— Весь вопрос в том, как они примут нас? — сказал сэр Генри.
Гуд молчал, но принялся рыться в багаже и вынул маленький четырехугольный ящичек, сопровождавший нас в путешествии. Мы несколько раз спрашивали Гуда о содержимом ящика, но он отвечал таинственно и уклончиво, что все, что заключается в его ящике, когда-нибудь весьма пригодится нам.
— Ради Бога, что вы собираетесь делать, Гуд? — спросил сэр Генри.
— Одеваться! Не думаете ли вы, что я появлюсь в этой новой стране в таком одеянии? — он указал на свое запачканное и поношенное платье, которое всегда было опрятно, как все вещи Гуда, и чинилось всегда, когда это требовалось.
Мы ничего не возразили ему, но с возрастающим интересом следили за ним. Первое, что он сделал, — попросил у Альфонса, весьма компетентного в подобного рода вещах, получше причесать ему бороду и волосы.
Я уверен, если бы у Гуда была теплая вода и мыло, он побрился бы, но, к сожалению, у него не было ничего подобного. Затем он заявил, что мы должны спустить парус у лодки и под прикрытием его — выкупаться, что мы и сделали, к ужасу и удивлению Альфонса, который воздевал руки к небу и восклицал, что «эти англичане просто удивительный народ»!
Умслопогас, как хорошо воспитанный зулус, был очень чистоплотен, но посмотрел на это купанье как на шутку и с удовольствием наблюдал за нами. Мы вернулись в лодку, освеженные холодной водой, и обсушились на солнце, пока Гуд снова открыл свой таинственный ящик, вытащил оттуда прекраснейшую чистую белую рубашку и начал распаковывать свои наряды, заботливо обернутые сначала в коричневую, потом в белую и, наконец, в серебряную бумагу. Мы продолжали наблюдать за ним с величайшим любопытством. Одну за другой, Гуд вытащил из ящика все свои вещи, бережно разворачивая бумагу.
Перед нами, в блеске золотых эполет, лежала полная форма офицера королевского флота. Тут были и меч, и треуголка, даже кожаные сапоги.
Мы буквально онемели.
— Что это? Неужели вы хотите надеть это, Гуд?
— Разумеется! — отвечал он. — Вы знаете, как много значит первое впечатление, особенно для женщин. Хоть один из нас будет порядочно одет!
Мы замолчали, пораженные ловкостью Гуда, с которой он так искусно скрывал от нас все эти месяцы содержимое ящика. Одно только мы предложили ему — непременно одеть вниз стальную рубашку. Сначала он возразил, что ему неудобно надевать ее под мундир, но потом согласился. Забавнее всего были удивление Умслопогаса и восторг Альфонса при виде блестящей формы Гуда. Когда же он встал, выпрямился во всем своем блеске, даже с медалями на груди, и залюбовался на свое отражение в спокойной воде озера, старый зулус не смог больше сдерживать своих чувств.
— О, Бугван! — вскричал он, — Бугван! Я всегда думал, что ты не важный, маленький человек, жирный, как корова, которая собирается отелиться, а теперь ты похож на голубого павлина, который распустил свой нарядный хвост. Право, Бугван, глазам больно смотреть на тебя!
Гуд недолюбливал намеков на свою толщину, хотя во время нашего путешествия он достаточно похудел. В общем, он был доволен восхищением зулуса. Что касается Альфонса, то тот был совсем очарован.
— А, мсье прекрасно выглядит — блестящий вид военного! О, дамы будут в восторге, там, на берегу. Мсье удивительно хорошо выглядит! Он напоминает мне моего героя-дедушку…
Тут мы прервали излияния Альфонса. Любуясь на Гуда, мы почувствовали дух соревнования и принялись, насколько это было возможно, приводить себя в приличный вид. Мы одели на себя охотничьи куртки, а под них — стальные рубашки. Что касается моей наружности, то никакая самая изысканная одежда не могла сделать ее лучше, но сэр Генри выглядел красавцем в своей куртке и в сапогах. Альфонс также прихорошился, как-то особенно накрутив свои огромные усищи. Даже старый Умслопогас, который ровно ничего не понимал в нарядах, взял масла из фонаря и натер им кожу, так что она блестела не хуже кожаных сапог Гуда. Потом он надел на себя стальную рубашку, которую сэр Генри подарил ему, и мучу и, вычистив свою Инкосикази, стоял как при полном параде.
