— Я никого не нашла, кроме вас, — промурлыкала она, — к кому могла б я обратиться в трудный час…

— Это была моя ошибка! — торопливо сказал я. — Я вас отвлек, а ведь вы пришли по делу.

— Ну, если вам угодно… Вы можете выслушать мои проблемы? — шаловливо спросила она.

— Мне все угодно, если вы это выразите в поэтической форме, — ответил я.

— Сегодня около десяти у меня были гости, — сказала она. — Анжела и Рикки Уиллисы. Они пришли в гостиницу прямо из офиса шерифа. Анжела не стала терять времени и сразу перешла к делу — она хотела знать, буду ли я представлять ее в суде. Я ответила, что смогу этим заняться только с согласия ее матери. Тогда она сказала, что немедленно пойдет к матери, и оставила меня наедине со своим «интеллектуальным» дружком! — Илона скорчила выразительную гримаску. — Я даже не могу воспроизвести речь этого идиота!

— Это английский язык, — заметил я, — просто Рикки чуть ближе к основам, чем остальные.

— Так или иначе, — продолжила Илона, — полчаса нашего общения показались мне полугодом. Наконец в номер врывается возбужденная Анжела с видом триумфатора. Она машет передо мной пачкой банкнотов и говорит, что это аванс и я могу не беспокоиться об остальной оплате, потому что там, где она их получила, еще масса денег. Я попросила убрать деньги, сказав, что я должна переговорить с Лин — ее матерью. Рикки она сообщила, что теперь они будут жить в «Звездном свете» и им не нужно возвращаться в вонючую гостиницу, где они прозябали до сих пор, — она только что взяла для них номер двумя этажами ниже, где им будет хорошо и спокойно.

— Любящая мамуля сменила гнев на милость, — предположил я.

— Я тоже так подумала, — кивнула Илона, — поэтому пошла к ней. Когда я рассказала ей об Анжеле, она посмотрела на меня как на сумасшедшую и сказала, что не только не давала никаких денег, но вообще не виделась с дочерью. Все это очень странно и непонятно.

— Одна из них наверняка лгала, — глубокомысленно изрек я.

— Похоже, что Анжела, — сказала мисс Брент. — Но где она смогла достать деньги, если не у Лин?

— Может быть, Хиллари?

Она медленно покачала головой:

— Не представляю, чтобы он дал ей такую сумму, если бы она просто пришла и попросила. Тут что-то другое.

— Что, например?

— Например, свидетельство о браке, — ответила она. — Когда они ушли, я внимательно рассмотрела его. Это подделка, и даже не очень хорошая.

— Вы уверены?

Илона холодно посмотрела на меня:

— Продолжим.

— Да, простите. — Я допил свое виски и подождал две-три секунды, пока она сделает то же самое. — Итак, для чего нужно фальшивое свидетельство? Просто чтобы подурачить мамашу?

— Думаю, что да, — сказала она. — Но я не могу составить для себя ясной картины.

Я еще раз налил стаканы; когда вернулся в гостиную, она уже рассматривала мой проигрыватель.

— Вы меломан? — спросила она, когда я протянул ей стакан.

— В определенном смысле, — сказал я. — Я бы не назвал это настоящей страстью, просто мне больше нравится слушать музыку, чем хруст челюстей термитов, грызущих бетон, и тому подобное.

— Поставьте какую-нибудь пластинку, — попросила она мягко.

Я взял со стеллажа альбом Джулии Лондон и включил проигрыватель. Джулия — певица ночи и полумрака. Мои пять колонок усиливали интимность обстановки.

— Как мило! — произнесла Илона спустя несколько минут.

— Хорошо расслабляет, — согласился я. — Вряд ли это можно оценить стоя. Почему бы нам не перейти на тахту?

— Я знаю, что вообще-то в таких случаях надо что-то отвечать, — задумчиво сказала она. — Но сейчас я не могу вспомнить что.

Она медленно подошла к тахте, уселась, и меня одурманил шелестящий звук ее чулок, когда она элегантно скрестила ноги. Я сел рядом, но не очень близко. Вечер только начинался, и я не хотел торопить события.

— Вы думаете, убийство — их рук дело? — вдруг спросила она. — Как им теперь верить — после этой подделки?

Я положил голову на спинку тахты в полудюйме от ее плеча.

