На каждом окошке висел пестрый флажок или фонарик, а на всех боковых улочках были натянуты бельевые веревки: сотни веревок тянулись с одной стороны улицы на другую – это чтобы сушить белье. Ведь китайцы – очень чистоплотный народ. Ни один уважающий себя китаец не наденет грязную одежду, даже самый крошечный китаец, тот, что величиной с горошину, каждый божий день стирает свои вещички и вешает их на тонюсенькую веревочку, толщиной в обыкновенную нитку.

Кристи пришлось изрядно попотеть, чтобы протиснуться сквозь толпу и никого не подавить. По тому, как он пыхтел, видно было, что ему это стоит невероятных усилий. Боясь, что кто-нибудь все-таки угодит под колеса, Кристи беспрестанно сигналил, расчищая себе путь среди шныряющих туда-сюда китайцев и их детей. Казалось, еще немножко – и он просто сломается от напряжения.

Но вот наконец друзья добрались до главной площади, где как раз и находился императорский дворец. Лукас потянул за рычаг, Кристи остановился и, облегченно вздохнув, выпустил пар. Китайцы от страха прыснули в разные стороны. Они ни разу в жизни не видели паровозов и приняли Кристи за огнедышащее чудовище, которое хочет их всех изжарить себе на завтрак.

Лукас неторопливо раскурил свою трубочку и сказал:

– Ну, Джим, пошли! Посмотрим, дома ли китайский император.

Они слезли с паровоза и отправились ко дворцу.

К воротам императорского дворца вела серебряная лестница из девяноста девяти ступенек, а сами ворота, высотой в десять метров и шириной в шесть с половиной метров, были сделаны из очень ценного эбенового дерева. Это такая особая порода древесины – она черная-пречерная, как уголь, как смоль и как вороново крыло, вместе взятые. На всем белом свете осталось только двести центнеров и семь граммов этой породы. Вот какая она редкая. И не меньше половины всех запасов эбенового дерева ушло на эти самые императорские ворота.

У ворот была приделана табличка из слоновой кости, а на ней – надпись золотыми буквами:

КИТАЙСКИЙ ИМПЕРАТОР

Под табличкой – звонок с кнопкой из чистейшего бриллианта.

– Черт побери! – сказал Лукас, не найдя от удивления других слов. Джим молча взирал на всю эту роскошь, не в силах оторвать глаз от такой красоты.

Лукас позвонил в звонок, и тут же в эбеновых воротах распахнулось маленькое окошечко и показалась толстая желтая физиономия, которая с любезной улыбкой уставилась на пришельцев. Наверное, эта толстая физиономия прикреплялась к такому же толстому туловищу, но его не было видно из-за дверей.

– Что вам угодно, достопочтенные господа? – тонюсеньким голосом пропищала толстая желтая физиономия.

– Мы машинисты, приехали из-за рубежа вместе с нашим локомотивом, – отвечал Лукас, – и нам бы очень хотелось, если это возможно, побеседовать с китайским императором.

– А по какому поводу вам нужен наш достопочтенный император? – полюбопытствовала голова, снисходительно улыбаясь.

– Мы объясним это в личной беседе с императором, – ответил на это Лукас.

– К сожалению, это совершенно невозможно, многоуважаемый машинист восхитительнейшего локомотива, – прошелестела физиономия, расплываясь в еще более любезной улыбке, – совсем-совсем невозможно побеседовать с нашим достопочтенным императором. Если только, конечно, у вас нет приглашения. У вас есть приглашение? – спросила странная голова без тела.

– Нет, – озадачился таким вопросом Лукас. – А на что оно нам? Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, толстая голова заявила:

– Прошу искреннейше простить меня, мелкого червя, недостойного ваших высокочтимых взоров, но в таком случае я не вправе вас впустить. Император занят.

– Но может быть, за весь день у него все-таки найдется минуточка и для нас? – снова спросил Лукас, проявляя некоторую настойчивость.

– Весьма сожалею, – ответила физиономия со сладчайшей улыбкой, – но у нашего императора не бывает свободных минуточек. Мое почтение, господа! – С этими словами голова с треском захлопнула окошечко.

