За этот матерный истошный вопль его запросто могли и отчислить по докладной, но Игнат в итоге отделался лишь смешным наказанием. И смешным уже потому, хотя бы, что произошло оно уже после того, когда все повернулось. По распоряжению коменданта он отделался лишь двухчасовой уборкой прилегающей территории вокруг своего небольшого общежития.

* * *

И в тот же день вечером была последняя консультация перед экзаменом.

Проходила она в обыкновенной аудитории для практических, небольшой, но светлой, с большими окнами. В помещении из предметов выделялась особо размерами на передней стене ученическая темно-зеленая доска, к которой примыкал близко письменный преподавательский стол. А далее располагались в два ряда столы, разделенные по середине широким проходом.

Ребят пришло десятка два, и все они, как по команде расположились тесной группой в одном ряду напротив преподавательского стола. И только Игнат в единственном числе присел в соседнем ряду с краю. Это получилось как-то само собой, вне какого-то определенного замысла или желания подчеркнуть свою ситуацию. Желание сейчас было одно, желание всеохватное, и он был сейчас, как бы, под непроницаемым колпаком из этого желания. Он был собран предельно, погружен в себя полностью, не замечая ничего вокруг, не заговаривая ни с кем. Да и ребята знали и не беспокоили, бросая иногда сочувственные взгляды.

Галина Максимовна вошла как всегда живо, легкой упругой походкой. Окинув быстрым взглядом аудиторию, попридержала внимание на одиноком сидельце, и легкое недоумение проскользнуло на ее всегда приветливом, с мельчайшим налетом улыбки лице. Но вначале она ничего не сказала.

Затем она обратилась к ребятам с предложением начать, и консультация двинулась своим чередом. Первым задал вопрос Лебединский Андрей, вопрос малопонятный большинству здесь присутствующих. Внимательно слушая, он несколько раз просил пояснений по ходу ответа. Потом аналогично спрашивали еще несколько девчонок.

На этом серьез и закончился, поскольку далее в игру вступили Серега Гончар и еще некоторые ему подобные стратеги. Вопросы этих ребят, заученные наизусть, задавались исключительно с целью психологического эффекта: ага, мол, раз спрашивает с умным видом, кивает походу ответа в такт, значит, хоть что-то да рубит. На это действо ушло еще минут сорок.

И только когда вопросы прекратились полностью, Галина Максимовна спросила сама, бросив заинтересованный взгляд в сторону одинокого сидельца:

-- А вы?.. Вот так, в сторонке от всех и молчите.

Она улыбнулась и, как показалось Игнату, весьма доброжелательно.

-- У меня три незачета в ведомость, -- воодушевившись внутренне, но очень сдержанно отвечал он.

-- Т-так... а кто вел практические?

-- Круглова. Галина Максимовна, мне... не понятно. Вот посмотрите.

И он решительно выдвинул вперед свой "козырный" листок.

-- Посмотрите, пожалуйста, это с последней сдачи. Вот, задача решена, а все равно... красным крестом! Не понимаю.

Галина Максимовна подошла к его столу. Взяв в руки листок, внимательно просмотрела. Отложила в сторону. Каким-то другим, особенным взглядом снова посмотрела на него.

Теперь ее лицо было строго. Наконец, деловито и просто она сказала:

-- На экзамен жду вас к самому началу. Заходите в первой пятерке, занимаете место напротив.

3

-- Безалаберный вы человек, Горанский!

С уходом Кругловой (а, исполнив свою необходимую роль, она ушла из его жизни навсегда) Игнат почувствовал поворот. Почувствовал решительную перемену, и почувствовал снова на уровне того, что мы называем интуицией, но интуиция эта теперь была противоположно иная. Ведь последних полгода он был фактически на удавке, не представляя как вырваться, он был во власти безжалостной хищницы, наметившей неумолимо очередную жертву... Но теперь ее судьбоносная роль завершилась. Забавы "детские" "нашли свое исчерпывающее отражение в забавах "взрослых", действие нашло свое противодействие, исток завершился исходом. До катастрофы оставался лишь шаг.

