Андрей Камский
МАГНИТОГОРСКИЙ ХАРАКТЕР
Людмила Константиновна Сергеева подошла к книжному шкафу, достала один из поэтических сборников Л. К. Татьяничевой и задумчиво, нараспев прочитала:
…Ее поднимали вы в холод,
И в зной,
И в кромешную ночь.
Она для вас
Больше, чем город.
Она ваша кровная дочь!
— Эти стихи о городе моей юности и моем поколении. Они написаны не чернилами, а душой, сердцем поэта…
Удивительно, моя собеседница чем-то похожа на поэтессу: смотрит на мир влюбленными глазами, вдохновлена своим делом, говорит о нем романтически приподнято. Седая прядь волос, благородные черты, умный и проницательный взгляд дополняют это первое впечатление. Неиссякаемое жизнелюбие, доброта души и окрыленность во всем…
В тридцать первом отец Людмилы — Константин Петрович Подсевалов — уехал из Ферганы в Магнитогорск, на строительство «мировой индустрии».
«Приезжайте! Тут так здорово!» — написал он вскоре в одном из писем.
Прибыли. Кругом одни бараки. В них сплошные нары, семьи друг от друга отгораживались простынями. Вот это — действительно — «здорово!»
— Поехали обратно! — настаивала мать Анастасия Андреевна.
— Не спешите, — убеждал отец. — Скоро здесь появится город, какого еще не было на земле.
Остались.
Людмила закончила семилетку. В семнадцать записалась в аэроклуб. Училась летать на самолете. Хотела поступить в Оренбургское летное училище, мечтала стать летчицей, как Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. В тридцать восьмом они совершили беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток. Их подвигом гордилась вся страна. Но девушек в летное не брали.
Что делать, пошла стрелочницей на железную дорогу. Ну, а чтобы образование зря не пропадало — семилетка в те годы была большим делом, — стала ходить на курсы помощников машиниста паровоза. Профессия считалась сугубо мужской, трудной, но Людмиле не занимать характера и силы воли — в аэроклубе налетала на учебном самолете несколько десятков часов!
Анастасия Андреевна отговаривала:
— Ну и выбрала работу! Будешь вечно в грязи.
— Ты тоже, мама, на железной дороге. Помнишь, папа был против, но ты ведь до сих пор работаешь кондуктором, — не сдавалась дочь.
…На курсах она подружилась с Марусей Ившиной, Дусей Киркиновой, Леной Ищенко. Бойкая, энергичная, Люда Подсевалова осваивала теорию и практику быстрее других. Педагог Михаил Гаврилович не раз доверял ей группу:
— Позанимайся, Люда, с девчатами. Потом расспроси их…
И она занималась, и спрашивала — порой даже строже, чем сам педагог.
Экзамены сдала на «отлично». Пришла на практику — ее нарасхват. Машинисты Мокроусов и Красюкевич даже повздорили меж собой: с кем из них будет работать Люда…
— Рядом с нами жила сестра Мокроусова. Когда брат приходил к ней в гости, видел, как я несла от колонки сразу по четыре ведра воды. Видно, мою выносливость и заприметил он, — с улыбкой вспоминает Людмила Константиновна. — Только выбор свой я сделала на Красюкевиче. Невысокий, внешне даже неказистый, он любил свою работу, душу вкладывал в нее. Был он стахановцем-новатором. Опытом делился со всеми. У меня книжка его хранится по сей день.
Хозяйка достала из шкафа заветный сверток, развернула его. Подала тоненькую, стального цвета книжицу. На обложке ее читаю: «А. Ф. Красюкевич, машинист внутризаводского транспорта ММК. Мой опыт и метод работы».
— Почти два года я работала у него помощником, — продолжала тем временем Людмила Константиновна. — Многому научилась. Как-то он предложил: «Давай, Люда, будем робить без кочегара. Я тебе помогу». Так оказалась первой девушкой-помощником машиниста, работавшей без кочегара. Потом обратилась через газету к своим коллегам с призывом — работать без кочегаров! Только в Магнитке меня поддержали сорок моих сверстниц. А сколько по стране?!
