— А что насчет соседей?

— Тоже — никаких проблем. Все текущие регистрационные карточки лежат у Тани, можно переснять на ксероксе. А вот насчет персонала… Вы кого-то конкретно хотели допросить?

— Опросить! — автоматически поправил Нечаев. — Но это не важно… Кто сейчас на месте?

— Я, Таня, Михалыч — швейцар… Девочки в кассе и в бухгалтерии… — закатила глаза под потолок хозяйка кабинета. — Потом, уборщицы, они как раз наверху и скоро закончат.

— Дежурных по этажам у вас нет?

— Отменили! Давно-о уже… Теперь только старшие горничные на ночь остаются.

— А кафе?

— Буфет к нам не относится. Они приватизировались, теперь сами по себе… Еще налить?

Денис решительно отставил опустевшую чашку:

— Нет, спасибо! Думаю, надо получить коротенькое объяснение с вас, как с представителя администрации. Потом с уборщицы, за которой номер закреплен, — чисто формально… Остальные дома?

— Кого вы имеете в виду?

— Ту смену, которая заселяла покойницу: портье, горничных. И вахтера, сменившегося сегодня утром.

— Да, они отдыхают. Но если очень…

— Да нет, не стоит людей дергать! А можно на всякий случай списочек?

— Какой? — не поняла Тамара Степановна.

— Ну, график работы по сменам. За последние двое суток? Вдруг еще кто-то понадобится…

— Хорошо, сделаем. — Она пометила что-то в блокноте. Потом нажала кнопку внутренней связи: — Таня, зайди на минуточку! — Повернулась к собеседнику и устало потерла лоб: — Давайте начнем с меня? Спрашивайте!

— Да-да, конечно… — Нечаев достал дефицитный, приготовленный специально для первого в своей жизни самостоятельного материала бланк объяснения: — Фамилия, имя, отчество?

…Через некоторое время он уже с выражением зачитывал вслух окончание текста:

«…Приблизительно в пять часов утра ко мне в служебное помещение спустилась старшая горничная Епифанова, которая сообщила, что из указанного выше номера уже в течение длительного времени доносятся телефонные звонки, но трубку никто не снимает.

Я сверилась с журналом дежурной смены и убедилась, что в номере проживает гражданка Лукашенко, которая должна быть в номере, потому что имеется запись о ее просьбе разбудить в восемь тридцать утра.

Я позвонила в номер, но телефон не ответил. Тогда мы с Епифановой поднялись на третий этаж и через дверь номера гражданки Лукашенко услышали, как снова зазвонил телефон — звонки были, как при междугородном вызове.

Они были хорошо слышны в коридоре, а значит, могли помешать спящим в соседних номерах людям, к тому же мы встревожились и решили, что с проживающей гражданкой Лукашенко могло что-то случиться. В связи с этим, в соответствии с инструкцией, мы несколько раз постучались в дверь, но, не получив ответа, универсальным ключом я открыла замок и заглянула в номер.

Я увидела, что гражданка Лукашенко лежит на кровати, а обстановка номера не нарушена, беспорядка никакого нет. В этот момент как раз прекратил звонить телефон, и я устно обратилась к гражданке Лукашенко. Не получив никакого ответа, я подошла ближе и потрогала лежащую за руку, после чего поняла, что она мертва.

Такой вывод я сделала из отсутствия у гражданки Лукашенко пульса и холодной кожи на запястье.

Мы сразу же сообщили о случившемся в милицию и вызвали „скорую помощь“, потом вышли и закрыли за собой дверь. Вскоре появились сотрудники милиции и начали проводить проверку».

Денис положил исписанную страницу на стол и сглотнул накопившуюся слюну:

— Так?

— Все правильно, — с достоинством кивнула Тамара Степановна.

— Тогда вот здесь напишите… Нет, вот здесь: «С моих слов записано верно, мне прочитано. Замечаний и дополнений не имею». Поставьте подпись. Спасибо огромное!

— Чего уж теперь… Сейчас позову Захаренкову.

Опрос дожидавшейся в вестибюле уборщицы носил характер еще более формальный и занял совсем немного времени. Очень опрятная, сухонькая женщина предпенсионного возраста сообщила только, что действительно дважды за время проживания гражданки Лукашенко прибирала в занимаемом ею номере гостиницы «Рубеж».

