– Но Энн профессиональная пловчиха, – возражает Кейд.

При этих словах сердце мое начинает колотиться, потому что сама я не хочу даже близко подходить к океану. Он холодный и мокрый, а я… теперь не слишком большая любительница воды. Я никому об этом не говорила, но едва собираюсь с духом, чтобы встать под душ, а о том, чтобы мокнуть в ванной, не может быть и речи. Потому что на самом деле ванная – это миниатюрный бассейн. А последний раз, прыгнув в бассейн, я едва выбралась оттуда.

Папа качает головой:

– Энн не в той форме, чтобы справиться с таким течением. Ясно?

Я тайком облегченно вздыхаю.

– Отлично, – продолжает отец, когда мы все киваем. – И второе, последнее, правило… – Он обрывает фразу в ожидании, что кто-то из нас ее закончит.

– Не ссориться, – бормочет Бри.

– В точку! Энн необходим покой, поэтому я рассчитываю, что вы оба, пока нас нет, будете вести себя безупречно. Не делайте ничего, что взволновало бы вашу сестру. Ясно?

Кейд лаконично отвечает:

– Да.

– Бри?

– Угу.

– Вот и чудно! К обеду мы вернемся. Позавтракайте. Хлопьев полно. И яиц тоже, если возникнет желание готовить. Если до половины первого нас не будет, в холодильнике есть из чего сделать бутерброды. – Он прощается и спешит к сидящей в машине маме.

– Тьфу, – стонет Бри после папиного ухода. – Теперь заснуть не могу.

– И не говори! Неужели нельзя было просто оставить записку?

– Я писать хочу, – с невозмутимым видом сообщает Кейд.

Фу! Младшие братья отвратительны.

Через пятнадцать минут мы все, уже одетые, сидим внизу и едим яичницу-болтунью. После завтрака включаем телевизор. К нашему величайшему разочарованию, тупой ящик ловит всего четыре канала, но даже они идут с помехами. В последний раз, когда мы навещали прабабушку (ее здоровье тогда только-только начало ухудшаться), у нее, по крайней мере, имелись все основные кабельные каналы. Наверное, тетушка Бев их отключила, потому что прабабушка все время проводит в доме престарелых. От безделья Бри с Кейдом, похоже, готовы мириться и с помехами, но я испытываю непреодолимое желание заняться чем-то более веселым. Какое-то время я сижу перед телевизором, но потом сообщаю, что иду прогуляться.

– Там по улице есть пара клёвых магазинчиков, хочу в них заглянуть. Скоро вернусь.

– Тебе нельзя ходить одной, – возражает Бри, примеряя на себя роль ответственной сестры, что крайне необычно для нее. – А если… ну, ты понимаешь… что-нибудь случится?

Я упираю руки в боки и хмурю брови:

– Ты намекаешь на то, что сердце перестанет биться? Но я же не марафон побегу.

– Но разве ты не должна отдыхать?

– Отдыхать да, но не бездельничать. У меня не постельный режим. А если ты так за меня волнуешься, тогда пошли вместе. Впрочем, с тобой или без тебя, но я не намерена все три месяца просидеть в четырех стенах, в очередной раз пересматривая «Тома и Джерри», особенно с такими помехами.

Бри тут же сникает. Я уверена, что она не хочет идти, но вынуждена подчиниться. Повернувшись к Кейду, сестра спрашивает:

– А ты, Зануда? Если я иду, то и тебе придется идти.

– Не называй меня «занудой», Прыщавая.

Бабах! Бри тут же взрывается – я не имею в виду ее прыщ.

– У меня всего лишь один несчастный прыщик на лбу! Какая я «прыщавая»?

– Честно говоря, на лбу прыщика у тебя почти не видно, – осторожно произношу я. – Но ты сегодня утром на себя в зеркало смотрела? На щеке у тебя огромный белый угорь.

Она бросается к зеркалу у входной двери и начинает вопить.

– Наверное, виной всему гормоны, – без всякой обиды добавляю я.

– Заткнись! – опять кричит она неприязненно. – Ненавижу это слово!

– Гормоны, гормоны, гормоны, гормоны! – орет Кейд. Я уверена: он даже не понимает, что такое гормоны, но ему весело наблюдать за реакцией сестры. – У Бри прыщи! И гормоны!

За долю секунды ее бледное как мел лицо становится пунцовым.

