— Что решили?

— Ничего хорошего! — Заметно было, что Тихонин с трудом держит в себе готовое выплеснуться раздражение.

— Ваши были?

— «Крыша»? Естественно!

— И без толку?

— Практически — без толку.

— Рассказывайте…

Ситуация складывалась следующая.

Позвонил вчера господин Василевич. Пригласил. Так пригласил, что сразу ясно стало — одним там делать нечего, а не прийти нельзя. Чайкин срочно вызвал «крышу», благо радиотелефон диспетчера «куйбышевских» и он, и Тихонин как раз для подобных случаев выучили наизусть. Те не подвели, прибыли вовремя: «бригадир» и еще бугай, для солидности.

— Где встречались?

— На их территории. В старом офисе банка.

— Вы присутствовали?

— Меня вообще не пустили! — Сергей матерно выругался и опрокинул в себя остатки из бокала. — Просидел в машине, как…

— Бандиты даже самого Василевича из его личного кабинета выгнали. Сначала минут двадцать что-то между собой выясняли, потом меня вызвали…

Чувствовалось, что юный финансовый гений добросовестно прокручивает в памяти детали утреннего мероприятия:

— …Я рассказал, как было. Потом его позвали.

— Василевича? А ты остался?

— Нет, меня попросили выйти.

— Попросили! — смачно сплюнул Чайкин. — Вежливые какие…

— Потом и президент вышел.

— Что говорил?

— Бред всякий! Что очень не хотел до этого доводить, что предлагал миром… И что бандиты — последнее дело, теперь всем головная боль… Что зря, мол, мы так!

— Уверен был в своей правоте? На сто процентов?

— Да, — кивнул Тихонин. — Или делал вид.

— Потом что?

— Еще минут десять ждали, пока не вызовут. Уже обоих…

— Кто приговор объявлял?

— Тот, старший от «михайловских».

— Та-ак…

Это уже само по себе говорило о многом. И ничего хорошего для оппонирующей стороны не сулило, поэтому Владимир Александрович не удивился, услышав чайкинское:

— На хрена же мы этим «куйбышевским» бандюгам платили?! Понадобились — так даже «перетереть» толком не смогли…

— Могло быть и хуже! Если бы сами по себе работали.

Виноградов вынужден был, соглашаясь со словами Тихонина, кивнуть:

— Возможно. Так что решили-то?

— Значит, так, если мы докажем…

— Слышишь? Ни хрена себе — до-ка-жем!

— …если докажем, что деньги фактически передали тому хмырю из Центробанка, то все стрелки переводятся на него. Уже не наша проблема, а Василевича, как разбираться.

— Логично.

— Тогда Сергей вообще чистым уходит, а я попадаю на пятерку тонн баксов — за то, что на гнилого человека вывел, ну и на… судебные, так сказать, издержки «братьев». За то, что на стрелку приезжали, беспокоились.

— Понял. Спорить сложно. Заплатишь?

— А куда я денусь? Легко!

— Даже так? — Владимир Александрович в который раз уже отметил про себя, что ему никогда не понять психологию людей, для которых пять тысяч долларов не являются ощутимой брешью в бюджете.

— А куда я денусь? — повторил Тихонин.

— А если не удастся доказать, что деньги отданы?

— Тогда будет считаться, что мы их присвоили — я и Чайкин!

— И что?

— Тогда нас на сумму выставляют.

— На сколько?

Тихонин застонал:

— Тридцатник возврата плюс проценты за полгода. Плюс — вдвойне, штрафные санкции… Восемьдесят тысяч!

— Долларов? — вырвалось у Владимира Александровича, и он тут же пожалел об этом — собеседники были на грани истерики.

— Нет, блин, японских йен!

— Рублей, мать их!..

— Срок?

— Неделя!

Собственно, сейчас сложно было судить, много это или мало: чтоб смотаться из страны — достаточно, а если квартиры и машины продавать — можно и не успеть…

— Да, положеньице! А сами они пошептаться с тем мужиком не хотят? Где-нибудь на природе?

— Нема дурных! Чтобы потом в Большом доме кровью харкать?

