Эти западноукраинские области были похожи на многие другие села и небольшие городки на землях Восточной Польши, где евреи составляли примерно половину населения (иногда больше, иногда меньше). Евреи обычно жили в центре города, на городской площади, в каменных домах, а не в деревянных хибарках где-нибудь на окраине. В этих поселениях евреи жили более пятисот лет, при разных правительствах и с разным уровнем достатка, но с успехом, демонстрируемым в простых измерениях архитектуры и демографии. Большинство этого еврейского населения в межвоенной Польше придерживалось религиозных обрядов и оставалось несколько отгороженным от внешнего мира. Разговаривали они на идиш и иврите (для религиозных надобностей), а процент смешанных браков с христианами был низкий. Восточная Польша осталась сердцем еврейской цивилизации ашкенази, которые разговаривали на идиш и где доминировали соперничающие кланы харизматичных хасидов. Эта еврейская традиция пережила Польско-Литовское Княжество, где она зародилась, пережила Российскую империю, а также межвоенную Польскую республику[449].

После Пакта Молотова-Риббентропа и совместного вторжения в Польшу советская власть и советское гражданство были распространены на этих евреев в 1939–1941 годах, поэтому их обычно считают советскими еврейскими жертвами нацизма. Эти евреи действительно жили какое-то время в СССР после того, как советские границы были передвинуты западнее, на земли Восточной Польши, и стали субъектами советской политики. Как и поляки, украинцы и беларусы на этих землях, они также потом подвергались арестам, депортациям и расстрелам. Евреи теряли свой бизнес и религиозные школы. Но короткий период советского правления вряд ли был достаточным для того, чтобы сделать из них советских евреев. За исключением очень маленьких детей, жители Ровно и подобных городков были гражданами Польши, Литвы, Латвии или Румынии значительно дольше, чем Советского Союза. Из примерно 2,6 миллиона евреев, уничтоженных на просторах Советского Союза, около 1,6 миллиона находились под советской юрисдикцией менее двух лет. Их цивилизация была существенно ослаблена советской властью в течение 1939–1941 годов, и она не переживет германский Рейх[450].

Город Ровно – что необычно для этих городков – уже видел операцию по массовому уничтожению в 1941 году. Хотя Киев был центром германского полицейского государства в Украине, Ровно в 1941 году было временной столицей Рейхскомиссариата Украины. Рейхскомиссар, Эрих Кох, был известен своей жестокостью. Советники Гитлера называли Коха «вторым Сталиным», и в их устах это был комплимент. Кох осенью 1941 года уже дал распоряжение уничтожить большинство евреев города Ровно. 6 ноября 1941 года полиция приказала всем евреям, не имеющим разрешения на работу, зарегистрироваться для переселения. Около семнадцати тысяч человек были тогда отвезены в урочище Сосенки под Ровно. Их расстреляли над ямами, которые перед этим вырыли советские военнопленные. Оставшихся примерно десять тысяч евреев затем заставили жить в гетто в самой худшей части города[451].

В начале 1942 года, даже после того, как большинство евреев были мертвы, юденрат (еврейский совет) города Ровно пытался обеспечить оставшихся в живых какими-то средствами выживания. Германские власти, однако, решили, что евреев не должно быть вообще. Летом 1942 года Кох, думая о нехватке продовольствия, предпринял следующий шаг и потребовал от своих подчиненных «стопроцентного решения» еврейской проблемы. В ночь на 13 июля 1942 года германская полиция города Ровно и украинская вспомогательная полиция выгнали евреев из гетто. Евреев заставили идти пешком на железнодорожную станцию, где их заперли в вагонах. Через два дня без еды и воды их доставили в карьер возле леса на окраине города Костополь. Там их расстреляли немецкая полиция безопасности и вспомогательные полицейские[452].

