Кэролайн не двигалась, словно застыв в разоблачающем потоке света. Ее глаза были широко раскрыты, прикованные к его лицу. Точнее, к его губам.

Затем с ее губ сорвался возглас, такой тихий, что Дэвид едва его расслышал. Ее ореховые глаза сузились, и она резко оттолкнула Дэвида, упершись ладонями в его грудь – достаточно сильно, чтобы он попятился, сделав несколько шагов по каменным плитам террасы.

– Кэролайн, постойте…

Но было слишком поздно. Кэролайн решительно направилась внутрь с высоко поднятой головой. Толпа зрителей расступилась перед ней, как библейское море. Подойдя к сестре, она подхватила ее под руку и подняла на ноги, на сей раз успешно. Дэвид поспешил следом, намереваясь выяснить, что ее так расстроило. Но Кэролайн проскочила мимо него, воспользовавшись открытыми дверями на террасу, что значительно облегчило бегство.

Он не сразу заметил, что гостиная погружена в молчание. Наконец кто-то прочистил горло.

– Ну и как оно, Кэмерон? Поделитесь.

Дэвид устремил на любопытствующего суровый взгляд.

– Джентльмены не распространяются на подобные темы.

Мистер Дермот злобно фыркнул.

– О, ради бога, это всего лишь игра. Поделитесь своими впечатлениями. Нам всем интересно. Вам тоже показалось, что это все равно что целоваться с парнем? Понадобилась чертовски внушительная ставка, чтобы я согласился поцеловаться с ней, скажу вам.

Смешки, которые он слышал ранее, возобновились, став громче и глумливее, и на Дэвида снизошло озарение, быстрое и неприятное. Молодые люди славились всевозможными пари. Во время учебы в Кембридже Дэвид ничем не отличался от остальных, поставив однажды – и проиграв – свое месячное содержание на результат гонок, в которых участвовали две на редкость медлительные улитки. Он не представлял, почему молодые люди склонны к подобным шалостям. Возможно потому, что их мозги еще не совсем сформировались.

Что ж, придется признать, что мужчины в определенном возрасте законченные идиоты. Они причиняют боль людям без всякого повода, не считая их собственных эгоистических потребностей и неспособности оценить последствия.

Ему следовало бы догадаться раньше.

Дэвид сразу понял, кто из присутствующих постарался внушить Кэролайн чувство неполноценности, и с трудом подавил желание придушить Дермота, чтобы заткнуть раз и навсегда.

Что за болван! Возможно, сам Дэвид и не испытывал влечения к Кэролайн – по крайней мере в прямом значении этого слова, – но она определенно показалась ему женственной в те короткие мгновения, когда он держал ее в объятиях, – как податливостью губ, так и томными вздохами, вырывавшимися из ее горла. Но независимо от физического отклика его тела на двухминутную интерлюдию на террасе, независимо от его решимости не позволять себе увлечься его эмоциональная реакция на насмешки собравшихся была очевидна. Ему хотелось защитить Кэролайн от таких типов, как Брэндан.

И он видел единственный способ изменить мнение, которое тот создал.

Приподняв бровь, он обвел собравшихся ленивым взглядом. Дермот и его приспешники напоминали неопытных щенков, которые виляют хвостиками и пыхтят от нетерпения, не зная толком, как удовлетворить партнершу. Возможно, Дэвид и не способен на настоящую любовь, но, с тех пор как вышел из их возраста, доставил наслаждение множеству женщин. Он почти сочувствовал женской части компании, вынужденной довольствоваться обществом молодых людей, подобных Дермоту, не имевших понятия, как обращаться с женщинами.

– Ни в малейшей степени, – лениво произнес он, изогнув губы в улыбке. – Уверяю вас, дамы, если мистер Дермот так аттестует умение мисс Толбертсон целоваться, его опыт по этой части оставляет желать лучшего.

Просто уйти оказалось недостаточным, как вскоре убедилась Кэролайн, пробираясь по темным улицам Брайтона вместе с сестрой, которую тащила за руку. Она нуждалась в просторе, чтобы успокоиться, а значит, нужно поплавать, чтобы наверстать упущенное днем.

