Он прищурился, глядя на девушку. Эти ее слова и сам тон каким-то образом задели громилу.
Геборик выпрямился и смерил Фелисин взглядом. Она отвернулась: отчасти – чтобы досадить историку, а отчасти – от стыда.
В следующий миг солдаты, которые уже убрали из цепей мертвецов, погнали живых узников вперед, через ворота, на Восточную дорогу, ведущую к портовому городку под названием Неудачник. Там их ждали адъюнктесса Тавора и корабли работорговцев из Арэна.
Крестьяне столпились у дороги, но не выказывали и тени той ярости, которая кипела в сердцах горожан. На их лицах Фелисин увидела совершенно иное выражение – глухую скорбь. Девушка не могла понять, откуда взялась эта скорбь, но чувствовала, что жизнь преподнесет ей еще много уроков, которые придется выучить. Так что синяки и царапины, беспомощность и нагота – это лишь начало.
Книга первая. Рараку
У ног моих он плыл,
Могучими руками загребая
Песок текучий.
И спросил я: «По какому
Плывешь ты морю?»
На что ответил он:
«Ракушки видел я, и панцири, и кости
В пустыне на песке,
Поэтому плыву по памяти земли,
Так чту ее я прошлое». —
«Далеко ль держишь путь?» – я вопросил.
Ответил он: «Не знаю сам.
Ведь утону задолго до того,
Как доберусь до цели».
Тэни Бьюл. Речи шута
Глава первая
И все пришли, чтобы оставить
Свой след на том пути,
Вдохнуть ветра сухие
И заявить права
На Восхождение.
Мессремб. Тропа Ладоней
1164-й год Сна Огни Десятый год правления императрицы Ласин Шестой из Семи годов Дриджны (Апокалипсиса)
Исполинский плюмаж из пыли пронесся по долине и направился дальше, в непроходимые пустоши Пан’потсун-одана. Хотя до этой движущейся воронки было не больше пары сотен шагов, казалось, что она появилась из ниоткуда.
Маппо Рант, стоявший на самой вершине плоского холма, проводил ее взглядом своих удивительных, песочного цвета глаз, глубоко сидевших на костистом бледном лице. В руке, покрытой с наружной стороны щетиной, он сжимал кусочек кактуса-эмрага, не обращая ни малейшего внимания на впившиеся в кожу ядовитые шипы. Потеки сока окрасили его подбородок в голубой цвет. Маппо жевал кактус медленно и задумчиво.
Рядом с ним Икарий швырнул с края гряды камешек. Тот прогрохотал вниз, вплоть до усыпанного валунами подножия. Под изорванным балахоном духовидца (когда-то оранжевым, а теперь выцветшим под немеркнущим солнцем до цвета ржавчины) серая кожа потемнела и стала оливковой, как будто древняя кровь отца Икария откликнулась на зов этой пустыни. Пот стекал по длинным, заплетенным в косицы черным волосам и падал крупными каплями на белесые камни.
Маппо вытащил застрявший между передними зубами шип.
– У тебя краска потекла. – Он поглядел на кактус и откусил еще кусок.
Икарий пожал плечами:
– Теперь уже не важно. Здесь это не имеет значения.
– Даже моя слепая бабушка не поверила бы в твой маскарад. На нас косо смотрели в Эрлитане. Я днем и ночью чувствовал спиной настороженные взгляды. Таннойцы все-таки по большей части низенькие и кривоногие. – Маппо оторвал взгляд от пыльного облака и критически оглядел друга. – В следующий раз попытайся выбрать племя, где все ростом в семь футов, – проворчал он.
Иссеченное морщинами лицо Икария на миг сложилось в улыбке, вернее, в намеке на улыбку, а затем снова приобрело обычное бесстрастное выражение.
– Те, кто могут опознать нас в Семиградье, уже сделали это, а все прочие пусть гадают, коли на большее неспособны. – Прищурившись против солнца, он кивнул в сторону песчаного вихря. – Что ты видишь, Маппо?
– Плоская голова, длинная шея, черный, весь порос шерстью. Кабы только это, был бы похож на одного из моих дядюшек.
– Но это ведь еще не все.
– Одна нога спереди, две – сзади.
Икарий задумчиво постучал пальцем по горбинке носа:
– Значит, это не один из твоих дядюшек. Может, апторианский демон?
Маппо медленно кивнул:
– До схождения всего несколько месяцев. Думаю, Престол Тени почуял что-то и выслал разведчиков.
– Ну и что скажешь про этого аптори?
Маппо ухмыльнулся так, что показались мощные клыки:
– Далековато демон забрался. Теперь служит Ша’ик.
Он доел кактус, вытер широченные ладони и поднялся. Потянулся, выгнул спину и поморщился. Прошлой ночью под его спальным мешком обнаружилось бессчетное множество скрытых в песке корней, и теперь мышцы по обе стороны хребта в точности повторяли узор этих костяных пальцев несуществующих деревьев. Маппо потер глаза. Глянул на себя и обнаружил изорванную, покрытую коркой грязи одежду. Он вздохнул:
– Говорят, где-то здесь должен быть колодец…
– Возле которого разбила лагерь армия Ша’ик.
Трелль недовольно хмыкнул.
Икарий тоже выпрямился и в который уже раз отметил огромные габариты своего спутника – большого даже по меркам треллей, – широкие, поросшие черным волосом плечи, мускулистые длинные руки. А уж какой он был древний: тысячелетия проносились перед глазами Маппо с резвостью лани.
– Можешь его выследить?
– Если захочешь, смогу.
Икарий скривился:
– Сколько времени мы знакомы, друг мой?
Маппо ответил настороженным взглядом, затем пожал плечами:
– Давно. А что?
– Я умею распознать нежелание в голосе. Тебя тревожит то, что может случиться?
– Любая возможная стычка с демонами меня тревожит, Икарий. Ты же знаешь: этот трелль Маппо труслив как заяц.
– Но я сам не свой от любопытства.
– Понимаю.
Странная парочка вернулась к крошечному лагерю, который разбила между двумя высокими, обтесанными ветром скалами. Друзья не спешили. Икарий присел на плоский камень и продолжил натирать маслом свой длинный лук, чтобы древесина не ссохлась. Покончив с этим, он взялся за палаш: вытащил старинное оружие из украшенных бронзовыми пластинами ножен и стал прохаживаться точилом по иззубренному лезвию.
Маппо толчком опрокинул палатку из шкур, небрежно свернул ее и засунул в свой большой кожаный мешок. За палаткой последовали спальные мешки и нехитрая посуда. Трелль затянул тесемки, повесил мешок на плечо и взглянул на Икария, который уже завернул лук в ткань, забросил его за спину и теперь дожидался друга.
Икарий кивнул, и оба – яггут-полукровка и чистокровный трелль – зашагали по тропинке, ведущей в долину.
На небе ярко светили звезды, их сияния хватало, чтобы покрыть растрескавшуюся поверхность долины налетом серебра. Вместе с дневной жарой пропали и кровные слепни, уступив власть над ночью немногочисленным роям накидочников и похожим на летучих мышей ящерицам-ризанам, которые ими питались.
Икарий и Маппо устроили привал на широком дворе посреди каких-то развалин. Стены из глинобитного кирпича почти рассыпались, остались лишь не доходившие до колена гребни, выложенные геометрически правильными узорами вокруг высохшего колодца. Плиты двора покрывал мелкий, принесенный ветром песок, который, как показалось Маппо, тускло мерцал. Жухлый кустарник цеплялся за трещины перекрученными корнями.
В Пан’потсун-одане и священной пустыне Рараку, которая примыкала к нему с запада, было немало таких памятников давно исчезнувшим цивилизациям. По пути Икарий и Маппо натыкались на высокие телли (холмы с плоскими вершинами, образовавшиеся из многих слоев древних городов), расположенные лигах в пятидесяти друг от друга между холмами и пустыней: явное свидетельство того, что когда-то богатый и процветающий народ жил на земле, которая стала теперь сухой, иссеченной ветрами пустошью. Из священной пустыни пришла и легенда о Дриджне – Апокалипсисе. Маппо поневоле призадумался, насколько бедствие, постигшее жителей этих городов, повлияло на миф о суровой поре разрушений и смерти. За исключением немногих покинутых усадеб вроде той, где путники сейчас расположились на отдых, развалины эти свидетельствовали о войне, грабежах и пожарах.