Мария невольно вспомнила о семейном складе, где хранилась сушеная, копченая и соленая рыба. Как можно не делать запаса, не заботься о процветании дела? И все же… оставить все — это значит освободиться?

— И зачем заботиться об одежде? Посмотрите на полевые лилии, они не прядут и не ткут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Но если Господь не скупится на наряд для трав полевых, которые сегодня в цвету. а завтра брошены в костер, разве не облачит он вас стократ наряднее за лишь малую толику веры?

Иисус обвел взглядом оставшихся людей, задержавшись взглядом на каждом, прежде чем продолжить.

— Итак, не заботьтесь и не говорите: «Что нам есть?», или: «что пить?», или: «Во что одеться?» Потому что всего этого ищут язычники и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Но прежде ищите Царство Божие и правды Его и это все приложится к вам. Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем. Довольно для каждого дня своей заботы.

Иисус начал обходить сбившихся в тесные кучки промокших и продрогших людей. По мере того как он удалялся, Марии приходилось все больше напрягать слух, чтобы расслышать его.

— Кто из вас, если его сын попросит хлеба, даст ему камень? Но если вы умеете давать благие деяния детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него. Как хотите, что бы люди поступали с вами, так поступайте и вы с ними.

Затем Иисус развернулся и с нажимом повторил:

— Истинно говорю вам: поступайте с другими так, как хотите, чтобы они поступали с вами, и в этом есть весь Закон и пророки! Внемлите мне и услышите больше! — Он перевел дух и продолжил: — Многие из вас здесь предаются скорби. Я же говорю: блаженны плачущие, ибо они утешатся. Иные из вас алчут праведности, и я скажу: блаженны жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны миротворцы, ибо они наречены будут сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо они есть Царство Небесное.

С этими словами Иисус оставил слушателей и вернулся к своим ученикам.

— Что же до вас, избранные чада мои, то блаженны вы, когда будут поносить вас, и гнать, и всячески неправедно злословить за меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика будет награда ваша на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. — Говоря это, он обводил взглядом каждого и, если ей это не показалось, особо задержался на лице Марии.

Она, окоченевшая, дрожащая от холода, воспринимала его слова как обращенные лично к себе, ибо разве не она уже претерпела за него облыжные обвинения и гонения? Конечно, существует много способов гонений на праведников — их пытали, заточали в темницы, изгоняли в пустыню, бросали в яму, как Иеремию, в ров, как Иосифа. Ее же изгнали из дома и лишили Элишебы, ложно обвинив «во всех видах зла». Если кому-то еще лишь предстояло терпеть поношения, для нее все это уже началось.

Взгляд Иисуса двинулся дальше, встречаясь с взорами других учеников и призывая каждого принять неизбежность страдания. Их ответные взгляды были полны смущения и страха.

И тут неожиданно Иисус снова повернулся к огромной толпе людей на поле. Когда взгляд Марии попытался вобрать ее целиком, она растерялась, поскольку не могла понять, откуда тут вдруг взялось столь великое множество народа.

Ее пробрала дрожь, но на сей раз не от холода. Казалось, Иисус каким-то таинственным образом извлек это людское сонмище ниоткуда.

Дневной свет мерк. Андрей подошел к Иисусу и тихонько сказал:

— Учитель, скоро наступит ночь, и мы находимся в отдаленном месте. Надо бы отослать этих людей, чтобы они вовремя успели благополучно вернуться домой. Они промокли, продрогли и проголодались.

«Как и мы сами, — пронеслось в голове у Марии, — Я была бы не прочь забиться под какой-нибудь навес, подкрепиться хлебом и финиками, которые у нас с собой, и попробовать обсушиться».

— Может быть, нам следует накормить их, — сказал Иисус. Андрей растерянно уставился на него из-под насквозь промокшего, прилипшего к голове капюшона:

— Что им дать, учитель? Даже купив еды на все средства, что есть у Марии и Иоанны, мы не накормили бы такое множество народа. Но здесь и нельзя ничего купить. Это дикое место.

— Ладно, а что у нас есть?

