Вдруг он вскакивает упругим движением гимнаста. Расправляет богатырскую грудь.

— Довольно болтовни. Время на исходе. Сейчас увидите, как я двину фигуры на шахматной доске. Эй, люди, сюда! Малый, смотайся в лагерь экспедиции, тащи сюта обоих носильщик, котори биль с профессор в его последний поход. Та пригласи сюта мсье де Рюга. Шифо! Пашоль, скорей!

— Сиф снова здесь, — улыбаюсь я.

Сержант только подмигивает одним глазом.

— Патруль, становись!

Солдаты почесываются, нехотя встают, разбирают оружие и амуницию. Прислуга суетится у ослов. Топот ног, звякает железо, над дорогой поднимается пыль.

— Сафернуть тело в презент! Подвязывать на этот осель! Ты, чучело, заходи с та сторона!

В вечерней сиреневой дымке густо расползаются отборная брань и прусское кваканье. Тэллюа отходит в сторону и стоит в ожидании, спокойно сложив руки на груди. С гор ровно веет прохладный ветерок.

— Это что такое?! — взбешенный Лаврентий подскакивает к сержанту с кулаками. — Зачем вам мои рабочие?

Сиф нагло усмехается:

— Забираю их в крепость. Для допроса.

— Не смеете! Не забывайтесь! — граф пронзительно визжит тонким голосом. Он вне себя и бессмысленно машет длинными руками, — Я знаю, зачем вам эти люди…

— Тем лучше, — хладнокровно цедит Сиф, оборачивается к капралу: — Забрать обоих. Стеречь как Олоарта. Спущу шкуру, если они останутся здесь.

— Но мне они нужны! Я завтра…

— Вам они не нужны. Завтра вы сворачивайте лагерь и приезжайте в крепость.

— Что-о?! — Дерюга поражен, как громом. — Вы рехнулись?

— Пока нет. И помните, мсье де Рюга: это — приказ, — Сиф угрожающе напирает необъятным брюхом на тощую фигурку Лаврентия. — Понятно? Приказ!

— Я не подчиняюсь вам.

— Тогда вы подчинитесь силе.

Руки графа нервно бегают по одежде, ремням. Он снимает шляпу, порывисто надевает… Губы дрожат… Сиф каменным взглядом давит его. В конце концов Лаврентий разводит руками и отходит в сторону. Таким оборотом дела он разбит, он совершенно уничтожен.

— Кстати, сержант, — вмешиваюсь я, — жаль, что вы забираете обоих проводников. Мне хотелось бы завтра отправиться с ними в горы.

— Куда? — рычит Сиф.

— К месту последней стоянки Балли.

— Зачем?! — Дерюга вне себя от ярости подскакивает ко мне. — A-а, так я говорил! Вы знаете место!

Мне жаль человека, все надежды которого так катастрофически рухнули на моих глазах.

— Успокойтесь! — как можно мягче говорю я. — Мне ничего не нужно. Но я буду в Цюрихе и обязательно зайду к фрау Балли рассказать о трагедии, передать фотографии похорон, могилы и последнего рокового привала. Иных целей у меня нет.

— Когда вы возвращаетесь в крепость? — спрашивает Сиф.

— Послезавтра.

— Почему не завтра?

— Завтра буду занят, — отвечаю я и не могу удержаться от улыбки: вдруг вспоминаются Тэллюа и та проклятая минута, когда она, подобрав ножку, делала вид, что разглядывает смуглый пальчик, и косилась на меня смеющимися, блестящими глазами, а я пятился к выходу… Ах, дрянь! Ну, погоди, завтра я тебе… Теплая волна пробегает по телу, я сладко потягиваюсь и вдруг вспоминаю Лионеля. Сдерживаю себя, оправляю шлем и ремни, но повторяю упрямо: — Завтра у меня дела.

— Дела, — бурчит Сиф недовольно. — Ну, ладно. Однако проводников я не дам, это уж как хотите. Он отворачивается.

— Эй, ты, Тэллюа!

— Я здесь, начальник!

Сиф рассматривает девушку в упор, крутит ус, затем произносит несколько похабных фраз. Солдаты ржут, Тэллюа отворачивается со скучающим видом, но Сиф вспоминает, что время не ждет.

— Сегодня ночью соберешься, завтра убирайся отсюда. Куда пожелаешь, твое дело. Чтобы завтра к вечеру тебя здесь не было. Но далеко не уходи: ты будешь мне нужна. Поняла?

— Аю, — Тэллюа делает холодный поклон.

— Капрал!

— Слушаю!

