Соня, будучи в расстройстве чувств, приготовила «язычки по-романовски» – это гнусное блюдо – еще более гнусным, чем обычно. Франя заставила себя есть с показным удовольствием: не время жаловаться на кухню, когда мир гибнет, а отец желает полимеризовать свой мозг...

«...Папа римский объявил о начале молитвенного поста, который не закончится, пока не разрешится кризис...»

Франя никак не могла решить, что потрясло ее больше всего: военный переворот в Москве, угроза ядерной войны, внезапно зародившаяся дружба с братом, планы отца или семейный обед – впервые за десятилетие.

«...около десяти тысяч демонстрантов у советского посольства...»

Еще одна неожиданность: мать, всегда считавшая, что смотреть телевизор за столом – варварство и бескультурье, велела принести портативный ящик в кухню.

Так они сидели за бредово стандартным семейным обедом, и отец без умолку толковал о замороженных тканях и полимеризации мозга, о деньгах, которые надо раздобыть; телевизор сидел с ними в семейном кругу, непрерывно бормоча – дьявольский электронный фантом могучих сил, властвующих теперь над жизнью и смертью.

– Мы можем еще раз заложить квартиру – это что-то даст – и попробуем убедить ЕКА покрыть все моей медицинской страховкой...

«...объявленный в Москве военный переворот как подрыв веры Запада в стремление Советов к демократии...»

– Допустим, мы устроили дело с квартирой или с ЕКА завтра утром, – вдруг проговорила мать и запнулась, осознав, что собирается затронуть тему, которую они тщательно обходили весь вечер. – Вопрос: доживем ли мы до завтра?

Наступило неловкое молчание. Франя героически принялась за «язычки по-романовски» и заявила:

– Если нам суждено испариться, я предпочитаю сделать это на полный желудок.

Бобби расхохотался и последовал ее примеру.

– Мамины «язычки по-романовски» всегда были нашим любимым блюдом, да, Франя? – сказал он. Соня наконец-то улыбнулась.

«...встретился в Совете национальной безопасности...»

– Планировать надо, – серьезно сказал отец. – Это верное дело. Если нас не взорвут, нам это пригодится, а взорвут... По крайней мере, мы не сидим сложа руки, уставившись в телевизор как зомби.

Короткая минута веселья кончилась.

«...призвал к свержению незаконного советского режима...»

– О Джерри, разве ситуация недостаточно плоха, чтобы еще заводить разговор о... – сказала Соня.

«...заявил, что даст ответ Красной Армии в течение часа...»

– О смерти? – совершенно спокойно спросил отец. – Никто не любит говорить о ней. Думать о ней. И никто не верит, что это может случиться с ним. Но вот весь мир вынудили о ней думать. Разница в том, что у меня было достаточно времени для разбора вариантов.

«...видимо, отклонил очередное требование Пентагона ввести в Соединенных Штатах военное положение...»

– Вариантов? – воскликнула мать. – Какие варианты?!

– История каждой жизни имеет начало, середину и конец. Главное – сумеешь ли ты в отпущенное тебе время написать эту историю так, как надо.

«...продвигаются к морской границе с Украиной...»

– Вот карты, ребятки, и все, что вы можете сделать – это сыграть в них, – буркнул Бобби.

– Что? – переспросила Франя.

– Так обычно говорил Вольфовиц, садясь за покер.

«...согласились транслировать на весь мир речь украинского лидера, несмотря на протесты Москвы...»

– Бога ради, мама, разве ты не видишь, что он прав? – неожиданно для себя выпалила Франя. – Что же нам, сидеть, притворяясь, что ничего не происходит, или попытаться сделать друг для друга все возможное, пока мы живы?

– Франя...

– Мама, она дело говорит, – сказал Бобби.

Франя благодарно посмотрела на него и заговорила снова:

– Мама, отец жил так, как он сказал – строил свою историю. Он не виноват, что все рухнуло. Помоги вернуть ему это, по крайней мере попытайся. Он не твой ребенок, мама. Он имеет право жить по своим желаниям. Или умереть, если уж так выйдет.

