Историк подошел к пологу шатра.

Семиградье – старая цивилизация, закаленная в горниле древности еще в те времена, когда Взошедшие бродили по каждому торговому тракту, каждой тропе, каждой заросшей дороге между давно забытыми ныне городами. Говорят, пески копили магическую силу под своими шепчущими волнами, и всякий камень впитывал чары, как кровь, и под всяким городом лежат развалины бессчетных поселений прошлого, которые застали еще Первую империю. Утверждают, что Семиградье выросло на спинах привидений, и плоть духов здесь густая и плотная, а каждый город вечно рыдает под звездами, вечно смеется и кричит, торгует и торгуется, молится и вздыхает: первым вздохом, который несет жизнь, и самым последним – предвещающим смерть. Под улицами тут скрываются мечты и мудрость, глупость и страхи, гнев и горечь, похоть и любовь – а также жестокая ненависть.

Историк шагнул наружу, под дождь, наполнил легкие чистым прохладным воздухом и снова закутался в телабу.

Завоеватели могут захватить стены и перебить всех жителей, могут поселить в каждом доме, каждой усадьбе, каждой хижине своих людей, но править будут лишь тонким поверхностным слоем, этакой кожицей настоящего, и однажды их свергнут духи, что таятся внизу, и победители станут только одним из множества магических слоев, из которых состоит Семиградье.

«Такого врага нам никогда не победить, – подумал Дукер. – В истории сохранилось множество рассказов о тех, кто снова и снова пытался покорить Семиградье. Но быть может, победа заключается не в том, чтобы одолеть этого загадочного неприятеля, а в том, чтобы слиться с ним, стать единым целым? Императрица прислала сюда нового наместника, чтобы раздавить вековые традиции этой беспокойной земли. Отправила ли она Колтейна с глаз подальше, как я сказал Маллику Рэлу? Или просто держала его наготове как оружие, специально выкованное и закаленное для осуществления одной конкретной цели?»

Дукер покинул лагерь, вновь сгорбившись под струями дождя. Впереди чернели ворота Имперского гарнизона. Быть может, он получит ответы на свои вопросы уже через несколько часов, когда встретится лицом к лицу с Колтейном из клана Ворона.

Историк пересек изрытую дорогу, шлепая по мутным лужам, заполнившим глубокие колеи, что оставили копыта коней и колеса повозок, а затем поднялся по глинистому склону к воротам.

Как только он приблизился к узкому боковому входу, из тьмы выступили два стражника в плащах с капюшонами.

– Сегодня прошений не принимают, досий, – сказал один из малазанских солдат. – Приходи завтра.

Дукер распахнул балахон, чтобы стала видна имперская диадема, приколотая к тунике.

– Кулак собрал совет, не так ли?

Оба солдата отдали честь и отступили. Тот, что принял историка за просителя, сконфуженно улыбнулся и пробормотал:

– Простите, мы думали, что вы прибудете вместе с тем, другим.

– О ком ты говоришь?

– Ну, о том господине, который прошел через ворота несколько минут назад.

– Ясно.

Дукер кивнул стражникам и вошел. На каменном полу виднелись отпечатки грязных мокасин. Он нахмурился. Крытая галерея вела вдоль стены налево и заканчивалась у прямоугольной формы невыразительного штабного здания. Дукер и так уже промок до нитки, поэтому решил пересечь плац напрямую и подойти к главному входу. По дороге историк заметил, что человек, пришедший незадолго до него, поступил точно так же: мокрые следы выдавали характерную походку кривоногого всадника. Он нахмурился еще больше.

У входа в главное здание Дукера встретил очередной стражник, который направил его в Зал совета. Подходя к двойным дверям, историк поискал глазами следы предшественника, но ничего не заметил. Тот, очевидно, направился в другое место. Дукер пожал плечами и открыл двери.

