От колыски до могилы вытискали соки,

Кровь пили, тянули жилы каты-кровосмоки...

-- такие вот, хорошо понятные ему стихотворные строчки из учебника "Родная литература" учил Игнат наизусть однажды.

Но в революционном октябре 1917-го народ изгнал из страны или уничтожил богатых. Были после того огромные трудности (голод, разруха, гражданская война), которые, однако, успешно преодолели, была и героическая победа в Великой Отечественной войне --  и все это в итоге лишь доказало окончательно "верность и единственность навсегда избранного пути".

И вот теперь со всех двенадцати часовых поясов его необъятной страны громогласно слетались триумфальные вести о новых и новых грандиозных свершениях, подвигах; казалось еще немного, еще чуть-чуть, и наступит, наконец то, к чему так самозабвенно стремятся в этой удивительной стране с названием звонким Советский Союз, наступит, наконец, то, после чего уже так просто и не скажешь: а к чему же теперь стремиться дальше?

И называется эта единая цель тоже единственным словом -- коммунизм.

-- А что такое коммунизм? -- спросили однажды в классе у первой учительницы.

-- Коммунизм?..

Тут она словно призадумалась коротко, но в итоге ответила как-то уж очень привычно:

-- Коммунизм -- это когда от каждого по способностям, а каждому по потребностям.

Однако, взглянув на недоуменно застывшие лица своих первоклашек, попробовала разъяснить им попроще:

-- Ну, работать тогда будут лучше. Много, много лучше, чем теперь. А если что-то понадобилось, то просто пошел и взял.

-- А где... и взял? В магазине, разве? -- раздалось сразу несколькими звонкими голосками.

-- Ну, небось, найдут тогда где! -- отвечала с улыбкой учительница, словно как раз эту проблему разрешить очень просто.

-- А если нету копеек?

-- А вот это и неважно. Как раз никаких копеек при коммунизме не будет.

-- Как это?

-- А вот так! При коммунизме денег не будет вовсе. Ни копеек, ни рублей, все будет бесплатно.

-- Все-все?

-- Все-все!

-- И даже мороженое?

-- И даже мороженое! -- снова заулыбалась в ответ учительница.

-- О-о-о! -- отозвалось вновь восторженно фальцетным многоголосьем в классе. -- А когда, когда же его построят?

-- Скоро, скоро! -- тотчас скороговоркой задорной отвечала она.

Его первая учительница тогда отвечала задорно, улыбчиво, словно в унисон их радостному оживлению. Но погодя совсем немного, после того, как первоклашки слегка поутихли, она прибавила уже совершенно другим тоном. Она сказала протяжно и вдумчиво, отведя посерьезневший взгляд куда-то в сторону заснеженных окон их старенькой школы-избушки. Словно и не для них она тогда сказала, так что услышали ее в классе очень немногие:

-- Ско-о-ро...Скоро и сами, ребятки, не оглянетесь как скоренько.

И показалось определенно Игнату, будто она очень давнее вспомнила.

Вспомнил и он разговор этот, только много позже, лет через восемь.

В тот морозный зимний вечер они возвращались в поселок с районных соревнований по хоккею. Ехали в родном школьном "пазике" после триумфальных побед во всех матчах. Эйфория царствовала в тесноватом салоне автобуса, шутки и смех не утихали ни на минуточку.

Евгений Николаевич, учитель физкультуры и тренер одновременно, простоватый с виду мужчина средних лет восседал по-хозяйски напротив всех на специально приспособленном для этого, привинченном к полу сиденье возле водительской кабины. Его лицо, добродушное и крупное, жарко пышущее здоровым румянцем, также сияло улыбчиво триумфом победы, тем более, что сразу после соревнований по давней традиции коллеги-наставники от души поздравили победителя в тренерской -- и теплым словом, и доброй чаркой.

-- А поедем еще скоро, Евгений Николаевич? -- вдруг спросил кто-то радостно.

-- Поедем! -- прямо в тон его радостной эйфории отозвался живо учитель.

-- Когда?

-- Скоро, скоро!

Евгений Николаевич снова ответил улыбчиво, однако, спустя немного времени он прибавил уже совершенно иным тоном. Он прибавил тихо, врастяжку, глядя в сторону за индевевших стекол автобуса, так что услышал его, пожалуй, только один Игнат, который сидел рядышком:

-- Па-а-едем...може.

И вот именно после его простоватого "може" мгновенно предстало с очевиднейшей ясностью, что зима уже заканчивается, что на дворе конец февраля, еще неделька-другая и... грянут ручьи.

Но вот тогда в первом классе после беседы с учительницей, изо дня в день с головой окунаясь в нескончаемую череду героических подвигов и небывалых трудовых достижений Игнат еще долго с надеждой трепетной верил, что однажды утром в стране советской вдруг объявят коммунизм. Он даже знал наверняка, как это случится, именно так, как тогда объявляли всякий раз сенсационный, новый, орбитальный полет в космос.

Внезапно со щелчком негромким и странным стихнет радио на самой середине передачи. И будет пауза, загадочная, томительно долгая. И голос, наконец, голос торжественный, неповторимый, левитановский:

-- Внимание... внимание... внимание! Говорит Москва!.. Говорит Москва!.. Работают все радиостанции Советского Союза!.. Работают все радиостанции Советского Союза!.. Передаем сообщение ТАСС! Передаем сообщение ТАСС!

И утро это будет красное, звонкое. Повсюду в одно мгновение расцветут, заалеют кумачовые стяги, запестрят надувные шары, и будет парад, будут митинги, будут громкие речи, аплодисменты и крики" ура!". А потом они вместе направятся скоро куда-то "туда", где как по волшебному слову "сезам!" -- вдруг настежь откроются двери, и можно будет свободно, в охапку накладывать доверху всевозможные мячи и велики, коньки и клюшки, шоколадки, мороженое... И еще! --- еще многое то, о чем он вчера только грезил.

2

Читайте, завидуйте...

Игнат появился на свет в очень богатой стране, которая по своему экономическому развитию превзошла все остальные государства планеты за исключением одной-единственной. Знал он, что и от этой самой могучей страны капиталистического мира мы отстаем совсем немного и вскоре непременно обгоним; мы ведь не можем не обогнать: у нас самая передовая на планете социалистическая общественная формация, самая эффективная в мировой истории социалистическая плановая экономика.

Изо дня в день на его родной планете, непрерываясь ни на мгновение, шло отчаянное противоборство двух держав-исполинов. Так, они превзошли нас по числу золотых наград на Олимпиаде в Мехико, зато мы отыгрались победными стартами четыре года спустя в Мюнхене. Они первыми овладели невиданно разрушительным ядерным оружием, зато мы первыми --- еще более разрушительным термоядерным. Мы запустили на орбиту Земли первый искусственный спутник, первого космонавта, мы первыми вышли в открытый космос, зато первым шагом на иную планету стал летучий шаг американского астронавта.

Временами казалось, что главное даже не сами эти достижения, подлинно исторические для всего человечества, а именно противоборство держав. И потому, наверное, долгожданный первый лунный шаг стал одновременно как бы и последним на многие годы, словно с концом азартнейшей затратной лунной гонки вдруг исчез интерес и к самой планете, первой из мириадов неизведанных миров во Вселенной.

Игнат не только чувствовал, он, словно и сам участвовал в этом захватывающем соревновании, как мельчайшая, незримая частица своей огромной страны, той великой могучей страны, в которой ему выпало счастье родиться. И, наверное, такой же мельчайшей незримо, но неотрывной частицей единого славного братства ощущали себя и многие из тех, кто был рядом: