То, что «Спартак» по сумме результатов, показанных в других видах соревнований, был на 3 очка впереди «Динамо», Мака нисколько не волновало. Эта разница была настолько ничтожна, что прыгни Мак всего на 5 сантиметров выше спартаковца, и победа его команды будет обеспечена. В своей победе Мак не сомневался. Его сейчас интересовал другой вопрос: с какой высоты начнёт прыгать «сюрприз», как он мысленно называл теперь конкурента.
— Высота 160! — объявил судья.
Один за другим пытались прыгуны преодолеть рейку, установленную на высоте их плеч, и всё безрезультатно. Рейку стали поднимать выше. Мак с напряжением ждал действий противника. «Посмотрим как ты завертишься, когда тебя вызовут», — думал он про Сучкова. По когда долгожданный момент наступил, тот не завертелся, он даже не пошевельнулся, чтобы снять костюм или одеть туфли, он даже не взглянул на рейку, лишь скучающе протянул: «пропускаю».
Слова «сюрприза» были подхвачены восторженными криками и аплодисментами той части трибун, где расположилась команда «Спартака». Когда же Мак, вызванный судьёй, повторил это словом — радостный гул перекатился на восточную трибуну, где сидели болельщики «Динамо».
Судьи, как казалось Маку, невероятно долго возились у стоек, поднимая планку и проверяя измерительной рейкой её подъём над землёй. Наконец, старший из них объявил:
— Высота сто семьдесят пять сантиметров! Прыгает Сучков! Максимову приготовиться!
«Сюрприз» положил на траву журнал и отрицательно покрутил головой.
Даже Мак, сидящий с ним рядом, не смог расслышать его «пропускаю», — буря восторженных криков потрясла воздух. Мак растерялся. Рейка была установлена на высоте, о которой многие прыгуны не могли даже мечтать, а его противник даже не собирался одевать туфли. Они лежали рядом на траве, связанные широкой тесьмой, и, как казалось Маку, насмешливо поблескивали остро отточенными шипами.
Когда, назвали его фамилию. Мак рывком отбросил тренировочные брюки, которыми кутал ноги, чтобы сохранить в разгорячённых гимнастикой мышцах тепло. Решительно подойдя к рейке, он несколько раз взмахнул ногой выше головы, как бы примериваясь к прыжку. Возвращаясь к сделанной им отметке начала разбега, он заметил, что Сучков, не торопясь, развязал туфли и стал их одевать. Мак круто повернулся к судьям и отрубил: «пропускаю!».
Никогда ещё даже самые удачные прыжки его не вызывали таких восторженных оваций…
Судьи стали поднимать рейку.
Когда была назначена высота 180 и Сучков, возившийся в это время со шнурками, не поднимая головы, выдавил да себя «пропускаю!», Мак был потрясён — 180 сантиметров! — это был его предел.
Снова вызванный судьями, он в такой яростью бросился к рейке, что сшиб её, не успев взлететь.
— Попытка, — бесстрастно констатировал судья, ставя рейку на место.
Вторая попытка была удачней. Когда Мак взлетел над планкой, затаившие дыхание трибуны радостно охнули. Но, падая в яму с песком, Мак задел рейку рукой и она, подпрыгнув несколько раз на держателях, упала на землю.
— Попытка, — сказал судья.
Теперь у Мака оставался один, последний прыжок.
«А что, если он опять собьёт рейку?» При этой мысли Мак почувствовал как неприятно липки стали его ладони, и ему показалось, что кто-то сдавил его горло. — «Надо взять себя в руки».
Мак попытался анализировать причины своих неудач. В первом прыжке губительным несомненно оказался безрассудно быстрый разбег: сила инерции понесла его вперед, на рейку, не дав взлететь. Тут всё было ясно. Но во второй раз? Он плавно начал разбег: весь прыжок прошёл в хорошей ритме, толчковая нога, как будто точно попала на нужное место.
Мак подошёл к стойкам, чтобы рассмотреть след, оставленный на черной гари сектора шипами его левой ноги. — Да, здесь тоже всё правильно — четыре ступни от рейки. Значит всё дело в излишней напряжённости, в нервах. Надо забыть обо всём, итти на рейку как на тренировках, как бы играючи, и тогда всё будет хорошо».
