— Ты что, стихи читала? — наконец произносит Лида.
— Нет. Я плясала.
По правде говоря, Ира пробовала и стихи прочесть. Но сегодня ей совершенно не хочется вспоминать, какой из этого получился конфуз. Уж как, кажется, выучила «Песню трактористки» — назубок! — а вышла на сцену, увидела в полутьме зала множество внимательных глаз — все стихотворение напрочь из головы вылетело. Только первая строчечка и осталась: «Трактор, ты мой трактор!» Повторила три раза и юркнула за кулисы под добродушный хохот зрителей: подумаешь, с кем не бывает! Зато плясала Ира, и вправду, лучше всех, и вспоминать ей об этом куда приятнее, чем о стихах.
— Ой, а какую пьесу семиклассники поставили! — с восхищением восклицает Ира. — Они ее сами придумали, представляешь! Про лодырей Данилу и Гаврилу. Вот это пьеса! Все просто обхохотались, когда Данила и Гаврила под яблонькой в тени лежали и спорили, кому по воду идти.
Но Лида больше не удивляется. Она как-то слишком уж спокойно помахивает портфельчиком и равнодушно смотрит в сторону.
— Ну и что же?
Ира вспыхивает от обиды. «Ну и что же, ну и что же…» А ведь это было так смешно, когда Степа, кряхтя и сгибаясь до самой земли, вынес на сцену ведро воды и поставил перед лентяями. Затем Ира догадывается, что Лида только притворяется, будто ей неинтересно. Она жалеет, что там не была сама, вот и хочет казаться безразличной.
Обида проходит, словно ее и не было. Ира останавливается и неожиданно для себя говорит:
— Слушай, а почему бы нам не попробовать…
— Что попробовать? — не понимает Лида.
— Ну, спектакль поставить. У нас, во дворе. Сами пьеску сочиним о тетке Юстине, как она мусор под окна выбрасывает, или про Вовку, как он из рогатки стреляет и со всеми задирается.
Лида недоверчиво глядит на подружку, но Ира угадывает за этой недоверчивостью интерес и улыбается:
— Попробуем, а?
— Хорошо бы со стихами пьесу, чтоб все запомнили, — говорит Лида, но тут же снова хмурится. — А кто их придумает? Кто играть будет? Разве что в школе…
— В школе драмкружок будет, — злится Ира. — А у нас во дворе?.. Мало у нас ребят!.. Пьесу поищем в журналах, ну, немножко переделаем. А можно для начала и без пьесы обойтись. Просто концерт можно…
Ира вопросительно глядит на Лиду: неужели откажется? А ведь хорошо поет и песен много знает… Если откажется, ничего не будет, что одна сделаешь.
Но Лида уже думает о репертуаре.
— Я недавно хорошую песню выучила, — наконец говорит она. — Может, слышала: «Гайдар шагает впереди!» Вот если бы еще Юра на баяне подыграл…
— Подыграет! — обрадованно восклицает Ира. В прошлом году она помогла Юре избавиться от двойки по арифметике и нисколько не сомневается, что он выполнит любую ее просьбу. — Давай после обеда соберем ребят и обо всем договоримся. Идет?
— Идет, — соглашается Лида и вздыхает. — Ох, Ирка, засмеют нас с нашим концертом, вот увидишь.
— Не засмеют, — отвечает Ира, и на лбу ее появляется упрямая косая морщинка.
* * *
В доме, где жили Ира и Лида, детей было не так уж мало — человек двадцать, а может, и побольше. Но о том, чтобы все они участвовали в концерте, не могло быть и речи. Не возьмешь же в артисты дошколят, которые еще даже азбуки не знают. Да и на помощь старшеклассников особо рассчитывать не приходилось: больно много они о себе воображают, старшеклассники! Дрынькают по вечерам на гитарах в беседке, а музыка у них экая-то кошачья и песни кошачьи. Будто кошке дверью хвост прищемили. Приглашать детей из соседних дворов девчонкам не хотелось. Решили, как говорится, обойтись собственными силами.
А силы эти, надо прямо сказать, были не очень многочисленны: сами организаторы — Ира Ковальчук и Лида Маслова, Юра Борисов и Зина Омельянюк.
Правда, в запасе еще оставались Кира Симакова и Вова Гузак, но Кира заболела, а Вова наотрез отказался участвовать в «девчоночьих штучках». Хорошо, что ему всего не сказали, растрезвонил бы по двору, как сорока, раньше времени.