Когда они вернулись, миссис Толбертсон уже спала. Из-за головной боли она легла пораньше. Их встретила, зевая во весь рот, Бесс, но Кэролайн отослала служанку, извинившись, что той пришлось лечь намного позже, чем обычно. Препроводив Пенелопу в спальню, она проследила, чтобы та хотя бы сняла платье, прежде чем упасть на матрас и заснуть, а затем выбралась из дому через переднюю дверь.

Никогда раньше она не совершала таких безрассудных поступков. Что может быть глупее, чем семенить в туфельках по коварному берегу, освещенному лишь луной. Она играет с опасностью, собираясь плавать в это время суток, когда морские чудовища заплывают в прибрежные воды, чтобы поохотиться.

Но воспоминания об испытанном унижении притупило ее здравый смысл и обострило внутреннее смятение. Это был неподходящий для разумных аргументов и тщательных размышлений вечер.

Невероятно: ее поцеловал Дэвид Кэмерон, мужчина, о котором она грезила долгих одиннадцать лет.

Щеки Кэролайн загорелись, несмотря на прохладный ветерок с океана. И как поцеловал! Умело, с мастерством мужчины, который знает толк в таких вещах. А затем посмеялся над ней. Что ж, он не первый мужчина, который ведет себя подобным образом после поцелуя с ней.

Но, даст бог, будет последним.

Раздраженная, она попыталась спрятать неприятные мысли в дальний уголок сознания, где уже хранились другие секреты. К тому времени, когда Кэролайн добралась до своей бухты, ее нервы были на пределе. Ей никогда не удавалось вписаться в местное общество, даже когда она очень старалась скрыть свои странности. Единственным человеком, который когда-либо принимал ее такой, какая она есть – и даже одобрял, – был отец.

Миссис Толбертсон была убеждена в необходимости изменить Кэролайн, и они часто спорили о таких вещах, как ее гардероб, ее прискорбный рост, слишком загорелая кожа и привычка расхаживать по Брайтону без компаньонки. Кэролайн понимала, что матушка желает ей добра.

Но вряд ли мама поможет ей сейчас. Ее репутация подмочена, мнение о ней сформировано. Сегодняшний вечер показал, каково ее место в брайтонском обществе. Похоже, она лишилась последнего шанса найти респектабельного мужа среди светской компании, которая собиралась на лето в Брайтоне.

Единственной неожиданностью оказался тот факт, что она провела большую часть вечеринки в относительном покое, прежде чем вознестись на пик унижения.

Остановившись на залитом лунным светом берегу, Кэролайн сняла платье и нижние юбки, а за ними последовал и корсет. Затем поспешно вытащила шпильки из волос, словно мантия из тяжелых прядей, упавших на плечи, могла гарантировать ей защиту от нескромных глаз.

Ее полуобнаженное тело окутал влажный воздух, вызвав вздох облегчения. Сорочка тут же пропиталась влагой, но настроение Кэролайн поднялось и она с наслаждением вдохнула привычную смесь запахов, сливавшихся в ароматической симфонии. Нигде больше так не пахло. Скалистые берега, окружавшие бухту, ловили дыхание океана и запирали в ограниченном пространстве, создавая уникальную атмосферу.

Она подняла лицо к меловым скалам, казавшимся необычно тихими. Днем к рокоту волн примешивалась крики птиц, обитавших на этих склонах. Кэролайн изучила каждый выступ, каждое гнездо на их шершавой поверхности, часами лежа на плоской скале у их подножия в ожидании, пока высохнут волосы. Но ночью они выглядели совершенно иначе. В лунном свете белая известняковая порода, характерная для этой части британского побережья, мерцала, излучая сияние. У Кэролайн было ощущение, словно она стоит в лучах величественной рампы, а океан – ее сцена. Все трагикомические переживания сегодняшнего вечера отступили, когда она шагнула в прибой, рокотавший у ее лодыжек наподобие вежливых аплодисментов.

Кэролайн давно оставила попытки разобраться, почему ее так влечет вода, несмотря на риск погубить репутацию. Возможно, она унаследовала эту тягу от отца, как и цвет волос, а возможно, это была дань уважения тому, что он любил. Кэролайн помнила его одержимость океаном так же четко, как запах табака, которым он набивал трубку. Плавание было ее самой осязаемой связью с отцом, последней личной чертой, которой он поделился с ней, прежде чем покинуть этот мир. Кэролайн лелеяла эти воспоминания, хотя порой страдала от собственной нежеланной эксцентричности.