В конце сорокового года Людмила стала самостоятельно водить локомотив. В ту пору первой женщиной-машинистом паровоза Наркомата путей сообщения была Зинаида Петровна Троицкая, имя которой знали во всем Союзе. А первой девушкой-машинистом внутризаводского транспорта стала магнитогорская комсомолка Людмила Подсевалова. В газетах и журналах появились очерки. Из Москвы и Свердловска приехали кинооператоры. Сняли о ней документальный фильм «Почетное право». В Магнитку стали приходить письма со всех уголков страны. Писали ребята, предлагавшие ей руку и сердце. Писали девушки, которые хотели стать машинистами, просили совета. А одно письмо было от родственников, неожиданно отыскавшихся благодаря этому фильму. «Люда! Как мы увидели тебя на экране, сразу узнали. Ведь ты копия своего отца», — писали ей тетки из Ленинграда. Вскоре они приехали в Магнитку, привезли кучу подарков.
Один из очерков написал магнитогорский журналист.
«…Состав давно оставил позади ряды мартеновских труб, броненосные гигантские домны. Давно уже растаяло легкое облачко дыма, а Люся все еще смотрит в ту сторону. Ей вспомнилось, как семь лет назад она приехала в Магнитогорск одиннадцатилетней девчонкой, о том, как всю дорогу, прижавшись к холодному вагонному стеклу, она мечтала о сказочной Магнитке, о которой так много говорилось в их семье, с тех пор, как отец уехал на Магнитострой…
Как огорчена была она и даже чуточку разочаровалась, когда вместо воображаемого огромного города увидела степь, бараки и первые одинокие корпуса!»
Шли годы. Рос город в степи, росла и она, Людмила. И все, что открывалось ее глазам, становилось роднее и ближе. Наверное, ее искреннюю девчоночью любовь к Магнитке укрепляли стихи Людмилы Татьяничевой, которая жила и работала в те годы в этом же легендарном городе. Люда Подсевалова однажды познакомилась с поэтессой и даже подружилась. Вот сколько лет прошло, а в памяти до сих пор ее строки:
Мы помним город с колыбели:
Седел ковыль, ржавел бурьян,
Да ветры по-киргизски пели,
Привстав на золото стремян.
Здесь все для нас — пережитое.
Мы познавали наяву
Друзей содружество литое,
Январской стужи синеву.
Полярным льдом казался воздух,
Он ранил горло, как стекло,
А мы дышали в полный роздых,
Чтоб холод превратить в тепло.
Заиндевелыми руками
Мы доставали сердце скал:
Кроваво-желтый рудный камень,
В огне рождающий металл.
В нем скрыто тайное величье
Несокрушимых сил и гроз.
Урала грозное обличье
В твоих чертах, Магнитогорск!
— Такие стихи, наверное, гранили наш рабочий характер, помогали нам выдержать самое страшное испытание — войну, — задумчиво заключила Л. К. Сергеева.
Война… Она превратила Магнитку в самый мощный арсенал нашей страны. Каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, каждый второй танк, сражавшийся с гитлеровцами, были сделаны из магнитогорской стали… В первые же месяцы Великой Отечественной войны сюда, к горе Магнитной, привезли броневой стан из Мариуполя (ныне Жданов) и оборудование других металлургических предприятий, эвакуированных с юга Украины. Здесь, рядом с действующими домнами и мартенами, строили новые доменные печи, коксовые батареи и даже целые заводы. Калибровочный, метизно-металлургический и другие предприятия выросли в Магнитке в первые военные годы. Строили и зимой, и летом. Порой на строительных площадках круглые сутки горели костры. Строители и монтажники трудились по-фронтовому. Как никогда, было много работы и у заводских железнодорожников: они везли на комбинат руду с горы Магнитной, эвакуированное оборудование, подбитые и покореженные в жестоких сражениях танки и самоходные орудия, чтобы после переплавки наши воины получили новые, более мощные боевые машины. Ни на минуту не прекращалась напряженная работа на стальных артериях ММК. Порой Людмила по две смены не сходила со своего трудяги-паровоза. В ту пору им всем было не до отдыха. Чего и говорить, очень уставала, но молодость и сознание того, что Магнитка на своих плечах держала основную тяжесть обороны нашего Отечества, придавали ей свежие силы. И она, отдохнув немного, опять заступала на смену…
