Она показала ему "Букварь" и "Арифметику". Игнат ухватился жадно, разглядывая внимательно ярко разрисованные страницы... и чуть не плача. Школа представлялась ему тогда чем-то необычайно интересным, загадочным, сложным, а тут были лишь первые цифры до десяти, "А-а", "У-у" и "Мама мыла раму".
Только писать он тогда еще не напрактиковался аккуратно и скоро, поэтому с письменными заданиями поначалу были наибольшие проблемы. Чтобы добиться на уроках желанных и высших "пятёрок" приходилось вечерами упорно, старательно выводить каждый значок, каждую буковку. Зато по устным предметам для него словно не было в портфеле домашних заданий, он и так все знал наперед на два года.
-- Игнат, ты спросил бы у мамы. И где это она себе такого мальчика купила? -- после блестящего ответа спросила однажды учительница.
Уже в годах по возрасту, она внешне напоминала ту суровую женщину с известного военного плаката "Родина-мать зовет!". Словно в шутку с улыбкой она спросила, но и вздохнула сейчас же. Ее сын, высокий, худой и сутулый, с непомерно большой головой, которая даже слегка покачивалась при ходьбе, учился где-то в спецшколе.
В конце первой учебной четверти по дороге домой Игнат повстречал случайно дружка своего лучшего Витьку.
-- Ну-ка хвались, и чего там тебе понаставили? -- поинтересовался он живо. -- Дневничок дай-ка глянуть.
И минутку спустя он уже восклицал задорно и громко:
-- Арифметика пять! Чтение пять! Письмо, рисование... и тут по пятерочке! Ну ты молоток, мне б хоть одну на похвалку отзычил...
* * *
И уже тогда наблюдал Игнат изредка где-то там, в своем внутреннем "я" удивительную, странную перемену. Нечто подобное происходит, когда вглядываешься пристально в незнакомую стереограмму: неким скачком мгновенным и невразумительным взгляд переносит сознание в совершенно иное, "параллельное" измерение, и через, еще мгновенье назад, плоский однообразный узор-орнамент вдруг восстает величаво и явственно живая объемная картина.
Происходило это чаще всего на уроке, когда учительница, закончив опрос домашнего, начинала рассказывать что-то новое, скучное, сложное. Как хорошо в такие минуты просто перевести дух, расслабиться, отдаться всецело прозрачно мелькающим невесомым мыслям. И тоже вдруг! -- мгновенный уход за незримую грань зазеркалья, и ты уже как бы не ты, а некто другой, в раздумье флегматичном наблюдающий за происходящим извне, словно издалека откуда-то.
"Я".
Этот худощавый мальчуган на крайней "камчатке" с лицом бледным и очень знакомым..."Я".
А вон тот впереди за первой партой малышок белобрысый, стриженный коротко. Тоже не слушает, улыбается чуть заметно... Он.
"Он"..."Я".
А ведь "Он" для него -- это "Я".
Кто... или что "Я"?
Почему, почему мое "Я" на "камчатке", а вон то, малышок белобрысый снаружи... на переднем ряду?
И почему здесь?
Именно здесь в этой крохотной школе-избушке за обветшалой до гнили оградой, на бывшем крестьянском хозяйском двору?
И почему в этом месте Вселенной бездонной?.. Ведь пишут, что есть и иные Миры. Почему в этой мизерной точке на карте планеты Земля, в этом рабочем поселке, забытом, убогом краю. А почему не в столице огромной и славной?
Ведь это достоинство гордое просто сказать: "Я! -- я живу в Москве, Париже, Риме..."
"Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз!" -- гордо, красиво звучит, и это подлинно счастье на свет появиться в великой могучей стране.
Но... сколько стран на планете Земля, почему?
И почему, почему сейчас именно, в это мгновение вечности, а не... столетия до? Тысячи, миллион?
Или после?
В пещере каменной, в замке роскошном... а в чем? В чем будут жить через тысячу лет?
Но "до" и "после" было и будет, а "Я"? --- было ли где-то и будет ли где?
И почему я...
-- Горанский! -- врывается хлестко и властно знакомый строгий голос. -- Опять ты в облаках паришь высоких?
... И все эти "я", "он", "кто", "что" и "почему" исчезают также внезапно, как и возникли, растворяясь бесследно где-то в затерянных в вечности молекулах времени.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
1
Заветная цель
Еще задолго до школы Игнат много слышал, что ему выпало счастье появиться на свет в великой и могучей стране, где все, что ни есть вокруг "разумно и правильно". То же с первых дней говорили и учителя в школе, говорили так часто и уверенно, что им нельзя было не верить. И уже задолго до школы Игнат твердо знал, что всю многовековую летописную историю его родной страны можно строго разделить на два особых и совершенно разных периода, до Октябрьской революции и после нее.
До революции были "бедные", простые и честные люди --- "народ", и были еще немногие, "богатые", которые этот народ обирали-грабили и не давали ему быть счастливым:
