Звуки смеха сопровождали Кэролайн, даже когда она оказалась в благодатной темноте. Веселье несколько стихло, когда за ними закрылись двери, но это не приглушило жалящего эффекта реплик, обрушившихся на них.

– Сколько времени они назначили на этот раз? – спросила она, глубоко вдохнув соленый воздух. На небе мерцали звезды, словно подмигивая в насмешку над ее злоключениями. Издалека доносился успокаивающий рокот волн. Кэролайн закрыла глаза, сосредоточившись на нем. Обычно шум прибоя приносил ей душевный покой.

Сегодня это было скорее похоже на издевательство.

– Две минуты. – Судя по его голосу, Дэвид испытывал не больше воодушевления, чем она.

Ну и веселую парочку они образуют! По сравнению с этим игра в волан показалась бы самым желанным развлечением, какое только можно вообразить.

– Что нам делать? – Кэролайн издала смущенный смешок, бросив взгляд на Дэвида.

Он стоял рядом, глядя на звезды. Лунный свет обрисовывал контуры его подбородка и рельефные мышцы шеи, исчезавшие за воротом рубашки. Хорошо еще, что это Дэвид Кэмерон, а не кто-нибудь другой, мелькнуло у нее в голове.

Хотя как сказать. Разве не было бы лучше, будь это кто-нибудь другой, чье мнение не имеет значения?

– Мы могли бы выполнить условие игры.

От звука его голоса у нее по спине пробежали мурашки. Глаза Кэролайн удивленно расширились. Не в состоянии поверить, что он предлагает поцеловаться, она предприняла отчаянную попытку разубедить его:

– Зачем вам это нужно?

Он повернулся к ней лицом, приподняв уголок рта в улыбке.

– Почему бы и нет? В конце концов, это то, чего от нас ожидают.

Сердце Кэролайн бешено забилось. Сегодня вечером его шотландский акцент казался особенно заметным, вызванный, вне всякого сомнения, опьянением. Кэролайн вспомнила, как очаровала ее эта кривая усмешка и необычный выговор одиннадцать лет назад, когда она была двенадцатилетней девчонкой и не понимала, что это прелюдия к несчастливой влюбленности, наложившей отпечаток на ее превращение в женщину.

Теперь она, конечно, понимала. Хотя предпочла бы не понимать.

– Вы хотите поцеловать меня? – прошептала она, потрясенная, несчастная и обнадеженная одновременно. Дэвид провел большую часть вечера в тесном кругу светской публики. Неужели он не слышал о том злополучном поцелуе и сплетнях, которые тот породил?

– Вообще-то я не задумывался об этом, когда назвал ваше имя, – признался он. – Но я не вижу особых причин, почему я должен возражать против поцелуя. А в чем дело? Вам не хочется целоваться со мной?

– Да. – Лгунья. Ей отчаянно этого хотелось. Хотя две минуты, наверное, почти закончились. И наверняка это всего лишь грезы, которые рассеются с первыми лучами рассвета.

– Похоже, вы чертовски уверены в ответе, – заметил он раздраженным тоном. – Вам не кажется, что такой быстрый отказ требует разъяснений?

Первым побуждением Кэролайн было замкнуться, сохранив при себе свои секреты. Она не могла вообразить, что признается в своей давней влюбленности мужчине, который возбудил ее когда-то, или признает, что, несмотря на неудачный первый опыт с поцелуями, она подумывает о том, чтобы предпринять еще одну попытку, если это будет он.

– Я бы не советовала, – предостерегла его она, решив быть честной. – Говорят, я ужасно целуюсь.

Дэвид устремил на нее долгий взгляд, а затем, медленно снимая перчатки, поинтересовался:

– Кто говорит?

– Какое это имеет значение? – Кэролайн вздохнула, прикрыв глаза от стыда. – Репутация – это то, что приобретаешь, а не то, с чем рождаешься.

Он хмыкнул, и этот звук, неожиданно раскатистый в тишине террасы, отозвался трепетом в ее теле.

– Я не говорил, что служу судьей в своем родном Мореге? – поинтересовался Дэвид. Его голос стал еще ниже, акцент более заметным. Сильные руки обхватили ее лицо, исследуя контуры щек. Большие пальцы прошлись по сомкнутым векам, невесомые, как крылья бабочки, и Кэролайн ощутила нежный нажим, притягивающий ее голову к нему.

