Переход Армии Крайовой к вооруженному сопротивлению повлек за собой ответ немцев. Цикл террора и контртеррора продолжился и в следующем году. 13 октября 1943 года немцы начали применять технику блокирования (которую довели до совершенства в Варшавском гетто во время «Большой операции» летом 1942 года) к другим районам Варшавы. Мужчин хватали без разбору для публичных карательных расстрелов, предназначенных для того, чтобы запугать население и сокрушить нараставшее сопротивление. Арестованных забирали группами в наперед объявленое время и место по пять–десять человек с завязанными глазами и расстреливали. Мужчины перед расстрелом громко выкрикивали «Да здравствует Польша!», поэтому немцы стали затыкать их кляпами, надевать мешки на голову или заклеивать рты. Поляки действительно приходили смотреть на расстрелы, но было неясно, усваивают ли они урок, который им преподносят немцы. После расстрелов женщины собирали землю, политую кровью, клали ее в кувшины и уносили с собой в церковь[615].
Немцы смирились с провалом пропаганды, но продолжали массово уничтожать поляков в Варшаве – иногда людей, действительно причастных к сопротивлению, иногда случайных заложников. Они перенесли место экзекуции на территорию бывшего гетто, где расстрелы не были видны. Крупная тюрьма, где держали поляков, также находилась в стенах бывшего гетто. Большое количество поляков, а также несколько евреев, обнаруженных в руинах, были расстреляны там осенью 1943 года. Например, 9 декабря 1943 года были расстреляны сто тридцать девять поляков, шестнадцать еврейских женщин и еврейский ребенок. 13 января 1944 года были расстреляны более трехсот поляков. Эти расстрелы в гетто все еще были «публичными», хотя никому не позволялось при них присутствовать. Семьям сообщали о судьбе их родных. После 15 февраля 1944 года поляки просто исчезали из своих домов или с улиц, их расстреливали в гетто без какого-либо публичного упоминания о произошедшем. Около девяти с половиной тысяч человек были расстреляны на руинах гетто с октября 1943 года по июль 1944 года, некоторые из них были выжившими евреями, но большинство – поляками-неевреями[616].
С завязанными глазами и связанные, эти поляки не могли знать, что их доставляют на смерть в новейший гиммлеровский концлагерь. Концлагерь «Варшава», открывшийся 19 июля 1943 года на руинах Варшавского гетто, был одним из самых ужасных порождений нацистского режима[617].
Сначала немцы заставили евреев жить в обозначенном месте Варшавы и дали ему название – гетто. Затем они приказали провести депортации из соседних регионов в переполненное гетто, обеспечив тем самым десятки тысяч смертей от голода и болезней. Затем они депортировали более двухсот пятидесяти тысяч евреев из гетто в газовые камеры Треблинки, расстреляв еще около семнадцати тысяч человек во время этих депортаций. Затем они ликвидировали гетто, свое собственное творение. Они задавили вызванное этим сопротивление, расстреляв еще около четырнадцати тысяч евреев. Затем они сожгли дотла здания в Варшавском гетто. Наконец, они построили новый лагерь на этом опустошенном месте.
Это был Варшавский концлагерь. Это был остров очень условной жизни, расположенный в городской зоне смерти. Вокруг стояли кварталы сожженных зданий, внутри которых гнили человеческие останки. Варшавский концлагерь был окружен широким кольцом стен бывшего гетто и узким кольцом колючей проволоки и сторожевых вышек. Узниками были несколько сотен поляков и несколько сотен евреев. Это по большей части не были польские евреи, а евреи из других частей Европы. Их депортировали из их родных стран в Аушвиц, отобрали там для работы, а не отравили газом, а затем выслали в Варшавский концлагерь. Они были из Греции, Франции, Германии, Австрии, Бельгии и Нидерландов, а в 1944 году – еще и из Венгрии. Условия, в которых они находились в Варшавском концлагере, были настолько ужасными, что некоторые из них просили отправить их назад в Аушвиц и отравить газом[618].
Еврейские работники Варшавского концлагеря должны были выполнять на руинах три основных задания: разрушать здания бывшего гетто, которые все еще стояли после поджогов в апреле и мае 1943 года; искать ценности, которые могли остаться после евреев, а также выманивать все еще прячущихся евреев и вынуждать их прийти и сдаться. Некоторых из еврейских рабочих также посылали работать за стенами бывшего гетто в их полосатой форме и деревянных башмаках. Дружба между этими иностранными евреями и поляками Варшавы крепла, несмотря на языковой барьер. Один из этих рабочих вспоминал сцену за стенами гетто: «Польский мальчик, где-то лет четырнадцати, плохо одетый, стоял прямо возле нас с корзинкой, в которой было несколько яблочек. Он посмотрел на нас, подумал мгновение, а затем схватил свою корзинку и бросил ее нам. Затем побежал к другим мальчикам, продававшим продукты, и неожиданно хлеб и фрукты посыпались на нас дождем со всех сторон. Сначала эсэсовцы, охранявшие нас, не знали, что делать, – настолько они были удивлены этим неожиданным выражением солидарности. Затем они начали кричать на мальчиков, наставлять на них дула автоматов и бить нас за то, что принимали еду. Но нам не было больно, мы не обращали на них внимания. Мы знаками показывали свою благодарность тем мальчикам»[619].
После октября 1943 года евреев Варшавского концлагеря заставляли выполнять еще одну работу: избавляться от тел поляков, привезенных из Варшавы и казненных на руинах гетто. Поляков привозили на грузовиках группами по пятьдесят или шестьдесят человек на территорию бывшего гетто, где их расстреливали в Варшавском концлагере или близко к нему из автоматов местные СС и отряд полиции. Еврейские узники должны были сформировать «команду смерти», которая уничтожала следы экзекуции. Они делали костер из дров, собранных на руинах гетто, а затем перекладывали тела и дрова слоями. Потом евреи обливали костер бензином и поджигали. Но это была «команда смерти» в несколько более широком смысле: в то время, как горели тела поляков, эсэсовцы расстреливали еврейских работников, которые возводили костер, и бросали их тела в огонь[620].
В стихотворении Милоша «Бедный христианин смотрит на гетто», написанном в 1943 году, говорится о неземной силе, способной среди серости обломков и сажи различить «пепел каждого отдельного человека». Однако никакая земная сила не могла отделить еврейский пепел от польского.
Летом 1944 года в таком городе сопротивление было неизбежно, а вот его форма и направление не имели определенного характера. Командиры Армии Крайовой и польское правительство в Лондоне должны были принять очень сложное решение. Их люди страдали больше, чем жители столицы любой другой страны Альянса, но они находились в суровом стратегическом положении: полякам доводилось думать о тогдашней немецкой оккупации в свете угрозы будущей советской оккупации. После успеха операции «Багратион», проведенной Красной армией в конце июня, немецкие солдаты устремились в июле через Варшаву. Казалось, что немцы уже были на пороге поражения, и это было хорошей новостью, но также казалось, что советские солдаты скоро их заменят в Варшаве, и это хорошей новостью не являлось. Если Армия Крайова открыто сразится с немцами и победит, то сможет приветствовать входящую Красную армию как хозяйка собственного дома. Если же она открыто сразится с немцами и проиграет, то будет жалкой и бессильной, когда войдут советские войска. Если поляки ничего не сделают, у них не будет оснований для ведения переговоров ни с советскими, ни с западными союзниками[621].
