Теперь, когда он выбрался из воды, она могла видеть, что он одет в красный военный мундир, умудрившись сохранить подтянутый вид, даже насквозь промокнув. Кэролайн привыкла к военной форме на улицах Брайтона. В располагавшемся поблизости Престоне были расквартированы как пехотные, так и кавалерийские полки, и офицеры часто наведывались в город, получив увольнительную.

Но она не привыкла видеть офицеров, сражающихся с волнами в полном облачении, и еще меньше – извергающих содержимое своего желудка на берег.

Мужчина вытер рот рукавом, бросив на нее извиняющийся взгляд.

– Ты отлично плаваешь, малышка. – Его слова прозвучали медленно и невнятно, даже учитывая шотландский акцент.

– А вы нет, сэр. – Она принялась выжимать юбки, с неудовольствием отметив, что к подолу прилипли водоросли.

– Как тебя зовут? – прозвучал его голос, заставив ее поднять взгляд. Наверное, ей не следует разговаривать с этим мужчиной, не говоря уже о том, чтобы прыгать в океан ради его спасения. Но что плохого, если она ответит, учитывая, что худшее уже произошло?

Она разгладила ладонью мокрый фартук.

– Кэролайн Толбертсон.

– Мисс или леди?

– Мисс. – Вряд ли она может претендовать на звание леди, даже если ее мать твердо намерена сделать из нее таковую.

– Что ж, мисс Кэролайн Толбертсон, позвольте представиться: лейтенант Дэвид Кэмерон, – и вы только что спасли мне жизнь. – На его лице мелькнула улыбка, и Кэролайн пришло в голову, что он из тех молодых людей, к которым ее старшая сестра Пенелопа всегда питала слабость. Кэролайн обожала свою сестру, но твердо знала: сама она никогда не станет такой дурочкой.

Тот, в кого она влюбится – если это вообще возможно, – должен быть гораздо лучшим пловцом, чем лейтенант Кэмерон.

– Где ты научилась так хорошо плавать? – поинтересовался он. – Я никогда не видел ничего подобного.

Кэролайн помедлила, размышляя над ответом. В ее мире плавание и честность редко шли рука об руку.

– Меня научил папа, – сказала она наконец, проглотив ком в горле.

Произнесенные вслух, эти слова, казалось, делали ее утрату еще более реальной. Хуже того: они напомнили ей, как все изменилось за четыре месяца, прошедших после смерти отца. Он основал первую городскую газету, «Брайтон газет», вложив в нее большую часть семейных сбережений. После его внезапной смерти от простуды им пришлось продать часть мебели и уволить почти всех слуг. Они даже не могли позволить себе купить траурную одежду и ограничились тем, что перекрасили свои платья в черный цвет в больших кастрюлях на собственной кухне.

– Он умер этой зимой, – прошептала она.

Было так ужасно видеть, как легкие отца мучительно борются за каждый вздох, а глаза зажмурены от боли. Он протянул два дня, не более того. Недостаточно долго, чтобы попрощаться с ними надлежащим образом, но достаточно долго, чтобы взять с нее обещание, парализовывавшее ее при одном воспоминании. «Позаботься о своей матери и сестре, Кэролайн», – были его предсмертные слова, и ей ничего не оставалось, кроме как заверить его, что она постарается.

Но как она сможет позаботиться о семье, если он оставил им так мало денег?

– Он всегда говорил, что я могу добиться всего, чего пожелаю, – добавила Кэролайн, обращаясь скорее к своим промокшим ботинкам, чем к собеседнику.

– Должно быть, твой отец был о тебе очень высокого мнения, раз поощрял подобные мысли и приложил столько усилий, чтобы обучить тебя плавать, – заметил Дэвид после долгой паузы.

Кэролайн вскинула на него удивленный взгляд. С тех пор как умер отец, лейтенант был первым взрослым, который отнесся к ее словам с вниманием. Мама была слишком погружена в свое горе, закрывшись в доме и отказываясь принимать посетителей, которые приходили, чтобы выразить соболезнования.

– Ну, – сказала она, довольная, что новый знакомый не посмеялся над ней, – вам повезло, что он сделал это, иначе вы бы уже кормили рыб на дне.