— Оставить здесь восемь человек с пулеметом. Снабдить всем необходимым до прихода следующего патруля. Задание: проследить за выполнением моих приказов. Чтобы до завтрашнего вечера ни экспедиции, ни становища здесь не было. Пикет расположить на бугре у дороги. При первом признаке сопротивления открыть огонь!

Сиф поднимает страшную лапу.

— Смирно!

Патруль уходит. Уже стемнело, голова колонны едва видна в призрачном сумраке.

— Ну, как? — хвастливо оборачивается ко мне гигант, завивая усы колечками. — Партия недурно начата? Две пешки вовремя изъяты, резвый конь удален, королю сделан шах. Доска заметно очистилась от фигур. Но это не все. По возвращении в крепость защита противника будет окончательно взломана взятием башни. Тогда я скажу мат и…

— И протяните руку за призом.

В сумраке я вижу довольное лицо Сифа. Он даже опять вспотел и гордо озирается вокруг движениями носорога.

Темнота сгущается. Однообразные силуэты солдат с мерным топотом проходят мимо. Вот осел, на его спине чернеет большой брезентовый сверток. Я стискиваю зубы. Как не похожи эти проводы патруля на те, что были сегодня после обеда… Всего несколько часов — и…

Мимо проплывает верхом на осле огромный силуэт, несчастное животное едва передвигает ноги, точно тащит на спине поставленную стоймя сорокаведерную бочку.

— Как вы сказали? Настоящий дикарь? — гремит мне зычный голос… — Первый дикарь Африки! Го-го-го!

И долго еще грохочут раскаты буйного смеха под первыми нежными звездами в смиренной тишине угасшего дня.

Тихо.

Оглядываюсь — никого, только Тэллюа да я.

— Пойдем ко мне, Большой Господин.

— Сейчас?

— Ночь — служанка любви.

— Послушай, Тэллюа, не ты ли сейчас здесь сидела у тела Лионеля, прикрыв лицо полой халата?

— Я! — с наивным довольством подтверждает девушка. И добавляет деловито: — Так надо: здесь я молилась по нашему закону, а похороны сделает толстый начальник по вашему. Всё по правилам. Душа красивого офицера довольна. Только не говори о нём.

— Почему? Разве ты не любишь Лионеля?

Тэллюа озадачена. В синеве ночи я вижу перед собой ее чистые правдивые глаза.

— Люблю? Его? Но ведь он умер, — говорит она в недоумении.

Девушка грациозно нагибается и подносит к моему лицу узенькую ладонь, в которой видна горсточка дорожной пыли.

— Вот цветок пустыни. Разве можно любить землю? — легким движением она бросает в воздух еще теплый прах. — Его нет. Мы здесь. Хорошо! Смотри, вот наша ночь!

Звезды как фонари на куполе нашей спальни. Черным бархатным занавесом сомкнулись вокруг горы. Воздух прохладен, но от земли веет теплота, словно от приготовленного на ночь желанного ложа. Париж, друзья, заученные с детства правила — все кажется маленьким и ненужным. Бессильно рушатся внутри меня обычно такие прочные преграды и запоры. Цепкие пальчики берут меня за мундир на груди.

— Постой, Тэллюа, а где сейчас граф де Рюга?

— Ты боишься его, Большой Господин? Ай-ай-ай. Не бойся! Он в своей палатке складывает рубахи и штаны, завтра уезжает. Пойдем!

— Постой, еще одно дело: нужно сообщить моим слугам, что я буду у тебя.

— Зачем? Разве ты не желаешь нашей ночи? — все догадки и подозрения мгновенно и бесследно тонут в бурно клокочущем желании.

Часто — увы! — очень часто обольстительный призрак Невозможного влечет нас в жизни от одной иллюзии к другой. Что делать! В нашей силе кроется слабость… И тонкая фигурка Тэллюа неудержимо повлекла меня вперед, в синюю тайну африканской ночи…

Подъем окончен. Вот площадка и шелковый шатер.

Здесь небо как будто ближе… Как ярко горят звезды! Ни один звук не доносится сюда из сонного становища…

Темная фигурка скользит в шатер, одну секунду стою, улыбаясь небу. Потом поворачиваюсь, откидываю полу шатра и быстро вхожу внутрь.

Свет фонарей слепит. Я щурюсь и прикрываю глаза рукой. Радость жизни кипит в груди… Порывисто бросаюсь вперед, раскрываю счастливые объятия.

Передо мной, скрестив на груди тощие руки, стоит Дерюга. Пораженный, я оглядываюсь. Тэллюа уже взобралась на диван, поджав ноги, и с любопытством на нас поглядывает.