— Пейджер, которым пользовался покойный… Он ведь был оформлен на вашего мужа?
— Да.
— Пожалуйста, пусть он запросит компанию… От своего имени. Если возможно. Потребуются данные за последний месяц, хотя бы о всех вызовах. Дата, время, краткое содержание.
— Зачем? — Это ей явно не понравилось.
— Переведите, пожалуйста, будьте любезны.
Фру Геллер заговорила по-шведски нехотя, с тревожной рассеянностью. Хозяин кивнул.
— Он попробует это сделать.
— Спасибо.
Вот и еще один соблазнительно избитый сюжет — шофер-любовник, пока барин на службе… Убийство из ревности?
* * *
— Ты куда пропал?
— А ты? Со вчерашнего дня ни слуху ни духу!
С некоторых пор, после того вызова в полицию, в партнерстве Виноградова и его приятеля журналиста наметилась трещинка. Это обоим не нравилось.
— Что в газетах?
— Ничего серьезного. Интерес почти пропал — все обсуждают Асахару, токийское метро. Ищут русский след.
— Там тоже?
— Ладно, давай не будем! Что тебе предложили?
— А тебе?
— Сотрудничество. Я обязался не разглашать сведений, которые получу в ходе расследования, — ни устно, ни письменно, без согласования с инспектором.
— Несколько необычное обязательство для журналиста.
— Да. Но взамен они позволят мне работать с тобой.
— А заодно — присматривать?
— Да! Согласись, для полиции ты фигура несколько…
— Подозрительная?
— Скажем так — странная. Кроме того, мне представлен фактический эксклюзив на этот материал. При успешном расследовании может получиться шумная книжка. При неудачном, впрочем, тоже.
— Очередной бестселлер? — В конце концов, для Олафа это кусок хлеба, нельзя писать на криминальную тематику и ссориться с парнями в погонах. И наши, отечественные журналисты, всегда были у соответствующих служб на коротком поводке. А кто не понимал взаимной пользы — быстренько уходил писать на темы образования или плохой работы городской канализации. Исключения лишь подтверждают правило.
— Никто не просит на тебя стучать, пойми правильно! Иначе бы я не стал, сам понимаешь, так откровенно…
— Олаф, не говори ерунды! Мы партнеры?
— Да.
— Я тоже так считаю. И без доверия ничего не выйдет. Поэтому давай так — каждый и дело свое сделает, и не скурвится…
Даже если Густавсон и не знал точного значения последнего слова, то смысл он уловил верно:
— Заметано.
В полицию они ввалились вместе, готовые к отпору всем внешним враждебным силам:
— Мы не опоздали?
— Пардон.
По пути Олаф предложил зайти перекусить, не обошлось без некоторого количества пива, поэтому настроение у приятелей было боевое.
— Пожалуйста, проходите. Присаживайтесь. Кофе?
— Нет, спасибо.
Действующие лица с позавчерашнего дня не изменились — только Лapc выглядел несколько небритым, а «студент», как окрестил его по старой памяти Виноградов, надел другой галстук.
— Тогда мы не будем терять времени. Кто начнет?
— Может быть, вы?
За подобную наглость дома, в Питере, можно схлопотать «демократизмом» по пузу или просто вылететь из кабинета, но швед лишь вздохнул:
— Хорошо!
Полицейские переглянулись:
— Господин Густавсон дал нам определенные гарантии, поэтому мы не…
— Я проинформирован. В той степени, в которой это меня касается.
— Тем лучше. — «Студент» перевел, и все, кроме Владимира Александровича, сосредоточенно закивали. — Убийца установлен. Это некто Марк Ко-ло-сов-с-кий, — фамилия далась полицейскому с трудом, он даже подсмотрел в разложенные на столе записи, — имеет вид на жительство в Дании, в Копенгагене. Тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, уроженец Польши.
— Тоже поляк?
— Да. Его довольно легко узнали по картотеке. Имел приводы, датчане даже собирались выслать. Хлопотливый иностранец!
— Хлопотный, — непроизвольно поправил Виноградов. — То есть доставляющий хлопоты. Хулиган? Наркотики?