– Черт подери! – процедил Лукас сквозь зубы, и друзья побрели вниз по серебряной лестнице в девяносто девять ступенек.

– Знаешь, – сказал Джим, – у меня такое чувство, что император смог бы выкроить для нас минуточку, просто этот толстый привратник не хочет нас впускать.

– Похоже на то, – пробурчал сердито Лукас.

– Что же нам теперь делать? – спросил Джим.

– Давай-ка погуляем по городу, посмотрим, что тут и как, – предложил Лукас, к которому снова вернулось хорошее расположение духа. Он никогда не мог долго сердиться.

Они пересекли площадь, на которой собралось великое множество народу. Отойдя на почтительное расстояние, китайцы с большим интересом разглядывали паровоз. Кристи чувствовал себя крайне неловко и от смущения даже потупил фары. Когда наконец появился Лукас и дружески похлопал его, Кристи облегченно вздохнул.

– Слушай, Кристи, – сказал Лукас, – мы тут с Джимом пойдем погуляем, а ты останешься здесь, ладно?

Кристи ничего не оставалось делать, как снова вздохнуть.

– Мы недолго, – попытался утешить его Джим.

На этом они попрощались с Кристи и отправились гулять по городу.

Несколько часов подряд друзья бродили по всяким разным узким переулкам-закоулкам, по пестрым широким улицам и площадям и смотрели во все глаза по сторонам – столько здесь было всего диковинного и удивительного. Вот взять хотя бы чистильщиков ушей. Чистильщики ушей у них – вроде наших чистильщиков обуви. Они тоже сидят на улицах, перед каждым стоит стул. Хочешь почистить уши – пожалуйста, садись на стул, и твои уши будут сверкать как новенькие. Только китайцы обходятся с ушами не так, как мы: мокрой тряпкой пыль смахнул, спичечкой поковырял, раз-два – и готово! Нет, у них это целая процедура. У каждого чистильщика ушей есть специальный столик с серебряной столешницей, а на ней разложено бесчисленное множество каких-то крошечных ложечек, кисточек, палочек, щеточек, тампончиков, плошечек, чашечек и так далее. И все это им нужно для работы.

Китайцев хлебом не корми, дай уши почистить. И делают они это не только из аккуратности, но и потому, что им очень нравится сам процесс: ведь так приятно, когда мастер легонько щекочет тебя, пошкрябывая твое ухо.

А еще там были, например, волососчеты, которые могли любому сосчитать, сколько у него волос на голове. Потому что в Китае это очень важно, сколько у тебя волос. У всякого порядочного волососчета имелись такие малюсенькие золотые щипчики, которыми он мог легко подцепить каждую волосинку. Сосчитает сто штук, соберет их в пучок, подвяжет ленточкой и давай дальше считать, и так до тех пор, пока уж и головы не будет видно из-за бантиков. А рядом непременно сидит подмастерье, который пересчитывает все пучки и складывает их вместе. Конечно, на такое дело обыкновенно уходит много часов. Но бывает, конечно, что хватает и нескольких минут, ведь и в Китае попадаются люди, у которых на голове всего-то две-три волосины или и того меньше.

Много еще всякой всячины увидели друзья на улицах Пекина. Одни только фокусники чего стоили! Особенно их поразил тот фокусник, который на глазах у всех из маленького семечка вырастил крошечное деревце, а на деревце сидели настоящие птички, которые весело щебетали; на ветках висели миниатюрные фрукты, напоминавшие жемчужины, и их можно было попробовать – вкуснотища необыкновенная!

Еще они видели жонглеров, которые жонглировали не простыми мячами или шарами, а своими маленькими детьми. И эти отважные крохи, кувыркаясь в воздухе, умудрялись еще играть на маленьких дудочках!

А магазины, магазинчики, лавки, лавчонки и прочее – чего там только не продавалось! Ни у одного человека не хватит воображения, чтобы представить себе все это, если он сам ни разу не бывал в Китае. Только чтобы перечислить те фрукты, тончайшие ткани, посуду, игрушки, утварь, от которых прямо-таки ломились все прилавки, понадобится в десять раз больше страниц, чем в этой книжке.