– Нет, – сумела выговорить она, все еще крепко зажмурившись.

– А это означает, что я безошибочно определяю, когда мне говорят неправду, особенно в сложных случаях.

Она ощутила мимолетное прикосновение его гладко выбритой щеки, прежде чем его губы, теплые и сухие, приникли к ее губам. Кэролайн сделала неуверенный вдох, желая, чтобы ее мышцы, сведенные от волнения и ожидания, расслабились.

Все в этом поцелуе было другим, начиная с мужчины, губы которого прижимались к ее губам. На этот раз не было неловкого столкновения носов. Словно Дэвид исследовал ее черты заранее, когда касался их пальцами, и теперь точно знал, как наклонить ее лицо, чтобы их рты гармонично совместились. Не было также вторжения чужого языка в ее рот, рук, шарящих по телу, дыхания, отдающего элем. И прочих ощущений, так неприятно ее поразивших.

Словом, ничего общего с предыдущим опытом.

И поэтому Кэролайн подалась вперед, пытаясь решить, заслуживает ли это дело с поцелуями второго шанса.

Целоваться Кэролайн явно не умела.

Но недостаток опыта возмещался изящными контурами фигуры, на которые его тело предательски отозвалось на удивление быстро. Правда, она была слишком нетерпелива, как будто чувствовала дополнительные возможности, скрывавшиеся за почти целомудренным поцелуем, который он ей предложил. Ее движения казались нескоординированными, словно она была не уверена и не знала, куда девать руки во время поцелуя.

Поощряемый ее пылким откликом, Дэвид оторвался от губ, переключившись на другие чувствительные места: ямочку на шее, укромное местечко за ухом. В этих потаенных местах большинство женщин имели вкус цветочного одеколона, а порой и древесного дыма – в зависимости от того, искал ли он вечернего развлечения у пригожей вдовушки или у доступной девицы, прибившейся к полевому лагерю. Женщина в его объятиях имела вкус соли. Это было так неожиданно – обнаружить столь острый привкус на залитой лунным светом террасе, среди подвыпившей надушенной публики, – что не могло не привлечь его внимания.

Это не вписывалось в привычную картину. Точнее, она не вписывалась.

Впрочем, Кэролайн Толбертсон не относилась к числу женщин, которых он привык целовать. Она была слишком молода и невинна. И не так щедро одарена природой, как безымянные безликие женщины, с которыми он делил постель.

Не то чтобы Дэвид имел какие-либо планы на Кэролайн, не считая намерения отвести назад в гостиную.

И все же в ней таилось обещание. Собственно, в этом и заключалась вся проблема. Хотя его реакция на ее близость не была такой бурной, как с его обычными партнершами, Кэролайн напомнила ему – как своей пылкостью, так и невинностью – другую женщину, которая вызывала у него такие же чувства. Женщину, которую он любил когда-то, а затем погубил своим эгоизмом.

Эта мысль заставила Дэвида мягко отстранить ее.

– Я сделала что-нибудь… неправильно?

Ее слова не сразу проникли в его сознание. Нет, конечно. Просто это было не… правильно.

Если бы он взялся анализировать свой физический отклик на поцелуй, который только что испытал, то это было похоже на медленное прогревание снаружи, а не бурю ощущений – когда кровь стучит в висках и прерывается дыхание, – обычно сопровождавших физическое влечение. Кэролайн возбуждала спокойный интерес с оттенком уважения.

И сожаление. Оно тоже присутствовало в его смешанных чувствах. Эту женщину было так легко обидеть. Большую часть жизни Дэвид старался держаться в отдалении от всего, что казалось достаточно хрупким, чтобы сломаться, и теперь не знал, что делать. Кэролайн была как порох в его ладонях, а сам он – как трут и кремень.

Он покаянно фыркнул, надеясь успокоить ее раненые чувства, вызванные его внезапным отстранением.

– Просто… – Он осекся, когда двери на террасу распахнулись. В гостиной зажгли свечи, и Дэвид заморгал, ослепленный светом, хлынувшим оттуда.