— Нет. Магазинная кража, подозрения в угонах автомобилей, связи с асоциальными элементами…
— Задержан?
— Пока нет. Ищут.
— Как установили?
— Как выяснилось, видеокамера сняла его при посадке на паром, линия Мальме — Копенгаген.
— Случайно?
— Это дежурная видеокамера. — «Студент» выслушал коллегу и перевел, не обращая внимания на скептическое хмыканье Олафа. — У нас, конечно, единая Европа, а не полицейские государства. Но необходимо контролировать миграцию, ну, вы понимаете — террористы, наркомафия. Открытые границы — это, конечно, хорошо, но…
— Господину Виноградову это можно не объяснять. Он сам бывший сотрудник криминальных служб, — вмешался журналист.
— Пистолет?
— По данным Интерпола — чистый. Была сделана баллистическая экспертиза.
— А если проследить его с завода?
— Это не даст результата. Партия была отправлена в Латинскую Америку два года назад, торговой фирмы уже не существует. Мой коллега Ларе шутит, что там, где растут пальмы, кончается порядок.
Все вежливо заулыбались — что ж, может, так оно и есть.
— Что у вас?
— Вот!
Пачка ксерокопий выглядела внушительно.
— Это получено по факсу. Из России. Потом посмотрите.
— О-ля-ля! У вас остались влиятельные друзья там.
— Не скажу, чтобы это было дешево. Слава Богу, оплачивает господин Геллер. Кое-что из информации носит весьма конфиденциальный характер.
— Мы проанализируем, с вашего разрешения.
— Да, конечно. Для того и принес. Если потребуется, прокомментирую. В пределах разумного.
— Мы вам очень обязаны!
— Знаю. Кстати, как насчет того, о чем я просил?
— Насчет кражи автомашины?
— И насчет поляка, этого Войтовича.
— Видите ли, ничего определенного об убитом сказать нельзя. Прибыл в девяносто втором году, легально. Натурализовался через брак со шведкой, имеет вид на жительство.
— Большая любовь?
— Нет, брак, скорее всего, фиктивный. Во всяком случае, вместе они не живут. И не жили, наверное.
— Это криминал?
— По сути, да. Но очень трудно доказать.
— Друзья? Политические интересы?
Полицейские вновь переглянулись:
— Мы не ведем тотальную слежку за гражданами. Даже за иностранными… без достаточных на то оснований. В отличие от многих своих соотечественников, господин Войтович не имел привычки нарушать закон — в компьютере есть данные только о двух штрафах дорожной полиции: за превышение скорости и за парковку в неположенном месте. Согласитесь, этого недостаточно, чтобы всерьез озадачить специальные службы!
— И все-таки вы не ответили…
— Скажем так, по нашим данным, покойный не входил в число лиц, состоящих в организациях экстремистской или националистической направленности. Нет его даже в числе знакомых подобной категории лиц.
— Но с кем-то он дружил? С бывшими земляками?
— Таких сведений у нас нет, — развел руками «студент».
— Жаль.
— Но! — торжествующе поднял вверх указательный палец полицейский. Его напарник и Олаф радостно заерзали на стульях — очевидно, они были в курсе предстоящего сюрприза. — Но! После беседы с вами кое-что показалось несколько странным в документах, которые покойный заполнял перед въездом в страну. Мы заметили кое-какие расхождения в датах.
— Он скрыл судимость?
— А как вы догадались? Вы знали?
Виноградов даже пожалел, что не сдержался, — у парня был вид человека, запоздавшего в компанию к началу разговора и с ходу рассказавшего анекдот, который непосредственно перед этим уже рассмешил присутствующих.
— Тогда нет. За что? Сколько он получил?
— В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году в городе Кракове, Польша. Соучастие в сбыте краденого. Контрабанда. Отбыл в тюрьме два с половиной года.
— Да-а… Еще что интересное есть? Подробности?
— Подробностей пока нет — информация получена по каналам Европола, через Варшавское бюро. Материалы пришлют почтой. А вот насчет интересного…