Убежденность евреев во всеобщей гибели обеспечила возможность для сотрудничества с еврейским сопротивлением. Пока немецкая политика внушала евреям веру в то, что некоторые из них выживут, отдельные люди могли надеяться, что они станут исключением, и социальное разъединение было неизбежным. Теперь же, когда немецкая политика убедила оставшихся евреев Варшавского гетто, что они все погибнут, еврейское общество в гетто проявило впечатляющую сплоченность. В период с января по апрель 1943 года евреи построили себе множественные бункеры в подвалах, иногда связанные между собой тайными переходами. Еврейская боевая организация установила собственную структуру командования. Главным командиром был Мордехай Анелевич; руководителями трех обозначенных секторов гетто были Марек Эдельман, Израиль Канал и Исхак Цукерман (которого в последний момент заменил Элиэзер Геллер). Это позволило получить больше оружия и обучить всех членов им пользоваться. Некоторые евреи, работавшие на немецких заводах вооружения, умудрялись красть материалы для самодельной взрывчатки. Еврейская боевая организация узнала о планах немцев напасть на гетто за день до этого, поэтому, когда немцы пришли, все было готово[599].
Некоторые члены Армии Крайовой с удивлением и восхищением называли это «еврейско-немецкой войной»[600].
Когда СС, Полиция порядка и «травники» вошли в гетто 19 апреля 1943 года, их встретили снайперским огнем и «коктейлями Молотова». Им даже пришлось отступить из гетто. Немецкие командующие докладывали, что в битве потеряли двенадцать своих людей. Мордехай Анелевич написал письмо своему товарищу по Еврейской боевой оргиназиции, Исхаку Цукерману, который в то время был за пределами гетто, о том, что еврейская контратака «превзошла наши самые смелые мечты: немцы дважды бежали из гетто». Пресса Армии Крайовой написала про «неизмеримо сильное и решительное вооруженное восстание»[601].
Члены Еврейского военного союза, организации правого толка, забрались на верхушку самого высокого здания в гетто и водрузили два флага: польский и сионистский. Отряды Еврейского военного союза боролись с большой решимостью возле своего штаба на Мурановской площади. 20 апреля был отстранен от должности начальник СС и полиции Варшавского округа Фердинанд фон Заммерн-Франкенэгг. Его заменил Юрген Штроп, получивший звонок от разъяренного Гиммлера: «Вы должны снять эти флаги любой ценой!» Немцы их все же сняли 20 апреля (в день рождения Гитлера), хоть и понесли при этом потери. В этот день немцы умудрились войти в гетто и остаться там, хотя их шансы по зачистке населения казались слабыми: большинство евреев прятались, а многие были вооружены. Немцам пришлось разработать новую тактику[602].
С самого первого дня восстания в Варшавском гетто евреи гибли в бою. Когда немцы находили евреев, которые не могли работать, они тоже их убивали. Немцы знали, что им нет никакой пользы от тех, кого они найдут в госпитале на улице Генся, – там был последний в Варшаве еврейский госпиталь. Марек Эдельман нашел там десятки трупов в больничной одежде. В гинекологическом и акушерском отделениях немцы убили беременных женщин и рожениц вместе с новорожденными. На углу улиц Генся и Заменгофа кто-то подложил живого ребенка к обнаженной груди мертвой женщины. Хотя еврейское сопротивление выглядело для посторонних как война, но немцы не соблюдали никаких законов или обычаев войны внутри гетто. Простое существование еврейских недочеловеков для СС было преступлением само по себе, а их сопротивление приводило в ярость и оправдывало любые ответные действия[603].
