И тут он сделал нечто неожиданное, словно мальчик, который хочет задобрить шоколадкой воспитательницу в детском саду. Он вдруг широко улыбнулся белозубой улыбкой и протянул мне свою банку с пивом. Потом показал на» хонду». Автомобиль в обмен на пиво. Наконец, мне удалось встать. Не без усилий, но все-таки я встала.
Он произнес что-то по-испански, и я отрицательно покачала головой. И начала потихоньку двигаться к автомобилю. Вот сейчас, думала я, сейчас это произойдет. Они собьют меня с ног, отберут ключи и умчатся на свободу. А я буду лежать здесь, пока меня не унесет прибой. Ждать осталось часа два, не больше.
И вдруг я поняла, что творилось в голове Франка перед тем, как он прыгнул, или его сбросили с Кильского парома. Сперва там был вакуум. Потом Франка парализовала мгновенная догадка, большая, чем страх, чем надежда. Безжалостное сознание того, что граница пройдена. Мозг был устроен так мудро, что сразу же после этого наступил полный паралич, скрывший мгновение, когда все уже кончилось.
Что там было на самом деле, я знать не могла, но паралич у нас был похожий. Я стояла на пустынном берегу Бискайского залива, участвуя в сцене, которую я, наверное, как и Франк, предугадала. И все-таки мой паралич возник от желания, чтобы все было уже позади.
Я еще надеялась, что подобная милость может длиться во времени, но я ошибалась. Несмотря на то, что я прекрасно понимала ситуацию, я подошла к автомобилю, кивнула черноволосому и влажной рукой взялась за ручку двери. Он криво усмехнулся, словно от неуместности флирта с немолодой дамой. Потом сунул руку в ширинку и приподнял то, что у него там было.
Немного выждав, я сделала движение по направлению к нему. Это ему не понравилось, он что-то рыкнул, все еще улыбаясь и не разжимая зубов. Потом показал на пустое отверстие для ключа и попутно включил проигрыватель на полную мощность. Там стоял компакт-диск с оперой — Андреа Бочелли. Думаю, это придало мне душевных сил, которых в тот момент мне отчаянно не хватало, потому что идея созрела у меня прежде, чем я успела испугаться. По-английски, едва сдерживая гнев, я обвинила его в том, что он взял ключи. Сперва он растерянно смотрел на меня, видимо он не понял ни слова, только общий смысл сказанного.
Постепенно мне стало ясно, что у чуда может быть много вариантов. Мой вариант был такой: мы втроем ползаем по песку вокруг машины и ищем ключи, которые лежат у меня в кармане. Паралич был забыт. Мозг работал на предельной скорости, изобретая не вызывающий подозрений предлог, чтобы оказаться в машине, а уж там — вставить ключ в зажигание и помчаться вверх по крутому склону. Если нужно, я прихлопну дверцей пальцы черноволосого и протащу его какое-то расстояние. Я не сомневалась, что оставлю этих парней в их колымаге далеко позади, как бы они ее потом ни гнали. Моя машина была более мощной, но в парнях играл тестостерон, так что я понимала, что меня ждет фильм в духе Джеймса Бонда.
После нескольких минут копания во всех местах, где в песке были видны следы моих ног, я была измотана куда сильнее, чем эти атлеты. Странно, но теперь я на них почти не сердилась. Если б я не знала, что они нацелились на мою машину и только по этой причине помогают мне искать ключи, я бы могла подумать, что они мои друзья. Что исключительно из самоотверженности они ползают на коленях и роются в песке, помогая незнакомой женщине.
Вскоре я поняла, что мне ужасно хочется пить. Вообразив себя получившей отставку любовницей Джеймса Бонда, я начала рыдать, даже не пытаясь высморкаться ни во что, кроме пальцев. Парней будто кто-то дернул за веревочку. Они склонились к самому песку и принялись искать с еще большим рвением. Старший дал мне свою облизанную банку с пивом, и я с жадностью опустошила ее. Парни обменялись взглядом. Я в отчаянии трясла пустой банкой, глядя то на одного, то на другого, то на банку. Потом я кивнула на машину и устало сказала: «Я принесу еще» на каком-то слащавом английском. И после рискнула встать. Мои молодые друзья сделали перерыв в поисках и решили разделить на двоих оставшееся во второй банке пиво.
