А сегодня вечером еще и Бобби...

...Соня вышла из кухни с кислой миной и большим деревянным подносом. На нем блюдо жареного лосося с картофелем и чашка соуса по-голландски. Поставила поднос, разложила еду по тарелкам, снова оставив тарелку Бобби пустой.

«Где он, черт возьми? – думал Джерри. – Говорил я ему, держись ближе к дому из-за всей этой антиамериканской...»

– Мама, рыба сухая, как картон, – застонала Франя.

– Ну что ж, полей ее этим голландским...

Входная дверь открылась и с грохотом захлопнулась. Бобби протопал по коридору в столовую.

– Бобби! – вскрикнула Соня.

Он был в рубашке, без куртки. На штанах у него засохло нечто, смахивающее на дерьмо, волосы с одного боку залеплены, кажется, тем же самым. И ботинки забрызганы чем-то очень похожим на блевотину.

– Где ты был, Бобби? – спросил Джерри. – Что это с тобой стряслось?

Бобби глупо улыбнулся. Выудил что-то из заднего кармана брюк и поднял вверх, словно талисман.

– Я... это... ходил в американское посольство за своим паспортом, – сказал он. – И... это... попал в демонстрацию...

– Ты попал в стычку у американского посольства! – воскликнула Соня, не зная, сердиться или радоваться.

– В какую стычку? – спросил Джерри.

– Ты что, не знаешь? – Бобби даже ухмыльнулся.

– У американского посольства была мирная демонстрация, – вмешалась Соня, – но гринго включили свои нейронные облучатели и превратили ее в...

– Брехня! – воскликнул Бобби. – Они перли на ограду, они швырялись дерьмом с кровью, и бутылками, и камнями, и морские пехотинцы были просто вынуждены...

– Я слышала последние известия!

– Я был там, а ты нет!

– Что ж, тебе наверняка там понравилось! – вступил в дискуссию Джерри.

– Перестаньте, оба! – закричала Соня. – Роберт, сейчас же иди под душ! Поговорим, когда вернешь себе человеческий облик!

– То есть лет через сто! – предположила его сестра.

– Хватит, Франя, – гневно сказала Соня. – Сиди и ешь или выйди из комнаты!

...Бобби вернулся в столовую, облаченный в тенниску, джинсы и в свою старую, потрепанную доджеровскую куртку; но вид он имел победный и вызывающий.

– Придется тебе объяснить свое поведение, Боб, – быстро сказал Джерри, пока Бобби не успел усесться за стол, а Соня – раскрыть рот. – Тебя ведь предупреждали – не уходи далеко от дома.

– Но это было необходимо, пап! – Бобби сел на свое место. – Мне же нужно было взять паспорт, я ведь на следующей неделе еду в Америку, так что...

– Об этом не может быть и речи! – выпалила Соня.

– Что-о? – встрепенулся Бобби.

– А то, что русскую миссию в ООН ограбили какие-то проходимцы! «Космокрепость Америка» привели в состояние боевой готовности! Сенаторы вопят о захвате Бермудов, Кайенны, Мартиники и Кюрасао по доктрине Монро! Сам президент говорит о завоевании Нижней Калифорнии! Худшие представители американского правящего класса используют антиамериканские выступления в Европе, которые сами же вызвали, чтобы оправдать новый всплеск открытой империалистической агрессии!

– Ну и что? – сказал Джерри. – Какое отношение вся эта политическая возня имеет к...

– Ну и что?! – закричала Соня. – Целая страна сошла с ума! В Штатах сейчас не лучше, чем в Латинской Америке, где марионеточные режимы! Мы не можем отпустить сына туда, где царит хаос! Это все равно, что...

– Все равно, что благословить его на поездку в Будапешт перед тем, как Хрущев послал туда танки, чтобы давить венгерских борцов за свободу, – огрызнулся Бобби. – Или в Кабул перед вторжением русских!

– Боб! – воскликнул Джерри. – Хоть ты-то не впутывай сюда политику!

...Соня смотрела через стол на сына – он сидел с мокрой шевелюрой, глядя на нее исподлобья, готовый биться до конца, – и, странное дело, ощутила прилив любви к Роберту. Он не спасовал перед ее политическими выпадами, ответил ей тем же, как взрослый, как равный.

