Август, сентябрь и октябрь были использованы сталинской фракцией для борьбы против оппозиции на основе решений июльско-августовского пленума. В октябре наступил наконец момент, когда правящая фракция должна была решиться привести свое намерение в исполнение. Октябрьский объединенный пленум имел своей задачей не только вывести Троцкого и Зиновьева из Центрального комитета, но и подготовить необходимые условия для применения политики репрессий в широком масштабе.

Июльско-августовский пленум ввел в обиход партии обвинение оппозиции в нежелании защищать Советскую Республику против империалистских врагов. Этого бесчестного обвинения, которое быстро износилось, было для новой стадии уже недостаточно. Извлечены были последние идейные резервы Сталина. На поле борьбы выведена была версия о некоем военном заговоре, который почти что был замышлен и почти что был связан с оппозицией. Связь состояла в том, что один из военных специалистов в разговоре с другими специалистами, которые, правда, как и первый, не были заговорщиками, но могли ими стать, назвал имя Троцкого, не для целей заговора, а без всякой определенной цели. Но все равно: было имя Троцкого, были где-то какие-то военные специалисты, и, вообще говоря, мог быть военный заговор. Правда, военный специалист, назвавший Троцкого – как, по разным поводам, называли то же имя тысячи других, – находился во время преступной беседы в Монголии, т. е. в пункте, мало благоприятном для руководства переворотом в Москве. Но разве же сталинские агитаторы обязаны называть Монголию и вообще заниматься географией в своих выступлениях перед партийными ячейками? Несколько специалистов были арестованы в разных местах, по-видимому без малейшего основания. Председатель ГПУ Менжинский читал об этом деле доклад на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК, когда в порядке дня стоял вопрос об оппозиции. Даже наиболее тупые и бессовестные сторонники сталинской фракции слушали доклад с чувством тревоги и стыда. Термидорианская амальгама слишком грубо торчала наружу. Некоторые из большинства выражали в кулуарах возмущение. Провал сталинской махинации на пленуме был так очевиден, что в дальнейшем все ораторы, кроме не вполне вменяемого Бухарина, осторожно или брезгливо обходили этот вопрос. Это не помешало, разумеется, агитаторам Сталина отравлять в дальнейшем партию слухами о контрреволюционном заговоре.

Исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК накануне XV съезда являлось только необходимым предисловием к исключению оппозиции из партии и ссылке активных оппозиционеров в Сибирь и Центральную Азию[194]. В развитии революции открывался новый этап.

[Май 1929 г.]

Дорогие товарищи!

Я получил ваше письмо от 31 мая с приложенным к нему циркулярным обращением по поводу первомайских событий. Я хочу здесь высказать несколько кратких соображений по поводу вашего письма.

1. Совершенно правильно, что мы не ставим себе задачей ни создание второй партии, ни создание IV Интернационала. И в партии, и в Интернационале есть много революционных элементов. Но для того чтобы при их помощи радикально изменить курс политики и режим, оппозиции необходимо представлять из себя серьезную, тесно сплоченную фракцию, как в национальном, так и в интернациональном масштабе.

2. В Ленинбунде имеются тенденции превращения во вторую партию, но это только тенденции. При правильной политике Ленинбунд может стать фракцией оппозиции, борющейся за влияние на партию и на беспартийных. Вот почему я считаю неправильным бойкотировать Ленинбунд.

3. Вы справедливо указываете на то, что у Ленинбунда нет собственной платформы. Но это и свидетельствует, как мне кажется, что рассматривать Ленинбунд как вторую партию преждевременно. Надо потребовать от Ленинбунда выработки немецкой платформы и принятия участия вместе со всеми нами в выработке международной платформы оппозиции. Именно такова моя позиция в этом вопросе. Я не сомневаюсь, что в Ленинбунде есть много здоровых революционных элементов. Надо во что бы то ни стало попытаться договориться с ними. Если там есть сектанты, стоящие за создание второй партии во что бы то ни стало, то их надо разоблачить и изолировать.

