Рэй сидел за рулем. Что со мной было, не помню, но, видимо, впечатляло. Он выкинул меня из машины на забитом шоссе в пригороде. До магазина еще оставалось добрых пять миль. Как только боль в голове более-менее стихла, и можно было перевести дыхание, и руки-ноги перестали трястись, и восстановилась координация движений, я зашагал вперед.
На проносящиеся мимо машины я не смотрел. Не глядел я ни на нежно-голубое небо над головой, ни на бесконечную серую линию под ногами. Взгляд мой почему-то зацепился за оранжево-зеленую рекламу «7-Одиннадцать»[30], мерцавшую вдали.
Я дотащился до телефонов-автоматов на стене магазина и позвонил Бетти. Сработал автоответчик.
Оставьте сообщение или позвоните по такому-то номеру Я принялся набирать номер и на полпути забыл его. Опять позвонил в ее бесплатный кабинет. Повторил номер вслух. Принялся набирать. Забыл. У меня кончились четвертаки. В кармане болтался доллар. Я зашел в магазин и разменял его. Пересчитал монетки. ЧЕТЫРЕ. Поблагодарил кассиршу.
Вышел наружу и снова набрал бесплатный кабинет. Внимательно выслушал автоответчик. Натыкал семь цифр и зажмурился.
Другой автоответчик. Я зарыдал. Даже после сигнала продолжал рыдать. Лучше сообщения не придумаешь.
– Алло? Алло? – прорезался голос живой Бетти. – Кто это? Что стряслось?
– Мне нужна помощь, – всхлипнул я.
– Кто это?
– Не знаю.
– Харли?
– Да. – Я шмыгнул носом и утерся рукавом папашиной куртки. – Правильный ответ.
– Харли, где ты?
– Не знаю.
– Что стряслось?
– Помогите.
– Да что такое случилось?
– Она…
– Кто?
– Она…
– Да кто «она»?
Голову заполнила боль, лишившая меня языка и разума.
– Харли, ты где?
Рыдания сжали горло.
– Ты дома?
Я затряс головой.
– На работе?
– Семь-одиннадцать, – прохрипел я.
– Семь-одиннадцать, – повторила она. – Ты про магазин?
Я подтвердил.
– Старый или новый?
– Зеленый, – выдавил я.
– Харли, – голос у нее был расстроенный, – у меня сейчас пациент.
– Настоящий пациент, – всхлипнул я.
– Ты можешь приехать сюда? Я у себя в кабинете.
– В настоящем кабинете.
– Таком же настоящем, как и тот, где мы встречались. Солтворк-стрит, 475. Между Мейпл и Грант-стрит. Большой белый дом с красной дверью. Найдешь?
Я повесил трубку и зашагал дальше.
Пока добрался, весь взмок. Большой – это мягко сказано. Дом был огромный. Здания поблизости – вот те подходили под определение «большие».
Пол внутри был из какого-то темного дерева, отполированного до того, что, казалось, ступишь шаг и потонешь. Лестничную клетку украшала балка из такого же дерева. На стенах, оклеенных кремовыми обоями, висели картины, сплошь бледно-розовые балерины и золотистые сады. По обе стороны от прохода стояли два старомодных кресла, обитых полосатым бархатом. Что находилось за дверным проемом, мне было не видно.
Шикарная обстановка!
– Добрый день, – произнес женский голос.
Не Бетти, кто-то другой.
Не потонуть бы! Уж лучше не сходить с дорожки.
– Кто там?
Из соседнего помещения, вежливо улыбаясь, показалась женщина. Улыбка тут же пропала, рот приоткрылся, а в глазах мелькнула тревога.
– Ты и есть Харли?
– Да.
– Проходи. Доктор Паркс очень тебя ждет.
– Доктор Паркс? – не понял я.
– Бетти.
Казалось, она хотела дотронуться до меня, но в последний момент передумала.
– Не желаешь снять куртку?
– Нет, спасибо.
– Тогда следуй за мной.
Нужный кабинет был в самом конце коридора. Бетти сидела за огромным столом, президенту впору, говорила по телефону. Со всех сторон нависали бесчисленные полки с книгами. При виде меня она немедля положила трубку и вышла из-за стола:
– Харли, слава богу, ты здесь.