Попытка «наезда» на любого служащего верхнего эшелона была бы расценена однозначно — как террористический акт. Получить с него обратно деньги было делом безнадежным, единственное, чем Василевич смог бы утешить свое оскорбленное самолюбие — это приплатить еще и нанять киллера… Специалисты соответствующих оперативных служб считали, что в основе большинства так называемых политических убийств лежат мотивы сугубо меркантильные, измеряемые в долларовом эквиваленте.

— Это верно. Какие планы?

Деньги передавались из рук в руки, никаких расписок или документов. Свидетелей, естественно, тоже.

— Тебя для начала послушать.

— Ты же у нас консультант по безопасности…

Виноградов пожал плечами:

— Попробую выйти на кого-нибудь из приближенных. Сам-то Михайлов сидит второй год… С «куйбышевскими» лидерами встречусь.

— Смысл?

— Попробуем договориться, скостить сумму. Хоть ненамного.

— А дальше что?

— Ссуду возьмите в банке у себя, потребительский кредит… Потом раскрутитесь — вернете.

— Да не даст нам никто! Ни ссуду, ни потребительский…

— Это на сто процентов, Саныч — на «Золотую плотину» можно и не рассчитывать. Даже под залог!

— Владимир Александрович, вы, очевидно, нас не поняли. — Тихонин уже успокоился, собрался. — Где нам взять деньги — не ваш вопрос. Я вас для другого нанял. Исходите, пожалуйста, из следующего: мы этих сумм не брали, Василевича «кидать» никто не собирался. Поэтому за чужие грехи платить не будем, ясно?

— Понял, что ж тут не понять?

Сумасшедших Владимир Александрович не то чтобы боялся, но относился к ним с известной настороженностью и старался никогда не раздражать.

— «Крыша» о вашем решении знает?

— Пока нет.

Тихонин был не просто сумасшедшим. Он был ярко выраженным кандидатом в покойники.

— Надо сказать.

— Рано! Подождем.

«Жаль, — подумал Виноградов. — Придется искать себе новое место работы. Хорошо, что хоть аванс получил…»

— Владимир Александрович, мы очень на вас рассчитываем! Придумайте что-нибудь, что-нибудь такое, чтоб доказать, а?

— Ты же опер бывший, по взяткам работал, Саныч! Есть же методы какие-нибудь… — подхватил Чайкин.

— Провокацию, что ли, устроить, как обычно менты делают?

— Все, что скажешь, — деньги, технику, транспорт… Только скомандуй!

— Ну вы… вообще! — Виноградов сидел, ошалело оглядывая собеседников, но какая-то часть его сознания уже просчитывала возможные варианты.

Всегда и везде, в любой компании, Виноградов с жаром и посильным красноречием отстаивал мысль: утверждение о поголовной продажности и некомпетентности сотрудников правоохранительных органов неверно и некорректно! Есть, есть еще в органах люди порядочные, неподкупные — Владимир Александрович сам знавал одного-двоих, а, по слухам, на город таких могло набраться чуть ли не с дюжину.

Народ-то был прекрасный, но объективно вредный. Ведь, столкнувшись, скажем, с не берущим взятки инспектором ГАИ или увидев участкового, платящего за водку в ларьке, расположенном на обслуживаемой территории, обыватель начинал испытывать в душе какое-то томление, отзвуки напрочь забытых иллюзий о «милиции, которая меня бережет». На фоне этих аномальных личностей остальные ребята в погонах выглядели достаточно неприглядно, что, безусловно, не способствовало росту престижа органов внутренних дел.

Поэтому система, стремясь к самосохранению, от таких индивидуумов старалась избавляться.

— Значит, выговорешник ты все-таки схлопотал?

— Слава Богу, что хоть так! Могли и уволить.

— Из-за такой дешевки? Как ты ее назвал — «дырка на ножках»?

— Это не я, это сами бандиты…

Виктор Барков, старинный виноградовский приятель, настолько не вписывался в привычный образ милицейского спецназовца, что только причудой судьбы можно было объяснить его довольно успешную карьеру. Знаток Грибоедова, философ-надомник и, по-видимому, тайный поэт, Барков чего только не делал, чтобы не выделяться: волосы стриг почти под ноль, громко и с выражением матерился, потел в спортзале. При встречах с начальством преданно хлопал ресницами и изображал идиота.