— А в чем трудность?

— Нужны установки для выработки кислорода. Кислород — это потом. У нас, если хорошенько посмотреть, и без кислорода резервов немало. Только взяться дружнее…

Мастер посмотрел на часы:

— Ну, пора по местам…

Поднялись, пошли радостные, одушевленные великой силой той замечательной правды, которую они слушали сейчас, читая доклад товарища Маленкова.

— Словно сил прибавилось, — сказал Петр Черевичный и тем выразил общее чувство.

Горностаев жил в Правобережном районе, в новом, недавно построенном доме. Он сошел с трамвая и, с наслаждением вдыхая морозный воздух, направился к дому. Он шел мимо больших, ярко освещенных домов, магазинов, кино. Вдалеке, на левом берегу реки Урал, рассыпались тысячи электрических огней. Над домнами и коксовыми печами висело зарево.

Дома Горностаев застал в сборе всю свою семью. Жена мастера, Феодосия Васильевна, или просто Феша, миловидная женщина лет тридцати пяти, встретила мужа упреками:

— Что у тебя сегодня было, к обеду опоздал?

— Собрание.

— А завтра что?

— Завтра я провожу занятия в кружке.

— Ну, а послезавтра?

— Выходной. Весь в твоем распоряжении.

— Ой, не верю…

Дома было тепло, чисто, уютно. Старший сын, Валентин, ученик 9 класса, готовил уроки. Младший сын, первоклассник Сергей, рассказывал отцу «чрезвычайные» события школьной жизни.

Горностаев слушал сына, а сам в это время думал о том, что хорошо бы, конечно, позабавить сынишку, да со старшим поговорить, с женой потолковать, рассказать ей о событиях дня, расспросить о домашних делах. Да вот время уже позднее, газету надо почитать, к занятиям подготовиться. Времени не хватает, жизнь так бурно идет, что, если бы в сутках было не 24, а 48 часов, все равно его бы для всего не хватило.

Феодосия Васильевна словно угадала мысли мужа:

— Тебе газету? Вот еще журнал пришел. Здесь статья Сталина.

Горностаев быстро поднялся.

— Замечательно! Феша, родная, дай скорее.

Василий Кононович взял журнал, удобно устроился за письменным столом, открыл чистую тетрадь и углубился в чтение работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».

Сначала Горностаев думал сразу же законспектировать эту работу. Но чтение настолько его увлекло, что он забыл о своем намерении и, не отрываясь, прочел весь сталинский труд до конца. А потом долго сидел в глубоком раздумьи.

«Вот оно, новое сталинское слово, которое ждет весь народ», — думал мастер.

Как-то по-иному звучало теперь слово коммунизм. До сих пор это была радостная, светлая мечта. А сейчас оно становилось почти осязаемым.

«А что, — подумал он, — может случиться, что и Василий Кононович Горностаев будет жить при коммунизме. И очень даже может быть».

Эта мысль вызвала в нем чувство необыкновенной радости. Ему хотелось тут же поделиться с кем-нибудь этой радостью, и он оглянулся.

Все спали. Была уже глубокая ночь.