Лицо Сони смягчилось, глаза затуманились, она вздохнула и пожала плечами.

– Вы верите, потому что вы безумцы. – Она слабо улыбнулась. – Ну что ж, теперь вы можете и меня считать безумной...

– Ты согласна, Соня? – спросил отец. – Ты сделаешь это для меня?

– Завтра же начну переговоры с ТАСС. Если наступит завтра...

– Я мог бы связаться со «Стар-Нет». Из всего этого можно сделать хороший рассказ, за приличные деньги...

«...из Киева, откуда Вадим Кронько готов ответить на ультиматум Советов...»

Бобби замер. Все замерли, увидев на крохотном экране лицо Кронько – зловещий призрак из другого мира.

– О, Боже, началось! – вскрикнула мать. – Сделай громче!

Отец повернул регулятор, и все придвинулись к телевизору.

«...показали свое истинное лицо...»

Это было ужасно, но на лице президента Украины не было и тени страха. Напротив, его синие глаза сверкали дерзким огнем, его полные губы, казалось, смаковали каждое слово:

«Украинский народ не даст похоронить свою национальную судьбу московским генералам-заговорщикам! Настало время русским империалистам узнать границы своей власти. Им придется понять, что украинский народ решил навсегда освободиться от русского господства!»

– Господи, – взвыл Бобби, – смотрите, у него пена на губах!

«Мы не покоримся московским генералам! Мы не покоримся Красной Армии! Мы не покоримся русским империалистам!»

Он смолк и угрюмо уставился в камеру. Лицо его перекосила злобная гримаса – фашистский маньяк, подумал Бобби, вампир; чувствует, что его ненавидят, и этим поддерживает свое «я».

Губы Кронько сложились в победную улыбку, – от нее озноб прошел по коже.

«Но прежде чем они двинутся на нас, пусть подумают, что будет с Москвой, Ленинградом и их любимой Россией в ту секунду, когда их сапоги осквернят священную землю Украины! Пусть поглядят, что дали нам американские друзья в трудный час!»

На экране появился стройный силуэт боевой ракеты. Она стояла вертикально на стартовой площадке – камера отъехала и показала еще две ракеты, стоявшие рядом. В кадр попали окрестные строения, так что можно было представить себе размеры. Еще одна – на улице, на площади с круговым движением. И еще, и еще, и еще.

– О нет, – пробормотал Джерри.

– Что с тобой, отец? – спросила Франя: лицо отца мертвенно побледнело. Он словно увидел конец света.

– Это ракеты «хлопушка»! – простонал Джерри. – Это долбаные «хлопушки»!

Боже, как они были изящны, эти ракеты, – триумф американской космической техники, давно уже отданной на службу черному искусству разрушения. Хотя их конструкция была секретной, Джерри знал общую схему, и она, следовало признать, была и оставалась блестящей.

У ракеты было пять боеголовок. Небольших, килотонн по двести. Они предназначались не для городов, а для уничтожения командных пунктов, правительственных бункеров, ракетных установок, радаров, пусковых систем. Оружие первого удара; его задача – миновать оборону противника до того, как он узнает о запуске ракет. Первая их ступень обладала огромной мощностью, она поднимала ракету с бешеной скоростью – противнику было отпущено менее трех минут, чтобы заметить огонь. В вершине параболической траектории от носителя отделялась вторая ступень, которая шла по суборбитальной кривой с такой скоростью, что орбитальные перехватчики не могли ее поймать. Разведение головок – на высоте около ста миль; особого значения это не имело, ибо сами головки также были ракетами. Они не возвращались в атмосферу до самой цели, разгонялись до невероятной скорости и затем обрушивались на цель как дьяволы – с такой кинетической энергией, что могли испарить двадцать футов бетона простым ударом, без ядерного взрыва. От сгорания в атмосфере их защищал особый обтекатель с системой охлаждения.

«...десять ракет, каждая с пятью ядерными боеголовками по двести килотонн...»

– Что случилось, Джерри? – воскликнула Соня. – Еще минуту назад ты храбрился, а сейчас на тебе лица нет.