В Луцке евреи составляли примерно половину населения, около десяти тысяч человек. В декабре 1941 года евреев согнали в гетто, в котором немцы назначили юденрат. Обычно юденрат изымал драгоценности общины в обмен на разные отсрочки экзекуций (иногда правдивые, иногда нет). Немцы также обычно основывали еврейскую полицию, которую использовали для создания гетто, а позже – для очистки гетто. 20 августа 1942 года в Луцке местная еврейская полиция отправилась искать евреев, которые еще могли где-то прятаться. В тот же день евреев-мужчин отправили в лес рыть ямы возле села Горка Полонка в семи километрах от Луцка. Немцы-охранники даже не пытались скрыть от них, что произойдет. Они приказали мужчинам хорошо копать, поскольку на следующий день в этих ямах будут покоиться их жены и матери. 21 августа женщин и детей из Луцка привезли в Горку Полонку. Немцы ели, пили, смеялись и заставляли женщин повторять: «Поскольку я еврейка, у меня нет права на жизнь». Затем женщин (по пять человек за раз) заставляли раздеваться и голыми становиться на колени перед ямами. Следующая группа потом должна была ложиться голыми на первый слой трупов, и их расстреливали. В тот же день евреев-мужчин доставили во двор луцкого замка и там убили[453].

В Ковеле евреи тоже составляли около половины населения – около четырнадцати тысяч человек. В мае 1942 года евреев города разделили на две группы – рабочих и не рабочих – и поместили в два разных гетто: первую – в Новом городе, вторую – в Старом городе. Один местный еврей, выучив нацистские термины, знал, что немцы считают второе гетто местом для «дармоедов». 2 июня немецкая и местная вспомогательная полиция окружили гетто в Старом городе. Все шесть тысяч евреев были доставлены на просеку возле города Камень-Каширский и расстреляны. 19 августа полиция повторила то же самое с другим гетто, расстреляв восемь тысяч человек. Затем началась охота на евреев, которые прятались: их окружили и заперли в Большой ковельской синагоге без воды и продовольствия. Затем их расстреляли, но некоторые из них оставили предсмертные послания (на польском языке и на идиш), нацарапанные камнем, ножом, ручкой или ногтем на стенах здания, где многие из них праздновали Шабат[454].

Жена оставила записку о любви и преданности ее «доброму мужу», чтобы он узнал о ее судьбе и о судьбе их «прекрасного» ребенка. Две девочки вместе написали о своей любви к жизни: «Так хочется жить, а они не позволяют. Месть. Месть». Молодая женщина была более смиренной: «Я странно спокойна, хотя тяжело умирать в двадцать лет». Мать и отец просили своих детей прочитать по ним каддиш и соблюдать религиозные праздники. Дочь оставила прощальную записку матери: «Моя любимая Мама! Не было выхода. Они привезли нас сюда из гетто, и теперь мы должны умереть страшной смертью. Нам так жаль, что тебя нет с нами. Я не могу себе этого простить. Мы благодарим тебя, Мама, за всю твою преданность. Целуем тебя снова и снова».

Беларусь была центром противостояния между нацистской Германией и Советским Союзом. После немецкого вторжения в июне 1941 года ее жители (те, кто выжил) наблюдали за эскалацией насилия как со стороны Германии, так и Советского Союза. Их родина была зоной немецкой оккупации и в то же время продолжала оставаться советской республикой. Ее города стали полями сражения наступающей и отступающей армий, ее местечковые еврейские поселения были уничтожены во время Холокоста. Ее поля стали немецкими лагерями для военнопленных, в которых десятки и сотни тысяч советских солдат умирали от голода. В ее лесах советские партизаны и немецкие полицейские, а также Ваффен-СС вели беспощадную партизанскую борьбу. Вся страна была местом символического соревнования между Гитлером и Сталиным, представленного не только солдатами на передовой, партизанами в лесу и полицейскими над ямами, но еще и пропагандистами в Берлине, Москве, а также в столице республики, Минске.