На ней была солидная юбка цвета запеченного кокоса, чулки, туфли на шпильках, кремовый шелковый топик без рукавов и жемчужные бусы. Серьги – полированные прямоугольники из желтого золота – проблескивали из-под серебристых волос, стоило ей чуть пошевелить головой.
– С твоего звонка прошло целых два часа. Как ты себя чувствуешь?
– Работать забесплатно вам не с руки, так? – начал я.
Она заметила, какими глазами я гляжу на обстановку.
– Смотря что понимать под «не с руки». С финансовой точки зрения – да, работа на правительство больших доходов не приносит.
Кресла и диван в этом кабинете были такие роскошные, что я так и остался стоять. Даже после того, как она попросила меня сесть. Даже после того, как сказала «пожалуйста».
– Что произошло, Харли? Ты твердил «она, она». После свидания с матерью ты у меня ни разу не был. Как прошло свидание?
Я постарался проморгаться. Пот заливал глаза. Или это не пот? Ведь в глазах всякой воды полно.
– Она…
– Стоп, Харли, – мягко произнесла Бетти. – Она – это кто?
– Она… – выдавил я. – Она… Она…
– Смелее.
Я облизал губы, сглотнул, сделал глубокий вдох:
– Она… – В отчаянии я затряс головой. – Раньше я часто…
Бетти подалась вперед:
– Часто – что?
– То есть мы часто…
– Мы – что?
Я опустился на колени и закрыл лицо руками. Внезапно Бетти оказалась рядом со мной. Я почувствовал ее руки у себя на спине. Почувствовал сквозь папашину куртку.
– Кто? – спросила Бетти.
– Эмбер.
Точно нарыв в мозгу лопнул. Выговорилось ее имя – и вернулся дар речи.
– Она часто меня трогала. Еще в детстве. Я помню. Она меня трогала. В постели. Заберется ко мне и трогает.
– Где она тебя трогала? – спросила Бетти. – Вы знаете где! – крикнул я.
– Сам скажи. Так надо.
– Кому надо?
– Тебе. Произнеси слово вслух. Чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Чтобы распрощаться с ним.
– Хрен с этим распрощаешься.
– От слова ничего не останется, Харли. Почти ничего. Обещаю тебе.
Я снова закрыл лицо руками.
– Где она тебя трогала?
Я четко вспомнил, с кем говорю.
– За пенис, – прохрипел я.
– А эрекция была?
Я молчал.
– Была?
– Да.
– И семяизвержение было?
Я плотнее прижал руки к лицу и прорыдал:
– Да.
– А ты ее трогал?
– Нет, – простонал я и бросил на нее косой взгляд. – Нет. Нет. Клянусь. Я даже не глядел на нее. Я лежал к ней спиной. Она забиралась ко мне. – А почему она забиралась к тебе?
Я затрясся в рыданиях. Бетти обняла меня:
– Подумай.
– Она боялась отца, – прохныкал я ей в плечо. – И ты ее не гнал.
Я кивнул.
– Почему? – она нежно положила меня на пол. – Подумай.
– Я тоже его боялся.
– Слушай меня очень внимательно, Харли. – Она поднялась с пола. Подождала, пока я на нее посмотрю. – Это не значит, что ты – плохой человек. Ты не урод и не извращенец. Вы с Эмбер – нормальные люди. Это детская эмоциональная реакция на дурное обращение, поиск поддержки у близкого человека.
Я опять попытался закрыть лицо, но она сжала мне руки:
– Что заставило тебя вспомнить? Ты знаешь? Что-то случилось?
– Не могу, – помотал я головой.
– Нет, можешь. Что стряслось?
Она на секундочку отошла к столу и взяла коробку бумажных носовых платков. Вытащила один и протянула мне.
– Она была со мной в постели, – запинаясь, пробормотал я. – Я спал.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– Она тебя касалась?
– Не знаю. Я спал. – Я вытер глаза и высморкался. – Она была совсем голая.
– Эрекция у тебя была?
По телу у меня прошла дрожь.
– Я не посмотрел.
Она устало вздохнула. Я поглядел в ее сторону. Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Ее шелковая блузка была мокрая от моих слез. Отстирается?
– Как ты отреагировал?
– Да вы что? – заорал я. Привстал и осел обратно на пол. – Ничего себе вопрос! По-вашему, я больной?
– Я не говорю, что ты больной.
Она поднялась на ноги, но ко мне не приближалась.