Мак долго стоял, уронив голову на грудь, будучи не в силах начать разбег. Потом прошёлся несколько раз взад и вперёд по сектору и снова стал на старт.
«Если он не возьмёт высоты, если такая же участь постигнет Сучкова — победа всё равно останется за «Спартаком».
Всего на три очка шёл впереди «Спартак». Три дня состязались товарищи Мака, борясь в двадцати с лишним видах лёгкой атлетики за каждое очко для общей победы. А он, как азартный игрок, забыв интересы коллектива, с каждым своим «пропускаю» швырял на ветер полтысячи, шестьсот, семьсот и больше очков. И вот, когда пришло время брать вещь на этом проклятом аукционе, он растерянно шарит у себя по карманам, а его противник с злорадством ждёт того момента, когда всем станет ясно, что ему нечем платить. И толпа, окружившая их, тоже ждёт.
…Трибуны ждали, но они теперь не существовали для Мака, как и не существовало Сучкова. Перед ним была рейка, установленная на высоте 180 сантиметров, и её нужно было взять. Он знал, — этого ждут от него тренер, команда, победа которой зависела теперь только от него одного.
Мак поднял голову и побежал.
Он взвился высоко над рейкой, повис как бы на мгновение в воздухе и скользнул вниз.
Маку казалось, что он стоит на дне озарённой солнцем лощины и горный поток, прорвавший запруду, с грохотом бежит к его ногам, — то аплодировали трибуны.
— Ну, а сколько же прыгает он? — спросил Мак подошедшего Погасяна, кивнув в сторону Сучкова.
— О, сущий пустяк, — сказал рассмеявшись Вано, — его лучший результат 120 сантиметров.
Василий Кузнецов
СТИХИ
АПРЕЛЬ
Через сугробы,
Как-то вдруг,
Ворвался к нам Апрель.
Он кистью нежною вокруг
Наносит акварель.
Ещё броню уральских рек
Он тронуть не посмел,
Но поседелый,
Серый снег
Ссутулился,
Осел.
Спасенья нет ему. Таков,
Таков закон земли…
И сотни
Горных ручейков
По склонам потекли.
Молчит,
Нахмурившись, река,
Молчит,
Чего-то ждёт…
Апрель силён,
Его рука
Взломает синий лёд.
Юннат на тополе в саду
Уж выстроил дворец.
— Добро пожаловать!
Я жду,
Я жду, тебя, скворец!
Ты наш уральский соловей,
И вот уже вдвоём
Скворец с подругою своей
Вселились в новый дом.
Через открытое окно
Помолодевший сад
Струит,
Вливает, как вино
Весенний аромат.
ТРИ АВТОБУСА
Серой пыли клубы вьются
По дороге столбовой.
Три автобуса несутся —
Красный, жёлтый, голубой.
Три испытанных шофёра
Три автобуса ведут.
Три отряда пионеров
В лес из города везут.
Из открытых окон песня
Рвётся в поле, на простор,
И летит, плывёт над лесом
В синеву Уральских гор.
Три автобуса свернули
Круто вправо, в бор густой.
Пассажиры улыбнулись,
Влево, вправо покачнулись,
Сразу в песне перебой.
Серый, маленький зайчонок
Спал в зелёном лозняке,
Вдруг вскочил и дал спросонок
«Тягу» под гору, к реке.
Щука — вот таких размеров —
Вынырнула из реки:
— Кто там, зайка?
— Пионеры!..
— Значит уши береги.
А уж мне-то —
Вброд и с лодки —
Острогу вонзят в ребро.
А потом — на сковородку.
Надо зуб держать остро.
Щука — в воду,
Под корягу,
Зайка — в кустик:
— Не найдут!..
Твёрдым шагом
Три отряда
С песней к лагерю идут.
— Здравствуй, лагерь!
Шире двери!
Двери шире открывай!
Мы к тебе на три недели,
Мы — на отдых —
Принимай!
Принаряжен,
Вымыт лагерь —
Дачи окнами блестят.
Солнце, речка,
Сосны, флаги —
Всё приветствует ребят.
* * *
Три автобуса обратно
В город из лесу бегут.
Только странно,
Непонятно —
Мчатся,
Песен не поют.