Я заметил, как приподнялись полуприкрытые веки Эвис. Последняя фраза привлекла ее внимание.

— Думаю, это все меняет, — тихо произнесла она.

— Конечно, — согласился Финбоу. — Влюбленный наслаждается хорошей пьесой, потому что она хороша, а плохой — потому что плоха.

— Что вы имеете в виду? — спросила Эвис. Взгляд ее больших глаз теперь был прикован к Финбоу. — Наверное, что влюбленному все равно, куда идти и чем заниматься. Можно вместе обсудить пьесу и при желании высмеять ее, если она плоха. О, как бы мне хотелось влюбиться! Мужчины приглашали меня в театр с тех пор, как мне исполнилось семнадцать, но среди них не было ни одного, присутствие которого усилило бы впечатление от спектакля. Будь я влюблена, попросила бы любимого повести меня на галерку, и мы получали бы еще большее удовольствие, чем в партере.

— Сомневаюсь, — сказал Финбоу. — Глубоко сомневаюсь.

Эвис выпрямилась; в голосе слышалось волнение.

— Тогда я пожелала бы ложу на самой глупой пьесе в городе… О, это была бы настоящая жизнь, а не жалкое существование, которое я теперь влачу. Я еще не встречала мужчину, которому могла бы рассказать, что на самом деле чувствую. Никого, кто был бы мне по-настоящему интересен. Роджер часто приглашал меня в театр. Лучше уж не ходить туда совсем.

— Смотреть пьесу с тем, кто не способен ее оценить, — это раздражает, — посочувствовал Финбоу.

— Раздражает? Это было омерзительно! — Эвис подалась вперед, и пряди темных волос упали ей на лоб. — Мужчины не понимают, какой скучной может быть жизнь. Я привыкла ждать и ждать, пока что-нибудь не случится. Я ничего не умею, потому что ничему не училась. Я такая же бесполезная, как юная леди Викторианской эпохи, только не столь невежественна. Единственное, что может произойти в моей жизни, — любовь. Больше мне не на что надеяться. Но этого не случилось, — ее голос сорвался, — и я не думаю, что уже случится. Кристофер — лучший из них; он мне очень нравится, и я надеюсь когда-нибудь полюбить его…

— Сердцу не прикажешь, — заметил Финбоу.

Эвис хотела что-то ответить, но из глубины дома вдруг послышался голос.

— Я этого не позволю! — воскликнула миссис Тафтс.

По лицу Финбоу пробежала тень недовольства, которая тут же исчезла, как только он повернулся к экономке:

— Присаживайтесь, миссис Тафтс.

— Я этого не могу позволить, не собираюсь позволять и не позволю! — заявила миссис Тафтс. На ней было черное пальто поверх ночной рубашки, наполовину скрывавшей красные фланелевые тапочки; волосы, накрученные на многочисленные бигуди, делали ее лицо еще более грозным. — Не позволю! Подумать только — проснуться посреди ночи и обнаружить молодую женщину в одной комнате с двумя мужчинами, годящимися ей в отцы. Позор! Мне стыдно за вас, мистер Финбоу. Вот уж не думала, что вы на такое способны. А что касается вас, — яростным взглядом она пригвоздила меня к креслу, — именно этого я и ждала, как только вас увидела. — Ее речь все убыстрялась. — Вы утратили представления о добре и зле — все. Старые люди вроде вас… называющие себя джентльменами, я полагаю… и подобные молодые женщины… думаю, она называет себя леди… а ведете себя так, как не осмелились бы дикие звери. Джентльмен только тогда джентльмен, когда ведет себя по-джентльменски.

Она умолкла, чтобы перевести дух.

— Вам не кажется, миссис Тафтс, — вмешался Финбоу, — что вам лучше вернуться в постель?

Но остановить экономку уже было невозможно. Вероятно, она заметила, что под пледом у Эвис только пижама.

— Как вы посмели сидеть здесь в этой неприличной одежде? Уважающая себя женщина не наденет такое в постель, не испытывая стыда. Вы посмели показаться в таком виде перед мужчинами. — Она вновь указала на меня — похоже, я стал для нее олицетворением греха, хотя сам не видел для этого никаких оснований. — В штанах и без чулок. — Миссис Тафтс тряслась от гнева. — Я принесу халат и тапочки из вашей комнаты, девушка, и буду ждать, пока вы переоденетесь, чтобы вы могли в достойном виде пойти к себе в комнату и лечь спать. И не уйду, пока в этом доме не восстановятся приличия.