С напускным спокойствием, такого я не напускала на себя никогда в жизни, я зашагала к автомобилю. Он стоял с открытой дверцей и «Amor ti vieta»[33], гремела на полную мощность. Прижав одну руку к сердцу и опираясь второй на машину, я села на пассажирское место и сделала вид, будто роюсь под сиденьем. На самом же деле я незаметно достала из кармана ключ. Парни сидели внизу в песке. Младший, глядя на море, поднес банку к губам. Лицо чернявого отчасти было повернуто в мою сторону.
Сколько времени нужно таким парням, чтобы насладиться одной банкой пива, прикидывала я. И наконец решилась. Мгновенно передвинувшись на место водителя, я вставила ключ в зажигание и повернула. Под дикий рев я заперла на замок правую дверцу. С распахнутой левой дверцей я сумела развернуться на сто восемьдесят градусов и выехать на дорогу. И захлопнуть ее на полном ходу.
Когда автомобиль выровнялся и уже мчался вверх по склону, я бросила взгляд вниз, на берег. Те двое, синхронно вскочив, стояли рядом и смотрели мне вслед. Голос Бочелли пытался вдавить мне в мозг барабанные перепонки, но они выдержали. Я высокомерно попыталась выключить проигрыватель, но промахнулась. Приемник отозвался сладким, как леденец, голосом, а саксофон выдул из моих ушей всю накопившуюся там серу. Теперь я вцепилась в руль обеими руками и уже не отпускала его. И горная стена и обрыв были слишком близко.
Глупо было надеяться что парни не станут меня преследовать в своей колымаге, хотя бы чтобы подразнить и напугать. И я жала на газ, как могла. Повороты регулярно следовали один за другим, и вместе с тем я должна была быть готова к тому, что в любой момент из-за них могла выскочить встречная машина. Попадись мне хоть одна, это было бы мое последнее приключение. Только на шоссе, ведущем к Хихону, я почувствовала, что сердце легло на место и что оно продолжает биться. И только въехав в город, я почувствовала себя в безопасности и осмелилась пустить слезу.
Въехав в подземный гараж отеля, я некоторое время сидела, прислушиваясь к звуку ворот, автоматически закрывшихся у меня за спиной. Вытащив ключ зажигания, я громко высморкалась, провела бесцветной помадой по обкусанным губам и на лифте поднялась в свой номер. Я заперла дверь, достала из холодильника бутылку с водой и, стоя, опустошила ее. Потом стащила с себя всю одежду, надела гостиничный махровый халат и залезла в постель.
Однако через некоторое время я встала, включила компьютер и вошла в интернет в надежде найти людей и утешение. Было маловероятно, чтобы мать Франка переписывалась с кем-нибудь по электронной почте. Что же касается Аннунген, кто ее знает. Во всяком случае, я просматривала одно за другим предложения «Виагры» и банковского кредита, чтобы немного поднять себе настроение. Можно было извинить навязчивого американского отправителя, не знавшего моих сексуальных наклонностей и уж тем более не знавшего, что Франк был самым близким, кто у меня когда-либо был в сексуальном и материальном отношении.
Мне удалось открыть собственный электронный ящик, где накопилось семьдесят три заманчивых предложения. У Аннунген, оказывается, электронной почты не было. Вычищая весь мусор, я искала что-нибудь знакомое. Уже собираясь нажать на клавишу «Delete», я вдруг обнаружила, что чуть не стерла письмо из издательства.
«Спасибо за присланную рукопись! Хочу сообщить, что мы с радостью прочитаем ее. Мы понимаем, что ты путешествуешь за границей и у тебя нет постоянного адреса. Поэтому нам было бы удобно, если б мы могли связываться с тобой по мобильному телефону. Если можешь, подтверди получение этого письма. Я позвоню, как только прочитаю рукопись. Не сомневаюсь, что чтение доставит мне удовольствие. Счастливого путешествия!»
Человек, которого я никогда не видела, подписал это письмо и сообщил, что он мой редактор. Я прошлась несколько раз мимо слишком большой двуспальной кровати, потом зашла в ванную и напилась прямо из-под крана. И снова вернулась к письменному столу и стулу, малопригодному для того, чтобы на нем сидеть. Из многочисленных углублений в потолке падал свет, похожий на свет в катакомбах.