Растерянный Андрей заглянул в свою котомку.

— Черствый хлеб, соленая рыба — это все, что у меня есть.

— А у остальных?

Ничего не понимавшие ученики принялись шарить по торбам.

— Давайте предложим им то, что нашли. В конце концов, никто не может предложить больше того, что имеет. Помните, — добавил Иисус в непривычной для него манере, — вы не можете предложить больше того, что имеете, но не должны извиняться, что имеете лишь малое.

Все выложили припасы в кучу: финики, сушеные смоквы. лепешки, соленую рыбу. Кучка и в расчете на самих учеников не выглядела такой уж внушительной, а рядом с толпой казалась вовсе ничтожной.

— Вот этим и угостим, — велел Иисус.

Каждый из учеников взял по пригоршне, и они стали обходить толпу, предлагая еду со словами: «Вот все, что у нас есть».

Когда Мария протянула то, что было у нее в руках, снедь мигом выхватили, и она исчезла. Мария ожидала, что люди передерутся из-за пиши, но этого не случилось.

— Благослови тебя Бог! — выкрикнула из толпы одна женщина, и, протолкавшись в передние ряды, коснулась головы Марии. — Будь благословенна!

Странно, но казалось, что слова и прикосновение этой простой женщины и вправду несут в себе благословение.

Когда ученики закончили распределять то малое, что у них имелось, и снова собрались вокруг Иисуса, оказалось, что слушатели выглядят столь удовлетворенными, словно скромного угощения хватило на всех. Как это получилось — Мария просто не могла себе представить.

— Мы позаботились о них, — промолвил изумленный Андрей, — и этого, похоже, хватило, чтобы они насытились.

Иисус лишь кивнул.

— Предложение еды значит больше, чем сама еда. Люди порой умирают из-за отсутствия внимания, и насытить дух труднее, чем тело. Слово может быть благом большим, чем каравай хлеба.

Судя по одобрительному гомону толпы, Мария поняла, что Иисус прав. Искренний, щедрый жест заглушил урчание голодных желудков.

Из-за затянувших небо туч, беспрестанно поливавших землю, темнота наступила рано. Люди зажгли несколько факелов, но дождь быстро затушил их. Однако и это не заставило собравшихся разойтись. Они разбились на кучки, что-то оживленно обсуждали, а потом большая группа народа решительно направилась к Иисусу, выкрикивая неожиданные, поразительные слова:

— Царь наш! Славься наш царь!

Люди не бежали, как попало, но приближались по темному, хлюпающему полю сплоченной массой. И хором скандировали:

— Царь! Славься наш царь!

Иисус, похоже, был захвачен врасплох. Он даже отступил перед славословящими людьми и укрылся за спинами Марии и Андрея, как будто хотел собраться с мыслями.

— Они провозглашают тебя царем, — прошептала Мария.

А про себя подумала: «Только бы он не оставил нас и не ушел к ним!»

— Они не ведают, что творят, — отозвался Иисус, явно пребывавший в растерянности.

— Ты наш царь! Наш обещанный Мессия! — выкрикивали в толпе. — Мы ждали тебя и дождались! Веди нас!

Первые ряды уже находились неподалеку. Большинство в них составляли крепкие молодые люди с воодушевленными, горящими отвагой лицами.

— Разве ты не из рода Давидова? Мы знаем тебя, мы знаем, что ты тот самый Спаситель! Ты сокрушишь Рим, принесешь нам свободу!

— Мы не можем больше ждать! — восклицали молодые мужчины из передних рядов, — Мы пришли сюда, чтобы посмотреть на знаменитого проповедника, а встретили Мессию! Ты тот воин, который возглавит нас! Веди нас! Мы сплотимся вокруг тебя и твоим именем изгоним их! — Они с топотом приближались, — День настал! Это твой день!

Мария взглянула на Иисуса и увидела, что лицо его уподобилось резной деревянной маске. Маске ужаса и отвращения. Толпа, однако, надвигалась неотвратимо, и, когда оказалась в опасной близости, Иисусу не осталось ничего другого, как выступить вперед.