— Наверно, мы позавтракаем вместе с ним, — сказал Грирсон. — Я полагаю, что ты проголодался. Он же голоден всегда. Сначала лучше умыться и побриться.

Они прошли в ванную, где побрились электробритвой, а затем в столовую с овальным столом, на котором дворецкий, похожий на бывшего боксера-средневеса, расставлял тарелки. Чай и кофе были уже на столе, но Грирсон был слишком хорошо вымуштрован, чтобы сесть до появления Лумиса. Крейг закурил, и брови у дворецкого полезли на лоб от изумления. Когда же он налил себе чашку чая, тот готов был упасть в обморок.

— Нам, наверное, следует подождать Лумиса, — заметил Грирсон.

— Откуда мне было это знать? — удивился Крейг. — Я ведь всего-навсего простой любитель. А кроме того, я хочу пить.

Грирсон вздохнул. Он уже заранее знал, что встреча пройдет не просто. Если Крейг приготовился к войне, это было его право, после всего того, что произошло. И он знал, кто окажется между двух огней. Ясно, что ему это было предназначено судьбой.

Лумис торопливо появился к завтраку, оживленный и легкий, в костюме сельского помещика из твида, с галстуком бригады почетного караула и очень грязной рубашке. Он выглядел как профессиональный жулик после окончания аферы. Его лохматые брови нахмурились при виде курящего Крейга, но он сдержал свой гнев, придвинул к себе индийское блюдо из риса, яиц и лука и принялся за еду. Грирсон тихо простонал и тоже принялся за это блюдо, а также за яичницу с ветчиной и почки, приготовленные в остром соусе. Было неплохо уже то, что в данный момент Лумис оказался в хорошем настроении.

Крейг налил себе вторую чашку чая, взял тонкий ломтик поджаренного хлеба и молча наблюдал, как Лумис ест. Этот тучный, прожорливый, необычайно грубый и подавляющий всех человек обладал огромной силой и жаждой успеха, которые двигали его вверх. Несомненно, руководители правительства и государственной службы осуждали его; и столь же несомненно было то, что они нуждались в нем и имели с ним дело, так как никто другой не смог бы выполнять работу гангстера, судьи и детектива; и все это в одной толстой и неряшливой упаковке.

Наконец завтрак закончился и трое мужчин перешли в большой кабинет, где сначала они сели все вместе. Лумис что-то тихо бормотал про себя, опускаясь с довольным вздохом в большое кресло, которое тут же откликнулось, принимая его вес.

— Расскажите мне, — сказал Лумис, — расскажите все.

Сначала говорил Грирсон, холодно, бесстрастно, не упуская из виду ни одной детали, которая представляла какую-либо ценность. Крейг слушал и восхищался тем, что человеческий ум может работать с такой безукоризненной логикой, когда тот говорил о Софи и Марии, об Эшфорде, о самом себе. Ужас, который они испытали на вилле у Сен-Бриака, бегство и охота на них в саду, дуэль, побег — нее это свелось в его изложении к холодному и обдуманному передвижению шахматных фигур, так, словно тело не покрывалось потом во время схватки или не корчилось от боли, так, словно смерть была не чем иным, как самым заурядным событием.

Но в то же время он был абсолютно честен. Крейг убил Сен-Бриака, Крейг проник на виллу. Похвала произносилась столь же легко, как и осуждение, столь холодно и отстраненно, что не могло возникнуть никакой неловкости. Когда Грирсон закончил, Лумис пару раз довольно кивнул и повернулся к Крейгу.

— Хорошо. Теперь расскажите вы. Видите ли, я хочу знать обе версии происшедшего. Мне нужно выяснить, совпадут ли они. Расскажите мне свою версию, сынок. И не беспокойся о времени. В нашем распоряжении целый день.

Какое-то время Крейг сидел молча и неподвижно, вспоминая все, что произошло. Наконец он сказал:

— Ты, большой, толстый, грязный подонок, что еще я должен сделать для тебя? Я убил человека, которого ты хотел видеть мертвым, я украл документы, которые ты хотел заполучить. Я старался спасти Эшфорда. Я научил Грирсона драться. И единственное, чего я не сделал — так это не погиб, но тебе и не следовало на это рассчитывать. Ты думал, что я настолько глуп, что дам себя поймать. И ты ошибся. Ты приказал Грирсону бросить меня, — и он это сделал… А когда мы снова встретились, я сказал ему, что убью его, если он попытается сделать это еще раз. Может быть, я так и сделаю… Я не знаю. Но ты… ты — мерзавец, и я точно так же могу убить и тебя.