Это происходило в отсутствие самой гражданки Лукашенко, ничего подозрительного она в номере не видела, посторонних там тоже не было.

— А сегодня ее уже увезли…

— Больше вы, значит, ничего по существу заданных вопросов сообщить не можете? — нахмурился оперативник.

— Ничего! — испугалась уборщица.

— Точно? Или не хотите? — Он уже начал входить во вкус своей новой роли.

— Нич-чего… — У многострадального послевоенного поколения страх перед представителями власти накапливался в организме годами, как соли тяжелых металлов. Можно было говорить даже об определенных изменениях на генном уровне. — А что — нужно?

— Ладно. — Денис прочитал в глазах собеседницы почти нескрываемую готовность подтвердить и подписать все, что прикажут, и ему стало немного стыдно: — Идите!

Вернулась Тамара Степановна:

— Простите, я еще нужна вам?

— Да нет, наверное.

— Я насчет регистрационных карточек распорядилась, Таня уже снимает копии. А что насчет вещей?

— Каких вещей?

— Ну, которые в номере?

— Да, конечно… — сообразил Денис. Ведь что-то такое по этому поводу советовал майор из пресс-службы, но за ночь его рекомендации просто вылетели из головы. — Они еще там?

— Мы ничего не трогали. На всякий случай.

— Правильно, — похвалил Нечаев, чтобы хоть как-то отреагировать. Потом все же решился: — Простите… А что обычно у вас в таких случаях делают?

Тамара Степановна восприняла вопрос как должное — она работала с людьми не первый год и никаких иллюзий по поводу профессионального опыта и мастерства посетителя не испытывала.

— Мне самой, слава Богу, не приходилось сталкиваться, но по старой инструкции полагалось составить с милицией опись, а потом вы должны забрать.

— Видите ли, — засомневался Нечаев, припоминая, что рассказывали на лекциях. — Если будет возбуждено уголовное дело, то конечно! А пока я даже не…

— Да, кстати — уже выяснилось, отчего она умерла?

— Пока нет. Эксперты еще работают.

— Жалко девочку, — вздохнула Тамара Степановна. — Совсем молодая!

— Всех жалко, — глубокомысленно повторил Денис фразу из какого-то старого фильма. — Молодых, старых… Ей еще повезло — во сне, без мучений.

— Да, — припомнила хозяйка кабинета. — Так что с ее вещами делать-то?

— Может, пока так оставим? — Меньше всего Нечаев был настроен сейчас перетряхивать женское белье и содержимое карманов покойницы.

— В номере? — засомневалась Тамара Степановна. — А надолго?

— Хотя бы до завтра. — К тому времени можно будет посоветоваться с начальством и более опытными коллегами, взять какой-нибудь образец описи…

— Ладно, как скажете! — Женщина, судя по всему, тоже вымоталась за прошедшие сутки, и лишние хлопоты были ей ни к чему. Пусть и следующая смена поучаствует…

Она сделала пометку на расстеленной по столу гостиничной «шахматке»:

— Значит, пока номер из эксплуатации выводим?

— Да, мало ли!

— Ладно. Тем более что свободных одноместок полно, населенность у нас последнее время слабенькая…

— А почему? — удивился Денис. — Дорого?

— Средне. Но район не самый престижный, от центра далековато. К тому же про нас мало кто из приезжих знает — раньше ведь из-за «режима» нигде не светились, да и теперь почти никакой рекламы.

— Жаль. У вас тут неплохо.

— Еще бы! Если взяться с умом, по-хозяйски… — Чувствовалось, что тема затронула собеседницу за живое.

— Ну, кто-то же все-таки приезжает?

Тамара Степановна отмахнулась:

— Раньше, бывало, даже бронь министерскую приходилось снимать, столько желающих в вестибюле толпилось: инженеры-«оборонщики», командированные… А сейчас? Три четверти гостиницы в простое, на одних старых клиентах да своих родных-знакомых далеко не уедешь!

— Значит, без этого номера можно будет пару суток обойтись? Никто претендовать не станет?