Женщины медленно уходят, перешёптываясь и посматривая на забрызганную грязью юбку, на чёрные руки и ноги, на серебристые пряди спутанных волос, на задыхающуюся от усилий бабушку.

— Не иначе с ума сошла, — решают они.

«Печку истоплю, хлебы испеку и опять пойду к ребятам, — думает бабушка, подбрасывая в печь берёзовые поленья, — вон уже и тесто готово».

С улицы донеслись плач и крики.

— Ба-ба Шу-ра! Ба-ба Шу-ра! Нас бьют.

Забыв о печке, о тесте, обо всём, бабушка выскочила из дому. Навстречу ей кинулась маленькая Ара, испуганная, взъерошенная, как воробушек, и уткнулась в бабушкину юбку, размазывая по лицу слёзы.

На противоположной стороне улицы, у изгороди валялась опрокинутая тележка. Над рассыпанным ломом растерянная стояла Клара. Из ранки на ноге алыми струйками текла кровь.

— Да, кто это тебя, деточка? — всплеснула руками бабушка. И вдруг заметила незнакомых ребят, они старались унести обломки рельс, толстые железные прутья.

— Да, я, вас! Ишь, что вздумали! — как рассерженная наседка накинулась на них бабушка. Ребята бросились врассыпную.

На крыльцо райкома партии вышел мужчина.

— Что случилось, в чём дело, бабушка? — спросил он, с любопытством рассматривая взволнованное лицо старушки.

— Да, видишь хулиганы малышаток моих обижают. Они для завода утильсырьё собирают, а эти бандиты напали, девочку поранили, рассыпали всё, да и растаскивают.

— Хорошее, хорошее дело задумали твои малышата. Зайдём-ка, бабушка, в райком, поговорим.

— Константин Кузьмич, можно? — спрашивают посетители, приоткрывая дверь с надписью: «Зав. военным отделом». И, получив ответ — «обождите немного» — удивляются: что это Глинчиков сегодня так долго с какой-то старухой разговаривает, даже никого не принимает? И секретарь райкома комсомола там.

За закрытой дверью слышится старческий голос:

— Это внучки мои. С ними вот ещё Клара подружка, да и другие тоже просят принять их к нам, а я рада, пускай помогают, дело хорошее.

— Правильно, дело хорошее, — вторит Константин Кузьмич. Он внимательно слушает бабушку, время от времени потирая рукой гладко выбритые щёки и посматривая на неё весёлыми чёрными глазами. Улыбается девушка — секретарь райкома комсомола.

— А вы слыхали, Александра! Петровна, что такие ребята-пионеры, как ваши, тимуровцами называются?

— Нет, не слыхала.

— Так я вам книжку про них принесу.

— Принеси, принеси, почитают ребята.

— Ну так вот, Александра Петровна, договоримся мы с тобой так: нужна будет тебе помощь, приходи в райком, теперь дорогу сюда знаешь, а если нам будет нужна твоя помощь, мы к тебе придём, — говорит Константин Кузьмич, прощаясь с бабушкой, — будем сообща фашистов громить.

Солнышко клонится к западу. От нечего делать Петя уныло бредёт по улице мимо крошечных побелённых землянок с плоскими крышами, покрытыми зеленеющим дёрном.

Эх, и незадачливый день выдался нынче для Пети. Началось с того, что камера старого футбольного мяча, и без того много раз чиненая, опять лопнула. Пришлось долго возиться с заклейкой. Наконец, всё в порядке и можно начинать любимую игру. Тут-то и случилось самое грустное. Когда начался «матч», Юрка, Петин товарищ, разгорячённый борьбой за невидимые ворота, так неловко поддал мяч, что тот перелетел через узкую улицу и ударился в окно домика Антипиных. Стёкла зазвенели, посыпались. А где взять стекло в военный год? «Футболистам» пришлось удирать без оглядки. Что же теперь их ждёт? Пока ясно только одно: не играть им больше в футбол.

«Куда Юрка убежал?» — думает Петя и без всякого удовольствия шлёпает чёрными босыми ногами по пыльной дороге.

На углу улицы он лениво останавливается. Навстречу медленно подвигается тележка, гружённая металлическим ломом.

Петя с интересом смотрит на девочек, с трудом вытаскивающих тележку из глубокой колеи. Наконец, он не выдерживает и помогает девочкам. Те сначала недоверчиво поглядывают на него. Но вот тележка легко и плавно катится по дороге.

— Куда это вы? — спрашивает мальчик.

— К бабе Шуре, у неё много уже во дворе утильсырья. Это всё мы насбирали.

— Знаешь, что, — вдруг решительно говорит одна из девочек, — записывайся к нам в тимуровскую команду.

У Пети от любопытства даже уши вспыхнули.

— В какую команду?

— В ти-му-ров-скую. Знаешь, в такую, какая в книжке была у Тимура? Только у нас команда особенная: вместо Тимура у нас баба Шура.

— А что вы там делаете?

— Как что — вот лом собираем, а скоро пойдём колхозу помогать, овощи с огородов убирать.

— А меня запишут?

— Запишут. Только учиться хорошо и работать на совесть, а то баба Шура лентяев не любит, живо из команды вон.

Рита заглянула в зеркало и недовольно надула пухлые губы: волосы топорщились, а ей хотелось чтобы они лежали гладко. Ещё раз она провела гребешком по голове, показала сама себе в зеркале язык, рассмеялась над собственной гримасой и присела к столу.

Теперь светлые карие глаза её стали серьёзными и даже чуть привздёрнутые нос и верхняя губа выглядели серьёзней нежели обычно. В задумчивости девочка сунула перо в чернильницу, в задумчивости нарисовала цветок на голубой обложке старой тетрадки и вдруг крупными по-детски буквами старательно вывела на чистом листке бумаги:

Поставив точку, Рита перечитала письмо, нет ли ошибок. Задумалась над тем, как пишется слово «раненый» с одним «н» или с двумя? Решила оставить одно, вложила листок в конверт, запечатала его и чётко надписала адрес полевой почты.

— Скорей, Юрка, скорей, сейчас баба Шура придёт, — торопит Петя товарища.