Он остановился в ожидании взрыва, но Лумис остался все таким же совершенно спокойным и расслабленным.

— Если ты выйдешь отсюда живым, — заметил он.

— Я выйду, — заверил Крейг. — И я вернусь сюда за тобой. Но уж если мы говорим друг другу голую правду, то позволь мне спросить тебя кое о чем. Что произошло с Пуселли? Я думал, что ты собираешься задержать его здесь.

— Тут я должен просить у тебя прощения, — признал Лумис. — Я действительно виноват, что это прошляпил.

Беда заключается в том, что Пуселли — человек, за которым очень трудно следить. Наши парни потеряли его. — На какой-то момент хорошее настроение покинуло его, и он прорычал: — Я поговорил с ними как следует. — И снова вежливо: — Но ведь все это не имело большого значения, верно? Я так понял, что ты справился с Пуселли без особого труда?

— О да, — с горечью сказал Крейг. — Я справился с ним. Я всадил ему в руку пулю тридцать восьмого калибра.

— Ну, вот видишь, — кивнул Лумис.

— Дело вовсе не во мне, — сказал Крейг. — Он и его дружок-садист могли убить невинных людей.

— Невинных, — задумчиво повторил Лумис. — Какое приятное слово. Такое привлекательное. Такое старомодное. Хотя немного глупое — в твоих устах. Это все были люди, с которыми ты общался, не так ли? Ты подобрал двух девушек; ты вломился в их дом; ты подружился с Тернером… стрелял с ним из пистолетов, что позволило Ля Валере узнать, где ты находишься.

— Мне повезло, что я это сделал, — сказал Крейг. — Иначе они бы меня схватили.

— Ты все равно справился бы с ними, — сказал Лумис. — Я допускаю это. Парочка сексуальных пташек и миллионер — любитель выпить. Между прочим, у них было все, чего тебе хотелось… кроме благоразумия.

— Они позволили мне уйти, — снова возразил Крейг.

— А ты втянул их в это дело, — настаивал Лумис. — И если они оказались в опасности, то это была твоя ошибка, не так ли? Грирсон лучше знал, как надо вести себя. Он не хотел брать их с собой. Он хотел оставить их.

— Они служили хорошим прикрытием, — сказал Крейг. — И в любом случае Грирсон был намерен меня бросить.

— В каждый момент времени нужно делать только одно дело, — весело сказал Лумис. — Теперь давайте вернемся к твоим друзьям. Подобрал бы ты их на дороге, будь они несколько толще или наоборот? Остался бы ты на вилле Тернера, будь они не столь симпатичными? Ты же знаешь, что тебе не следовало там оставаться. Грирсон-то не сделал этого. И раз ты мне неустанно повторяешь, что ты такой изумительный парень, что все мог сделать сам… А сломанные пальцы и все такое…

Теперь поговорим о дезертирстве Грирсона. Действительно, он покинул тебя… потому что я приказал ему так поступить… и теперь я намерен рассказать, почему. Я думал, что ты сам сможешь выпутаться из беды… и я хотел, чтобы это произошло именно так… и более того, я хотел, чтобы ты проделал это с максимально возможным шумом… потому что тогда это походило бы на работу любителя. И ты оказался самым подходящим любителем, которого нам удалось найти. У тебя были средства для выполнения этой работы, у тебя был мотив, и мы предоставили тебе возможность. Когда все было бы кончено и вы выбрались…

— Если бы я выбрался, — поправил Крейг.

— Ты бы выбрался, — сказал Лумис. — Мы не собирались заставлять тебя играть с ними бесконечно… когда бы ты выбрался, то должен был исчезнуть. Французы запросили бы нас о Рейнольдсе, а мы им ответили, что такого не существует. И все это время ты бы счастливо жил на Багамских островах или где-то еще.

— А если бы они запросили о Крейге?

Лумис хитро посмотрел на него.

— А как бы они могли это сделать? Только представьте себе, что они запрашивают о Крейге. А мы спрашиваем, почему они им интересуются. Они заявляют, что он убил Сен-Бриака, а я отвечаю, что, по моим сведениям, несколько недель назад Сен-Бриак убил Крейга, и спрашиваю их, верят ли они в привидения. Они оказались бы в глупом положении, не так ли? А французы терпеть не могут попадать в глупое положение.