— Я расслаблен, — укоризненно пробормотал я. — И Джулия расслаблена. Чего вам неймется?

— Пожалуйста! — несколько раздраженно проговорила она. — Я должна знать! Как вы думаете, это Анжела и Рикки убили того беднягу в мотеле?

— Они — главные подозреваемые, — сказал я. — Но доказательств нет. Во всяком случае, пока нет.

— Есть доказательства или нет, но у вас должно было составиться мнение, Эл, — настаивала она. — Что вы об этом думаете?

— Мне, как полицейскому, думать противопоказано, — сказал я. — Думать — удел интеллектуалов, тех парней, которые знают, как организовать показательное шоу или как продать побольше консервированных супов, превратив их в символ общественного положения.

— О Господи! — безнадежно воскликнула она. — Вы напоминаете мне пехотинца, который на марше жалуется, что жить не стоит. А на самом деле его мучит не жизнь, а плоскостопие. И получи он сапоги большего размера, вся его философия была бы проникнута оптимизмом.

— В птичьих мозгах Анжелы наконец началось шевеление, и она поняла, что вместе со своим дружком они оказались главными подозреваемыми. Поэтому, узнав, что мать, дядюшка и их адвокат находились в городе в ночь убийства Марвина, она посоветовала мне проверить ваши алиби. Что вы на это скажете?

— Скажу, что она — маленькая дрянь, — глубоко вздохнув, произнесла Илона. — Алиби? Я не знаю… Мы приехали в гостиницу, потом, примерно в восемь, втроем пообедали в номере Лин. Хиллари ушел примерно в четверть десятого, насколько я знаю, к себе в номер. Я поговорила с Лин еще минут пятнадцать, потом вернулась в свой номер и легла спать.

— Возможно, Анжела в чем-то права, — сказал я. — Ни у кого из вас нет алиби.

— Но ни у кого из нас нет и мотива, — спокойно возразила она. — Лин нужен был частный сыщик, чтобы найти сбежавшую дочь; Хиллари порекомендовал ей человека, которого знал. Зачем им убивать его, если он делал работу, за которую они платили?

— Может, он из Вест-Сайда? — с надеждой спросил я. — И они не смогли вынести позора, которым покрыли себя, связавшись с ним?

«Я помню апрель», — интимно нашептывал голос Джулии Лондон из всех пяти колонок. Илона положила голову мне на плечо и молча вздохнула.

— Этот Рикки Уиллис, — сказал я. — Вы знали, что в прошлом он уголовник?

— Ну, — протянула она, — и что же?

— Я думал, это повергнет вас в шок.

— А я думала, что вы полностью расслаблены, — парировала она. — Джулия расслаблена, я расслаблена. Почему вы сейчас напрягаетесь?

— У меня внутри недремлющее око, — объяснил я. — Оно появилось, когда однажды, позвонив в квартиру одной блондинки, я с чувством произнес: «Люби меня сегодня крепко, как никогда» — и упал в объятия… ее мужа, который открыл дверь.

Она лениво рассмеялась, затем сказала:

— Почему бы вам не взять меня в штат, Эл? Вам ведь нужен юрист.

Она медленно повернула ко мне голову. Ее карие, в крапинку глаза смотрели на меня из-под опустившихся ресниц, мягкий рот открылся. Я поцеловал ее, моя рука скользнула по ее обнаженному плечу и дальше — по позвоночнику. Она вздрогнула, сильнее прижалась ко мне, а ее пальцы впились мне в грудь.

Через некоторое время она высвободилась из моих объятий и встала.

— Здесь слишком много света, — неуверенно сказала она. — Вы просто мот, Уилер.

Она обошла комнату, выключая все лампы, пока не осталась единственная, под абажуром, лампа над проигрывателем. Возвращаясь к тахте, она дернула за тесемку, и через две секунды черное платье, скользнув вдоль бедер, с нежным шуршанием упало к ее ногам. Она аккуратно протянула руку к застежке черного лифчика без бретелек. Через мгновение на ней остались только черные атласные трусики, отделанные тонким кружевом. Мягкий свет освещал ее жемчужно-белую упругую грудь.

— Я сомневаюсь, что это вполне законно, но уверена, что прецедент есть, — прошептала она и потянула меня за рубашку, заставив приподняться. — Ненавижу тахту, — проговорила она. — Она кажется мне ненадежной.