у нее есть абсолютно очевидный мотив. То есть мотив настолько очевиден, что никому и в голову не придет, что она посмеет убить Роджера. Убив его, она бросается за помощью к вам, ко мне и всем остальным, словно боится подозрений, что это она убила Роджера из-за денег, — вполне очевидный мотив. Мы окружаем ее, успокаиваем, и она остается безнаказанной, совершив простейшее в истории убийство.

— Финбоу! — вскричал я. — Неужели вы сами в это верите?

Он погрузился в размышления.

— Большую часть времени Эвис играет роль — но у меня такое впечатление, что она действительно боится. Если бы у нее хватило духа спланировать и совершить такое серьезное преступление, вряд ли она была бы так напутана. Но я не уверен. Эвис одна из самых интересных молодых женщин, с которыми мне приходилось встречаться, после того как я вступил в средний возраст, — задумчиво произнес Финбоу. — Завтра я намерен проверить несколько версий, связанных с еще одной очаровательной молодой женщиной, Тоней. Нет смысла и сегодня сидеть допоздна — пользы от этого все равно не будет. Я иду спать.

Когда мы улеглись и я тщетно пытался найти способ оправдать Эвис, послышался сонный голос Финбоу:

— Тут есть одна любопытная вещь, Йен. Нетрудно представить, почему эти люди желали смерти Роджера, однако еще легче найти причины, почему Роджер хотел убить каждого из них.

Следующим утром столовая ничем не напоминала то пропитанное страхом место, каким она была накануне вечером. Тоня щеголяла в зеленом пеньюаре, который скорее выставлял напоказ, чем скрывал экзотическую пижаму, и возмущение миссис Тафтс было настолько велико, что у нее покраснела даже шея. Тем не менее протест экономки ограничился громким стуком тарелок о стол. Вероятно, она еще не пришла в себя после выпада Филиппа во время вечернего чая. Нас забавляла ее пантомима. Комната была залита ярким солнечным светом, а после вчерашней вспышки подозрительности и страха все проявляли чрезвычайное дружелюбие.

Даже мне, слышавшему, как Финбоу исключал одного подозреваемого за другим, удалось почти забыть о своих страхах. Странная, необъяснимая передышка; я просто повторял себе, что Финбоу, в конце концов, может и ошибаться, и на тот момент мне этого было достаточно. Остальных переполняло желание продемонстрировать, что они сожалеют о ссорах за обедом, что причиной резких слов стала простая истерика, что они хотят помириться и оставаться друзьями. Все вели себя так, словно никакой ссоры не было.

Никто не вспоминал те бурные пятнадцать минут при свечах. Финбоу рассказал длинную затейливую историю о том, как ему однажды доверили везти двух юных молодоженов и двух скромных друзей из провинции через всю Францию из Лиона в Туке. Тоню особенно забавляли меры, предпринимаемые ради удобства и благополучия «молодоженов», как тактичные друзья называли юную пару.

— Финбоу, — спрашивала она, — а вы отвезете куда-нибудь нас с Филиппом, когда мы поженимся? Кто-то должен за нами присматривать.

— Я скромный человек, — с улыбкой отвечал Финбоу. — И боюсь, эта задача мне не по плечу.

Кристофер тоже был чрезвычайно оживлен.

— Сегодня днем я доставлю Алоизу Биррелу огромное удовольствие.

— Как это? — спросил Филипп.

— Отметившись на Вайн-стрит. — Кристофер рассмеялся. — Если увидите его, скажите, что я выполню все его инструкции и он может не опасаться, что я сбегу. Если сержант будет волноваться, успокойте его. Я обязательно вернусь с последним поездом.

— Я ему передам, — любезно предложил Финбоу.

— Большое спасибо, — поблагодарил Кристофер. — Каждый раз при встрече с ним меня так и подмывает ткнуть его пальцем в живот и промычать: «У-у!» Он вызывает неудержимое желание подурачиться.

— Я сам с трудом сдерживаюсь, — пробормотал Финбоу.

— Надеюсь, совет директоров не станет для начала вдвое урезать твое жалованье. Все старикашки помешаны на экономии, — сказал Уильям, прихлебывая чай.

— Это было бы не слишком приятно. — Кристофер улыбнулся. — Пожелайте мне удачи — чтобы сокращение не превысило десяти процентов.

Мы хором пожелали ему удачи и выпили чай. Эвис чокнулась с Кристофером чашками и подарила ему нежный взгляд.

Кристофер ушел сразу после завтрака, а остальные провели утро за чтением, сочинением писем и разговорами; время от времени мы присоединялись к изобретенной Филиппом игре, которую он назвал «идиотский покер». Правила оказались довольно сложными. Сначала нужно найти газеты с особенно выдающимися глупостями, произнесенными публично известными в Англии людьми. Эти высказывания записывались на маленьких квадратиках из картона, а дальше игра напоминала покер — сила карты зависела от глупости высказывания. Лучшая сдача пришла к Эвис и состояла из очень сильного «фул-хауса» высказываний трех школьных директоров и двух епископов. Две фразы я до сих пор помню. Одна встретилась в речи епископа, посвященной сохранению традиций сельской Англии, и звучала так: «Я никогда не видел, чтобы люди плясали вокруг майского дерева на Пиккадилли». Вторую произнес директор школы: «Я уверен, что мальчик, вступивший в Корпус военной подготовки[17] и принятый в регбийную команду, вырастет более достойным человеком, чем мальчик с преждевременным интересом к литературе. Если бы наши политики воспитывались в корпусе или на поле для регби, Англия никогда не столкнулась бы с финансовыми трудностями, какие она испытывает сегодня».

Первые несколько часов этого утра словно были позаимствованы из мирного отдыха прошлых лет — настолько заметной оказалась пауза в нашей тревожной неизвестности. Однако безмятежность не могла длиться долго. Уже задолго до ленча ярко накрашенные губы Тони сложились в сердитую тонкую линию. После полудня мелкие вспышки раздражения коварно просачивались в гостиную — на улице стало холодно и ветрено, и мы сидели в доме. Тесное соседство испортило нам настроение. Дождь стучал в окно, ветер беспрерывно шелестел камышами, серые облака чередой проплывали по бескрайнему небу над заболоченной равниной.

На реке виднелась одинокая яхта, медленно двигавшаяся против ветра. Двое молодых людей с мокрыми от дождя лицами решительно, но неумело управляли судном, которое несколько раз пересекало реку перед бунгало, не продвинувшись ни на ярд. Я с грустью наблюдал за их маневрами.

Ниже по течению послышался рев двигателя, и моторная лодка Биррела пронеслась мимо яхты, едва не задев ее, а затем резко развернулась.

— Биррел ловко управляется с лодкой, — заметил Финбоу. — Наверное, хочет поговорить с нами.

Мы впустили сержанта через застекленную дверь террасы, и он увлеченно заговорил, не обращая внимания на воду, которая стекала с его плаща на пол.