– Заткнитесь! Ненавижу вас обоих!

– Остынь. Подумаешь – прыщи! Ерунда! У всех они бывают.

– Нет, не ерунда! Думаешь, я пойду на улицу с этой штукой, которая вот-вот лопнет у меня на щеке? А если кто-то из ребят меня увидит? Тошно!

– Значит, ты не идешь?

Бри делает три шага к голубой лестнице:

– Нет. Я точно остаюсь дома.

– Отлично. А ты, Кейд? Хочешь пойти со мной прогуляться? Или будешь ждать, когда прорвет угорь у мисс Прыщавой?

Он поворачивается к телевизору, потом смотрит на Бри и наконец на меня.

– А в какие магазины?

– Разные пляжные магазинчики. И знаешь, неподалеку есть кондитерская.

Это срабатывает.

– Я с тобой.

– Бри? – спрашиваю я еще раз. – Последний шанс. Уверена, что не хочешь идти?

Сестра уже преодолела половину лестницы.

– Идите уже, – отвечает она, не оглядываясь.

Когда я собираюсь выйти из дому, Кейд поднимает руку, как регулировщик:

– Подожди. Ты уверена, что взяла с собой пейджер?

Как мило, что он не забыл! Может быть, младшие братья – это не так уж плохо.

Я похлопываю по переднему карману шорт:

– Всегда со мной. Пейдж, как это ни печально, стал моим новым лучшим другом.

Как изумительно на улице! Как приятно просто вдохнуть свежий воздух, увидеть зеленые холмы на побережье… В каком-то смысле это напоминает вчерашнее ощущение на пляже, когда ропот океана дал мне почувствовать себя такой живой. Когда мы идем по улице, меня вдруг осеняет, что, когда начались все эти проблемы с сердцем, я оказалась запертой в четырех стенах.

Наверное, из-за этого те немногочисленные подруги, которые у меня были, отдалились от меня. Потому что я сама отгородилась от них.

Кто знает?

Я знаю одно: очень приятно, когда морской ветерок обдувает лицо, и сейчас, именно в это мгновение, я счастлива.

По всей видимости, Кейд тоже замечает во мне перемену.

– Что с тобой?

– Ты о чем?

– Не знаю. Ты просто улыбаешься.

– Я счастлива. Разве это плохо?

– Нет, наверное. Но неужели от этого меняется походка? Ты как будто… подпрыгиваешь. Странно как-то.

Нет, я была права. Младшие братья сильно раздражают.

Я останавливаюсь, указываю пальцем на дом:

– Если будешь придираться, Кейд, лучше возвращайся домой. Так получилось, что мне здесь нравится – такое чувство, что я уже сто лет нигде не была, поэтому вольна ходить так, как мне хочется.

– Господи! – восклицает он. – Прости за то, что сказал правду.

Мы продолжаем идти, но уже молча. Тишина позволяет мне сосредоточиться на окрестностях. Вдоль улицы стоят дома, в основном больше и новее нашего и, скорее всего, все – арендованные. Так и живет Кэннон Бич: мало кто обитает здесь круглый год, как моя прабабушка, но многие приезжают на выходные и в отпуск, чтобы насладиться величием побережья Орегона. За некоторыми домами, то тут то там начинают появляться на утреннем ветру воздушные змеи.

Через пять или шесть кварталов от нашего дома перекресток – здесь наша дорога пересекает самую оживленную улицу города. Мы направляемся прямо к длинной череде магазинов, метрах в двухстах на восток. В первом магазине продаются только воздушные змеи и парашюты; интересно разглядывать все эти модели ярких цветов, но без папиной кредитной карточки я ничего позволить себе не могу. Однако папа сейчас резко ограничивает все траты, чтобы оплатить мои медицинские счета, поэтому я сомневаюсь, что он разрешил бы потратить здесь деньги. Рядом с магазином с воздушными змеями находится пара антикварных лавок, за ними картинная галерея, а дальше магазин одежды, где продаются в основном только купальники.

Наконец мы добираемся до кондитерского магазина. Как только вхожу внутрь, рот наполняется слюной. А носом тут же завладевает смесь сладкого блаженства – гигантские арахисовые плитки, трюфели всевозможных вкусов, печение «Орео», которое нужно макать в молоко, по меньшей мере пятнадцать разнообразных яблочных цукатов и самый большой выбор сливочной помадки, который мне доводилось видеть.