Штроп решил, что единственный способ очистить бункеры и дома – сжечь их. Поскольку Гиммлер уже приказал физически уничтожить гетто, то сжечь дотла дома в нем потерей не считалось. И действительно, поскольку Гиммлер не знал, как разрушить здания, огонь решил две нацистских проблемы одним махом. 23 апреля 1943 года люди Штропа начали сжигать здания гетто, квартал за кварталом. Вермахт играл небольшую роль в этом сражении, но его саперы и огнеметчики были задействованы в разрушении жилых домов и бункеров. Эдельман вспоминал об «огромных огненных бурях, которые накрывали целые улицы». У задыхающихся евреев не было другого выхода, кроме как выбираться из своих бункеров. По воспоминаниям одного из выживших, они думали: «Пусть нас лучше застрелят, чем сгореть в огне». Евреи, застигнутые пожаром на верхних этажах зданий, прыгали вниз. Немцы захватили много узников с переломами ног. Этих людей допросили, а затем расстреляли. Единственным путем для евреев выбраться из подожженных зданий было перебираться из одного бункера в другой днем, а ночью – из одного дома в другой. В течение нескольких дней СС не будут себя чувствовать в безопасности на улицах гетто в темноте, поэтому еврейские бойцы и гражданское население могли в ночные часы передвигаться и перегруппировываться. Однако поскольку они не могли остановить пожара, их дни были сочтены[604].
Немцы атаковали гетто 19 апреля 1943 года, в канун праздника Песах. Пасха выпадала на следующее воскресенье, 25 апреля. Польский поэт Чеслав Милош описал христианский праздник по другую сторону гетто, вспоминая в своем стихотворении «Campo di Fiori», что люди катались на карусели на площади Красинского, прямо за стеной гетто, когда евреи боролись и умирали. «Я думал тогда, – писал Милош, – об одиночестве погибающих». Карусель работала ежедневно в течение всего восстания. Она стала символом еврейской изолированности: евреи погибали в собственном городе, когда поляки за стенами гетто жили и смеялись. Многим полякам было безразлично, что происходит с евреями в гетто. Однако были и неравнодушные, некоторые пытались помочь и даже погибли при этом[605].
В течение целого года перед тем, как началось восстание в Варшавском гетто, Армия Крайова сообщала британцам и американцам о польских евреях в газовых камерах. Армия Крайова передала донесения про лагерь смерти в Хелмно, и польские власти проследили, чтобы они дошли до британской прессы. Западные союзники не предпринимали никаких действий. В 1942 году Армия Крайова проинформировала Лондон и Вашингтон о депортациях из Варшавского гетто и о массовом уничтожении евреев в Треблинке. Точнее сказать, эти события всегда преподносились польским правительством как элемент более крупной трагедии граждан Польши. Ключевая информация, однако, сообщалась. Поляки, как и евреи, (ошибочно) полагали, что распространением информации о депортациях можно их остановить. Польское правительство убеждало союзников отвечать на массовое уничтожение польских граждан (в т.ч. евреев) убийством немецкого гражданского населения. Великобритания и Соединенные Штаты все так же ничего не предпринимали. Польский президент и польский посол в Ватикане просили Папу римского выступить с речью о массовом уничтожении евреев, но безрезультатно[606].
Среди западных союзников только польские власти предприняли хоть какие-то прямые действия, чтобы остановить уничтожение евреев. К весне 1943 года «Жегота» помогла примерно четырем тысячам евреев, которые скрывались. Армия Крайова объявила, что будет расстреливать поляков, шантажирующих евреев. 4 мая, когда евреи Варшавского гетто сражались, премьер-министр Владислав Сикорски издал обращение: «Я призываю всех сограждан предоставлять помощь и убежище тем, кого убивают, и в то же время, перед лицом всего человечества, которое слишком долго хранит молчание, я осуждаю эти преступления». Как понимали и евреи, и поляки, варшавское командование Армии Крайовой не могло спасти гетто, даже если бы отдало всех своих бойцов и оружие для этой цели. У него на этот момент почти не было боевого опыта. Тем не менее, семь из первых восьми вооруженных операций, проведенных Армией Крайовой в Варшаве, были направлены в поддержку тех, кто сражался в гетто. Двое поляков погибли в самом начале восстания в Варшавском гетто, пытаясь пробить его стены. Провалились и несколько последующих попыток проломить стены гетто. Всего Армия Крайова сделала около одиннадцати попыток помочь евреям. Советские же пропагандисты, воспользовавшись случаем, утверждали, что Армия Крайова отказала в помощи сражавшимся в гетто[607].