Не так-то легко было составить программу концерта. Что от постановки пьесы придется отказаться, стало ясно уже на следующий день. Четыре перемены и два часа после уроков Ира и Лида просидели в пионерской комнате, листая подшивки газет и журналов, но ничего подходящего, что можно было бы как-то приспособить к событиям, происходившим у них во дворе, разыскать так и не удалось. То, что иногда печаталось, начинающим артистам не подходило: и участников много, и декорации сложные, и костюмы не подберешь… Решили подготовить просто концерт.
И вот тут-то разгорелись споры. Ира, которая раньше предлагала каждому выступить с тем, что умеет, теперь вдруг потребовала, чтобы главными в программе были танцевальные номера. Лида, наоборот, доказывала, что нужно включить побольше песен. Зина кричала, что не представляет себе концерта, в котором не прозвучало бы по крайней мере пять стихотворений. А Юра, согласившись поиграть на баяне, заявил, что главное — развеселить зрителей. «Клоуна, ребята, нужно, вот что я вам скажу. Я недавно в цирке был, там клоун длинноносый как появится, все за животики хватаются. Хотите, я попробую под клоуна, а?..»
Спорили, спорили и вернулись к тому, с чего начали: пусть каждый готовит, что умеет.
* * *
Беда, как это и водится, пришла нежданно.
Целую неделю стояла чудесная солнечная погода, а в воскресенье, словно нарочно, с самого утра небо затянули серые облака и зарядил мелкий дождь-грибосей.
Хуже всего было то, что еще вчера вечером все жители дома получили пригласительные билеты. На билетах ровными красивыми буквами (Лидина работа!) было написано:
ПРИГЛАШАЕМ НА КОНЦЕРТ
ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ — НАШ ДВОР
НАЧАЛО В 18.00
Внизу стояла подпись: «ВР». Что должно было расшифровываться так: «Веселые ребята».
Так вот, до 18.00 оставалось немногим больше двух часов, а «веселые ребята», повесив носы, молча сидели на кухне у Иры Ковальчук и думали невеселую думу. Здесь же, в углу за плитой, лежали сваленные в кучу, ненужные, как теперь казалось, костюмы артистов. Сверху насмешливо ухмылялась маска Колобка. «Что, — казалось, говорил он, — повеселились!..»
— Зина, глянь в окно, вроде перестает, — наконец сказала Ира, которая вообще не умела долго молчать.
— Ага, перестает! — проворчал Юра, спрыгивая со стола. — Не слышишь, как молотит…
Он подошел к окну и отдернул занавеску. Первое, что бросилось ему в глаза, были скамейки для зрителей, которые они вчера перетаскивали со всего двора. Мокрые скамейки тускло поблескивали под дождем.
— Неужели нельзя собраться у кого-нибудь дома? — зло сказал Юра.
— У кого? — откликнулась Ира, едва не плача от огорчения, словно это она была виновата, что так некстати зарядил дождь. — У вас тесно. У нас тоже. Зайдет пять человек — и повернуться негде. У Зины? Там маленький ребеночек дома, не пустят. А у Лиды…
Лида отвернулась и прикусила губу. Квартира у них была большая. Но мама… Нет, не разрешит, даже спрашивать не стоит. «Грязи, — скажет, — натаскают, убирай потом за ними…»
— Давайте я быстренько обойду все квартиры и скажу, что концерт отменяется по… по метеоусловиям, — сказала Зина, с трудом выговорив слово, которое часто повторял ее отец-летчик.
— А что! — оживился Юрка. — По метеоусловиям — это хорошо. Только не отменяется, а переносится. На следующее воскресенье. Так даже в настоящих театрах бывает. Перенесут, и все. А билеты действительные.
— А если и в следующее воскресенье дождь пойдет, тогда что? — вздохнула Ира. — Нет уж, коль взялись, нужно что-то придумать.
— Думай, думай, — ядовито проговорил Юра, — может, к утру что-нибудь и придумаешь.
В это время дверь приоткрылась и показалась лохматая голова Вовки Гузака.
— А-а-а! — насмешливо протянул он. — Артисты погорелого театра заседают! Вр-р-р-ррр!.. Др-р-ррр…
Юра пулей сорвался со своего места и с грохотом захлопнул дверь.