— В нашу комнату нельзя. Вы разбудите мисс Гилмор, — сказала Эвис, кусая губу — я не мог понять, то ли от раздражения, то ли пыталась сдержать смех. Мне показалось, что от раздражения, поскольку все мы были оскорблены сильнее, чем были готовы признаться.

— Даже если я разбужу всех в этом доме, вы наденете халат, прежде чем пройдете перед мужчинами, — заявила миссис Тафтс и решительно направилась к двери в спальню Эвис.

— Просто удивительно, — с усмешкой заметил Финбоу, — до какой степени речь миссис Тафтс похожа на Книгу общей молитвы[16]. Чрезвычайно достойная книга.

Его прервал крик миссис Тафтс:

— Где другая молодая женщина?! Что происходит в этом доме?

Мы с Финбоу бросились к двери и заглянули внутрь. Экономка зажгла одну из свечей на туалетном столике и застыла, потеряв дар речи и глядя на две пустые смятые постели. Эвис проскользнула в комнату вслед за нами, надела халат и тапочки.

— Ее здесь нет, — сказала она.

— Я хочу знать, — вновь обрела способность говорить миссис Тафтс, — что, ради всего святого, происходит сегодня ночью в доме. Эта рыжеволосая девица сбежала… или занимается чем-то еще более бесстыдным? — Маленькая толстая женщина замерла, выпятив нижнюю губу и с осуждением глядя в лицо Финбоу.

— Пожалуй, — тихо произнесла Эвис, — далеко ей не убежать. Она не одета. Все вещи здесь.

— Я найду ее, если она в доме, — пробормотала экономка. — А если нет, пусть остается на улице всю ночь. В доме две двери, и я позабочусь, чтобы обе они были заперты.

Она закрыла застекленные двери гостиной и задвинула засов в коридоре.

— В кухне ее нет, — сказала миссис Тафтс. — Я подумала, что шум доносится оттуда, когда вы меня разбудили своей возней. Я заглядывала — ее там нет. Посмотрим в спальнях. Мистер Финбоу, постучите к этому молодому человеку.

Финбоу выслушал тираду экономки с абсолютным спокойствием, потом громко постучал в дверь Филиппа. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, затем вошел и зажег спичку. Скомканная постель Филиппа была пуста.

— Та-ак, — пробормотал Финбоу.

В комнату вошла миссис Тафтс со свечой в руке, а вслед за ней мы с Эвис. Должно быть, мы выглядели смешно: четыре человека, растерянно уставившихся на пустую постель. Высокий и тщательно одетый Финбоу с благожелательной улыбкой на губах; переполненная праведным гневом экономка в пальто и ночной рубашке; элегантная, закутанная в китайский халат Эвис, бледная и усталая, но с блестящими от возбуждения глазами, и я сам, благопристойный и прилично одетый — для всех, кроме миссис Тафтс.

— Они вместе, и одному Богу известно, что могло произойти! Одному Богу известно! — выкрикнула экономка. — Если их нет в другой комнате, в дом они сегодня не вернутся.

Я было запротестовал, но Финбоу остановил меня.

— Совершенно справедливо, миссис Тафтс. Оставьте их на улице, если они действительно там.

Мы вернулись в гостиную, и Финбоу постучал в дверь спальни Уильяма и Кристофера. Через некоторое время изнутри донеслось невнятное бормотание, и Финбоу просунул голову внутрь.

— У вас, случайно, нет Филиппа и Тони?

— Конечно, нет. — Голос Уильяма был хриплым и сонным. — Какого дьявола им тут делать?

— Не вижу никаких причин для этого, — ответил Финбоу.

— Зачем они вам?

Уильям постепенно просыпался и становился все более раздраженным.

— Лично мне они не нужны, — сказал Финбоу. — Это все миссис Тафтс.

— Лучше бы она утопилась… Так ей и передайте, — буркнул Уильям. — Спокойной ночи.

Финбоу закрыл дверь и повернулся к миссис Тафтс, возмущенной репликами Уильяма. Не дав ей опомниться, он сказал:

— Вот и все, миссис Тафтс. Наверное, их нет в доме. Утром вернутся. Я хочу, чтобы вы пообещали не упоминать об этом при встрече с ними.

— Не буду я ничего обещать, — возмутилась экономка.