Зал совета оказался помещением с низким потолком, каменные стены не были покрыты штукатуркой, а лишь выкрашены белой краской. В центре возвышался внушительный мраморный стол, который ввиду отсутствия стульев выглядел довольно странно. В зале уже присутствовали Маллик Рэл, Кальп, Колтейн и еще один офицер-виканец. Когда историк вошел, все обернулись, а Маллик Рэл удивленно приподнял брови. Он явно не знал, что Колтейн пригласил Дукера на совещание. Интересно, новый кулак таким образом хотел вывести жреца из себя? Намеренно провоцировал его? Однако, хорошенько подумав, историк отбросил эту мысль. Скорее всего, новый наместник еще просто толком не разобрался, что к чему.

Стулья убрали нарочно, это было заметно по следам, которые их ножки оставили в белой пыли на полу. Маллик Рэл и Кальп явно чувствовали себя не в своей тарелке, оттого что не знали, где встать и какую позу принять. Бывший жрец Маэля переминался с ноги на ногу, спрятав руки в широких рукавах, и на лбу у него в свете ламп, падавшем со стола, ярко блестели капли пота. Кальп, кажется, предпочел бы прислониться к стене, но не знал, как виканцы воспримут такую небрежную позу.

Историк внутренне улыбнулся и повесил свой насквозь промокший балахон на скобу для факела у дверей. Затем повернулся и предстал перед новым военным наместником, который замер у ближнего конца стола, справа от незнакомого Дукеру офицера, чье широкое лицо было обезображено шрамом, идущим по диагонали от левого виска к правой челюсти.

– Позвольте представиться: я – Дукер, имперский историк. – Он отвесил полупоклон. – Добро пожаловать в Хиссар, господин кулак.

Вблизи было заметно, что военный вождь клана Ворона провел сорок лет на севере Виканской равнины в Квон-Тали. Его худое невыразительное лицо было покрыто морщинами, глубокие складки залегли по обе стороны широкого тонкогубого рта и в уголках темных, глубоко посаженных глаз. Заплетенные в косички и обильно смазанные маслом волосы, украшенные фетишами из вороньих перьев, спускались ниже плеч. Колтейн был высок и жилист, он облачился в кожаные брюки для верховой езды, а также носил поверх кожаной рубахи видавшую виды кольчугу и плащ из вороньих перьев до пят. Из-под левой руки выглядывал длинный нож с костяной рукоятью.

В ответ на слова Дукера незнакомый офицер склонил голову набок и прищурился.

– Когда я видел тебя в последний раз, историк, – произнес Колтейн с грубым виканским акцентом, – ты лежал в горячке на личной походной койке императора, собираясь пройти во врата Худа. – Он помолчал и кивнул на офицера со шрамом. – Бальт был тем самым молодым воином, чье копье тебя пропороло, и за это солдат по имени Дуджек погладил Бальта по лицу мечом. – Колтейн медленно повернулся и улыбнулся изуродованному офицеру.

Мрачное выражение лица седого воина не изменилось, когда тот перевел взгляд на Дукера. Затем он покачал головой и вздохнул:

– Я помню беззащитного человека. То, что в руках у него не было оружия, в последний миг заставило мое копье дрогнуть, иначе все закончилось бы гораздо хуже. Я помню, как меч Дуджека похитил мою красоту и как мой конь укусил его за руку, сокрушая кости. И знаю, что потом лекари отрезали Дуджеку руку, потому что ее поразило гнилостное дыхание лошади. Между нами говоря, я в том обмене проиграл, потому что потеря руки никак не сказалась на блестящей карьере Дуджека, а вот я в силу своего уродства так навсегда и остался с одной-единственной женой, которая у меня к тому времени уже была.

– Она ведь, кажется, приходилась тебе сестрой, а Бальт?

– Да, Колтейн. И к тому же была слепой.

Оба виканца замолчали: один хмурился, другой мрачно смотрел исподлобья.

Кальп рядом сдавленно хмыкнул. Дукер приподнял бровь.

– Извините, Бальт, – сказал он. – Хоть я и участвовал в той битве, однако не видел там ни вас, ни Колтейна. В любом случае я бы не сказал, что шрам сильно вас изуродовал.

Воин кивнул:

– Нужно присматриваться, это верно.

– Быть может, – подал голос Маллик Рэл, – пора уже прекратить предаваться воспоминаниям, сколь бы увлекательными они ни были, и начать наконец совещание?

– Начнем, когда я буду готов, – небрежно ответил Колтейн, продолжая рассматривать Дукера.