В это время мы снова подняли парус и быстро плыли к берегу, или, вернее, к устью большой реки. Через полтора часа после того как от нас уплыла маленькая лодка, мы увидели на реке большое количество лодок. Некоторые из них шли на двадцати четырех веслах, другие под парусом. Мы скоро различили среди них большой флагманский корабль. Люди, находившиеся на корабле, были одеты в какое-то подобие формы. На палубе, лицом к нам, стоял старик почтенного вида с развивающейся белой бородой, с мечом на боку, очевидно командир корабля. Остальные лодки были наполнены любопытными и кружились около нас.
— Что это значит? — сказал я. — Хотят ли они дружелюбно встретить нас или покончить с нами?
Никто не мог ответить на этот вопрос. В это время Гуд заметил в воде, в двухстах ярдах от нас, бегемотов и решил, что неплохо бы произвести впечатление на туземцев стрельбой. К несчастью, мы ухватились за эту мысль, вытащили наши винтовки, хотя патронов у нас осталось немного, и приготовились действовать. Бегемотов было четыре, два старых и два помоложе.
Когда лодки находились в пятистах ярдах от нас, сэр Генри открыл огонь. Пуля засела между глаз молодого бегемота, он погрузился в воду, оставив за собой кровавый след. В тот же момент я выстрелил в другого, а Гуд — в третьего бегемота. Мой выстрел был не совсем удачен, бегемот, разбрызгивая воду, уплыл дальше и яростно захрюкал. Я сейчас же добил его новым выстрелом. Гуд, плохой стрелок, промахнулся, и пуля задела только морду животного. Оглянувшись на туземцев, я заметил, что они, очевидно, не имели понятия о стрельбе, потому что были поражены и изумлены в высшей степени. Сидевшие в лодках начали кричать от страха, некоторые удирали от нас изо всех сил, даже старый джентльмен заметно встревожился и остановил свой корабль.
Но у нас не было времени наблюдать, потому что старый бегемот, раздраженный раной, появился вблизи, грозно поглядывая на нас. Мы выстрелили все разом и тяжело ранили его. Между тем любопытство превозмогло страх зрителей. Некоторые лодки подъехали к нам, и между ними находилась лодка, где сидели мужчина и женщина, которых мы видели два часа тому назад. Огромное разъяренное животное вдруг выплыло около их суденышка и с яростным ревом разинуло пасть. Женщина закричала, мужчина пытался дать лодке другое направление, но безуспешно.
В следующую секунду я увидел огромные красные челюсти и клыки бегемота, вонзившиеся в бок лодки. Лодка опрокинулась, и люди оказались в воде.
Прежде чем мы успели опомниться, страшное чудовище разинуло пасть, чтобы проглотить женщину, которая барахталась в воде. Я выстрелил поверх ее головы в горло бегемота. Он отплыл в сторону и начал кружиться, а ручьи крови текли из его ноздрей. Не давая ему опомниться, я снова выстрелил и прикончил его. Нашей первой мыслью было спасти девушку, пока мужчина плыл к другой лодке.
Нам это удалось. Под шум и крики зрителей мы посадили ее в нашу лодку.
Теперь все лодки туземцев собрались вместе на некотором расстоянии от нас, очевидно для совещания. Мы немедленно схватили весла и двинулись к ним.
Гуд стоял в лодке и, держа треуголку, вежливо раскланивался во все стороны с веселой улыбкой. Главная лодка направилась нам навстречу. Я увидел, что наш вид — в особенности форма Гуда и фигура Умслопогаса — преисполнили удивлением почтенного старика.
Он был одет так же, как все, но рубашка его была сделана из чистого белого полотна, с пурпурной каймой. Золотые кольца были надеты на руку и на левое колено. Гуд махнул шляпой старому джентльмену и осведомился о его здоровье на чистейшем английском языке. Старик в ответ на это приложил два пальца правой руки к губам, что мы приняли за приветствие с его стороны. Затем он сказал нам несколько слов на том же языке, что и первый наш собеседник. Мы опять ровно ничего не поняли, закивали головами и пожимали плечами. После некоторого молчания я, чувствуя сильный голод, начал показывать на свой рот и похлопывать себя по животу. Эти сигналы старик, видимо, отлично понял, потому что энергично закивал головой и указал на гавань.