Уголок его рта насмешливо приподнялся.

– Ты всегда говоришь что думаешь?

– Нет. – Кэролайн подавила усмешку, когда он недоверчиво выгнул бровь. – Ну, иногда, – признала она, стараясь не сболтнуть лишнего. – Мама называет это моей прискорбной привычкой. Хотя, если говорить о привычках, не думаю, что эта такая уж плохая. Не то что грызть ногти или витать в мечтах в церкви, как это делает моя сестра Пенелопа. – Кэролайн запнулась, чтобы перевести дыхание, и впервые уловила запах виски в ветерке.

Ее посетила ужасная мысль.

– Вы что… пьяны?

Его губы сложились в угрюмую линию.

– Боюсь, что недостаточно.

Это саркастическое замечание заполнило пробелы в ее понимании, как песок щели между дорожными плитами. Неудивительно, что он чуть не утонул. И что его вывернуло наизнанку, словно он объелся незрелых яблок. Ей вдруг пришло в голову, что единственный мужчина, похваливший ее способности к плаванию, кроме папы, оказался пьяницей, который, возможно, не способен отличить собственный локоть от колена.

Идиот. Это было слово, которое не разрешалось употреблять в приличном обществе, особенно в разговоре со взрослыми. Жаль, оно так подходит к ситуации. Умный человек никогда бы не сунулся в воду на этом участке берега.

Кэролайн скрестила руки.

– Вам не следовало плавать в нетрезвом состоянии, – заявила она. – И вообще, папа учил меня, что нельзя плавать в одиночку.

Лейтенант склонил голову набок, окинув ее беглым взглядом.

– В таком случае мне действительно повезло, что ты оказалась поблизости. Наверное, как истинный джентльмен, я должен проводить тебя домой и объяснить твоим родителям, почему у тебя такой растерзанный вид.

Кэролайн посмотрела на свое платье, потемневшее от воды. Он собирается поговорить с ее матерью? По ее коже скользнул озноб, охладив сильнее, чем студеные воды пролива.

Так она и знала. Надо было позволить ему утонуть.

– Но я, пожалуй, не стану.

Глаза Кэролайн удивленно расширились.

– Потому что вы не джентльмен?

– Именно так, малышка. – Он одарил ее странным взглядом. – Полагаю, в будущем тебе лучше избегать таких, как я. Но есть еще одна причина, почему нам лучше сохранить случившееся в тайне. Меня спасла девчонка, которая плавает лучше меня. Моя репутация не вынесет такого позора.

Кэролайн захлестнуло облегчение. Она кивнула, более чем готовая согласиться с его условиями и поверить в его объяснение. Сохранить случившееся в тайне означало, что ее репутация тоже не пострадает.

Возможно, он не такой уж идиот.

– Я никому не скажу, – пообещала она, перекрестившись со всей серьезностью.

И она не сказала. Спустя несколько часов, после того как лейтенант исчез на тропинке, которая вела в Брайтон, а она выслушала нотацию от мамы и насмешки от Пенелопы, Кэролайн продолжала хранить подробности их встречи – и как случилось, что она промокла насквозь, – надежно запертыми в памяти.

И прежде чем погрузиться в сон, она решила, что, если когда-нибудь превратится в глупую гусыню, способную терять голову из-за представителей противоположного пола, лейтенант Дэвид Кэмерон, возможно – всего лишь возможно, – один из молодых людей, которые этого стоят.

Брайтон, июль 1842 года

Кэролайн Толбертсон знала, что никогда не забудет свой первый поцелуй… даже если очень захочет.

И дело было не в механической стороне этого действа. Она почти ожидала, что первый поцелуй доставит некоторые неудобства вроде столкновения носов и клацанья зубов. Технику можно изучить и отработать, а к своим двадцати трем годам Кэролайн освоила гораздо более сложные задачи. Нет, проблема заключалась не в исполнении поцелуя. Последствие – вот что оказалось невыносимым.

И это последствие направлялось прямиком к ней.

Кэролайн замерла, прислушиваясь не к крикам чаек или голосам людей на набережной, а к резким звукам смеха Брэндана. И вместе с ними на нее нахлынули воспоминания о поцелуе, который она так старалась забыть, во всех его постыдных деталях.