4. Вы пишете, что Ленинбунд сильно ослабел. Возможно. Но ведь и веддингская оппозиция[195] также ослабела. Левое крыло все еще находится в отступлении, тогда как правое крыло и социал-демократия растут. Центристский аппарат всей своей политикой помогает социал-демократии и правому крылу. Это процесс международный. Я не отрицаю ошибок Ленинбунда и намерен с этими ошибками бороться. Но дело не в ошибках, а во всем характере нынешнего периода.

5. Вы говорите о вашем намерении вмешиваться активно в борьбу масс. Это само собою разумеющееся требование для каждого революционного марксиста. Но чтобы правильно вмешиваться в борьбу масс, нам нужна правильная принципиальная база. Оппозиция представляет сейчас незначительное меньшинство. Это меньшинство может стать большинством только при условии предварительного теоретического самоуяснения. Нам нужен серьезный теоретический орган, как немецкий, так и интернациональный. Ни ваша группа, ни Ленинбунд одними своими силами создать такой орган не могут. Необходимо попытаться создать теоретический орган общими силами и сделать этот орган орудием для выработки платформы. На этой платформе можно объединить подлинных революционных марксистов, большевиков-ленинцев, отмежевавшись от сектантов и путаников.

6. В циркулярном письме вы признаете правильным выход на улицу вопреки полицейскому запрету. В то же время вы указываете, что на улицу вышло ничтожное меньшинство. Правильно ли было в таком случае принимать бой или нет? Я не нахожу у вас ясного ответа.

Вот краткие мои соображения по поводу вашего письма. Вы должны иметь в виду, что я слишком отрезан от немецкой жизни и потому, может быть, не все учитываю.

Крепко жму руки и желаю успеха.

С революционным коммунистическим приветом.

13 июня 1929 г.

Центральному комитету Ленинбунда

Редакции «Фольксвилле»[196]

Дорогие товарищи!

Я считаю, что отношение, сложившееся до настоящего времени между русской оппозицией с одной стороны и Ленинбундом с другой, не вполне нормально. Хуже всего в политике неясность и недоговоренность. Между тем таких недоговоренностей имеется немало.

«Фольксвилле» при всяком удобном случае заявляет, что он далеко не во всем согласен с Троцким, причем делает такие заявления мимоходом, никогда ясно и отчетливо не объясняя, в чем он не согласен. Вопрос приобретает большое значение, ибо дело идет вовсе не только о Троцком, а обо всей русской оппозиции, тысячи сторонников которой заполняют сейчас тюрьмы и ссылки. Если «Фольксвилле» считает, что русская оппозиция «не идет достаточно далеко», то он обязан ясно, точно и принципиально разъяснить, куда именно должна идти русская оппозиция.

Это тем более обязательно, что русская оппозиция успела высказаться в ряде принципиальных документов по всем важнейшим вопросам международного революционного движения. Помимо платформы оппозиции имеются документы, адресованные VI-му конгрессу[197] и официально одобренные центром русской оппозиции. Если вы не согласны с платформой оппозиции, или с нашей критикой программы Коминтерна, или с нашей позицией в китайском вопросе, англорусском, или с нашей тактикой в СССР, то прямая ваша обязанность, дорогие товарищи, ясно и точно сказать, с чем именно вы не согласны, а не отделываться отдельными фактами, которые могут вызвать только недоумение.

Несогласие как будто бы касается вопроса о термидоре. Последний раз я об этом вопросе говорил подробно в своей работе «Кризис правоцентристского блока»[198]. Вы эту работу напечатали. Я не читал ни одной статьи вашего журнала, в которой бы моя точка зрения подвергалась критике. Если действительно есть разногласия, то не только ваше право, но и ваша обязанность выступить с критикой. Вместо этого редакция ограничивается ничего не значащими фразами о том, что мы идем недостаточно далеко.