– Нет, Джерри, Роберт прав, – сказала она, по-прежнему не сводя глаз с Бобби. – Без политики тут не обойтись. Да, Бобби, Советский Союз делал в прошлом ужасные вещи, такие же, как сейчас Америка. Ты прав, отправить тебя в Америку теперь – это то же самое, что послать тебя в Будапешт или Кабул под гусеницы русских танков.

– Я не это имел в виду, мам, ты же знаешь!

Конечно, она знала. Но это не меняло дела.

– Я знаю, что ты не поверишь мне, но я делаю это только ради твоего блага, Роберт...

– Ты же обещала! Ты дала слово!

– Да, я дала слово, но обстоятельства...

– Ты обманула меня! Ты обманула отца, чтобы он отпустил Франю в Россию! Ты с самого начала не собиралась меня отпускать!

– Как ты можешь называть свою мать обманщицей? – вознегодовала Франя.

– А тебя никто не спрашивает, заткнись, – завопил Бобби. Весь красный, с набухшими на шее венами, он вскочил и грохнул кулаками по столу. – Все вы одинаковые! – заорал он. – Гады русские, хитрожопые! Всегда все по-своему повернете! Врете, крадете, подглядываете да прикидываете, обманываете собственных детей!

– Хватит, Роберт! – воскликнула Соня. – Я твоя мать, и я не желаю слушать эту империалистическую чушь!

– Ах, не желаешь, мамочка! – заорал Бобби. – А не ты ли тут хвасталась, как лихо вы с «Красной Звездой» провернули дельце на бирже? Тоже мне, новые члены европейской семьи! Советский Союз месяц как приняли в Объединенную Европу, а вы уже успели всех облапошить! И еще называешь американцев империалистами!

– Да как ты смеешь!..

– У меня есть билет, и паспорт есть, и я американец, и поеду в Америку, и никаким долбаным русским меня не удержать! – провыл Бобби в слепой ярости. И бросился вон из комнаты.

– Ну и катись в Америку и подохни со всеми подонками-гринго! – закричала ему вслед Франя.

– Хватит, Франя! – приказал Джерри. – Иди к себе в комнату. Нам с матерью надо поговорить!

– ...Парень прав, – ровным голосом сказал Джерри. – Мы дали ему слово, Соня. Это дело чести.

– Чести? – язвительно отозвалась Соня.

«Да что вы, русские, знаете о чести?» – чуть не вырвалось у Джерри, но он совладал с собой.

– По крайней мере, с точки зрения Бобби. – Он старался говорить помягче. – Если мы его не отпустим, он нас возненавидит, разве ты этого не понимаешь, Соня?

– Ничего, переживет.

– Нет. Потому что это действительно будет предательством.

– Патриархальная болтовня! – раздраженно заявила Соня. – И из-за этого ты способен отправить сына прямиком в осиное гнездо?

Джерри вспомнил, как Бобби, испачканный и загаженный, гордо поднял вверх свой американский паспорт.

– Да, если это необходимо ему, чтобы стать человеком, – сказал он. – Лучше пойти на риск, чем отказаться от мечты.

– Что ты говоришь, Джерри!

И Джерри вспомнил другого парня, который много, много лет назад бросил все, чтобы добиться своего, и девушку, которая помогла ему совершить это.

– Ты не всегда думала так, как сейчас, Соня, – мягко сказал он. – Разве ты не помнишь, как кое-кто поставил на карту все ради любви и мечты?

Взгляд Сони смягчился.

– Помню, Джерри, – сказала она, и рука ее протянулась через стол к его руке. – Ты поступил очень смело, и я помню это. Но сейчас все по-другому...

– Все говорили мне, чтобы я забыл о ней, и, если бы я не променял на нее свое благополучие, я не сидел бы сейчас здесь и не просил тебя оставить сыну его мечту.

Сонина рука двинулась на место, удаляясь от его руки.

– А если я этого не сделаю?

Джерри вздохнул. Нужно и теперь быть мужественным, не ради себя, но ради сына. И он собрался с духом.

– Если ты этого не сделаешь, Соня, мне придется проводить его завтра в посольство и передать на их попечение. Он имеет право на американское гражданство, и ему дадут его. И оставят в посольстве, покуда не придет время садиться на самолет.

– Я все-таки его мать, а он несовершеннолетний, – деревянным голосом возразила Соня. – Без моего разрешения они не обойдутся.