Стояла осень. Пчела взятку уже не носила, но и до встречи кафтана с шубой было далече. Выбрал я недельку посвободнее да и махнул налегке в недалекий район, где много знакомых и друзей.

В степном Зауралье нет времени более красивого, чем осень. На лугах — зелень последней травы, на полях — бархат первой зяби, желтизной нижних листьев поторапливает страду кукуруза. Воздух ароматен по-особому. Не медово-хмельной от прогретого солнцем лугового разнотравья, а густо-полынный. Но сквозь его горчину уже пробивается запах свежеобмолоченного хлеба. Он радует душу, и не раз я замечал: у людей в такую пору голос становится мягче, взгляд добрее.

Но повод для столь длительной по журналистским понятиям поездки был отнюдь не из приятных. Та осень урожаем не радовала. Хлеборобам предстояла борьба за каждое зернышко, каждый колосок. Тем не менее потери зерна росли, уборочная затягивалась.

В совхозах убедился, что называется, воочию: значительное число уборочных агрегатов — комбайнов, тракторов, жаток — простаивало из-за технической неподготовленности, поломок. В разговорах механизаторы недобрым словом поминали «Сельхозтехнику» и всю ее рать ремонтников, снабженцев, наладчиков. Особенно негодовали комбайнеры: нет ходовых ремней, нет аккумуляторов, нет еще кое-каких деталей. Однако перед поездкой побывал я и в областном объединении по материально-техническому обеспечению сельского хозяйства. Там сказали, что тех же самых ремней, аккумуляторов и вообще подавляющее число необходимых для машинно-тракторного парка области запасных частей все хозяйства получили больше, чем полагалось по нормативам.

Куда же делись запчасти? Почему они оказались в дефиците? И что такое сам этот дефицит? Беседовал с одним из специалистов областного управления сельского хозяйства.

— Дефицит запчастей рождают те, кто к ним причастен, — размышлял он. — Сверху донизу. Сверху — это вот как. Три ведомства: Минсельхоз, Минсельхозмаш и Госкомсельхозтехника до сих пор никак не договорятся о нормативах на запчасти. У каждого ведомства свой критерий. Естественно, у селян побольше, у промышленников поменьше. Снизу другое обстоятельство давит: комбайнер-то исчезающая профессия. Но есть еще и серединка, отнюдь не золотая. Это мы, инженеры сельского профиля. Посмотри-ка, где мы обретаемся? В различных управлениях. Во всех хозяйствах любого района куда меньше инженеров, чем в районном объединении «Сельхозтехника». Да и лучшие кадры механизаторов там же.

Этими вопросами обеспокоены уже многие инстанции, в особенности Госплан и его научно-исследовательские институты экономики сельского хозяйства. Однако вопрос не выйдет из стадии научных дебатов, пока не будет прямо названа главная причина, порождающая низкое качество сельскохозяйственных машин и агрегатов, качество запасных частей к ним. Сегодня не секрет, что худший металл идет на заводы сельскохозяйственного машиностроения. Разве алтайский тракторный мотор не стал уже синонимом брака? А если на «Ростсельмаше» с конвейера сходят комбайны, которые успешно могут заменить сеялку, так много в них дыр, подлежащих «герметизации» в полевых условиях, то как это понимать и до каких пор терпеть?

Сегодня урожай делает не только, а, возможно, и не столько само село, сколько город. Если сталевар сварил металл низкой марки, если машиностроитель дал комбайн-решето, если химик произвел слабенькую «минералку», то и на столе у нас окажется вовсе не столько продуктов питания, как хотелось бы, как планировалось.

Но вот услышать, что комбайнер — исчезающая профессия! Поеду-ка я к Чвелеву. Он разобъяснит все, как говорится, на пальцах.