Главная стержневая линия судьбы подверглась жесточайшему испытанию, но он сражался, сжимая кулак до конца, и теперь на его главную жизненную линию выступили другие люди. Выступили люди по своей внутренней душевной сути с настроем на благо.

И именно эти люди теперь определяли его интуицию.

* * *

На физфаке тянуть билет в первой пятерке обычно шли наиболее подготовленные студенты. Стратеги и оболтусы предпочитали не спешить. Очень уж важно было сначала прощупать основательно само настроение экзаменатора, определиться окончательно, а стоит ли вообще сегодня сдавать? И не лучше ли заручиться тем или иным способом уважительной причиной на неявку --- наподобие того же игнатова "хронического тонзиллита".

Также очень существенно было и выждать освобождающееся в аудитории удобные местечки по-скрытней, чтобы в подходящую минутку задействовать "шпоры", а в случае особой удачи и "бомбы". Так назывались написанные заранее отдельные листки с готовыми ответами, припрятанные пачкой где-нибудь за пазухой.

"Бомбить" на последнем экзамене предполагали многие. И хоть сам процесс производства фактуры был до тошноты утомителен, но дело того стоило. В особенности, если преподаватель по сторонам особо не приглядывался; было это весьма актуально и в данном конкретном случае, когда экзамен был самый мутный за сессию, а может быть даже и за все пять лет учебы, поскольку это был самый первый такой экзамен.

Ребята из тех, что покрепче, больше держались за книги с конспектами, проглядывали вновь и вновь выборочно страницы, расположившись поодиночке где-нибудь в уголке. Зато стратеги и оболтусы были всегда на виду. Они суетились неустанно у входных дверей, подсматривали в узенькую щелочку, занимали очередь на освобождавшиеся "клевые" местечки... Делились живо очередной порцией новых впечатлений, перебирая без устали в потайных местечках свои домашние заготовки.

На свое желание Игнат, конечно же, ни за что не полез бы отвечать в первой пятерке. Но сейчас ситуация была особая, сейчас выбирать не приходилось. Также в отличие от других ребят не пришлось и тянуть билет. Галина Максимовна сразу усадила его прямо перед собой на ближний стол, затем протянула листок с практическим заданием. Всего на листке было четыре задачи. Игнат просмотрел рядок условий в целом и, не отметив особых проблем, уже относительно спокойно взялся за работу.

Какое-то время в аудитории было тихо. Ребята готовились сосредоточенно. Кто-то держал ручку в глубокой задумчивости, а кто-то выводил неторопливо или наоборот спешно нужные строчки-формулы на своих экзаменационных листках. За входной же дверью, судя по разговорному, приглушенно слышному фону и отдельным возгласам страсти кипели по-прежнему.

-- Пошел, пошел! -- донеслось вдруг хорошо слышно голосом Сереги Гончара. -- Первая ласточка.

-- Никак Лебединский?

-- Он самый. А че Андрюхе резину тянуть, когда пятак по любому.

Игнат немного подвинулся, освобождая первопроходцу свое место напротив Галины Максимовны. Поглядывая изредка в лежащий передним на столе исписанный листок, Андрей немедленно начал ответ. Говорил он отнюдь не бойко, но он и не говорил так никогда. Он говорил слегка надтреснуто, размеренно, словно размышляя по ходу, однако с какой-то непоколебимой уверенностью. Это внушало, да и говорил-то он четко, внятно, по делу, говорил своими словами, на своем собственном языке, как никогда не говорят по списанному или читают "бомбу". Галина Максимовна слушала ответ внимательно, не останавливая, обходясь без пояснений, лишь сопровождая время от времени неторопливый словесный поток информации едва слышным, поощрительным "та-ак, та-ак..."