— Ну и м…ак ты! — произнес один из парней.
Другой в ответ:
— Ни хрена, я ей выложил, мол, не дам всякому разэдакому, который своих же ребят облапошивает…
Бруно презрительно глянул им вслед. Ну и язык, как с другой планеты. Гай говорит совсем на другом языке.
На отдельных домах Бруно не мог отыскать номер. Вдруг он не найдет 1235? Но когда он дошел до дома, номер 1235 бросился ему в глаза, обозначенный оловянными цифрами над парадным крыльцом. От одного вида этого дома у него медленно и сладко зашлось сердце. Гай, верно, частенько взбегал по этим ступенькам, подумалось ему, и уже одно это выделяло дом среди соседних. Дом был маленький, как и все остальные в квартале, вот только желтую краску снаружи явно требовалось обновить. Сбоку к дому вела подъездная дорожка, перед домом была чахлая лужайка, у тротуара присел на колесах старенький шевроле типа седан. Свет горел в двух окнах — внизу на первом этаже и в угловом на втором — в комнате Мириам, решил Бруно. Но почему он не знает наверняка?! Гай, видимо, и в самом деле рассказал ему недостаточно.
Начиная нервничать, Бруно пересек улицу и немного прошел назад. Остановился, повернулся и уставился на дом, кусая губы. На улице не было ни души, и лишь над одним крыльцом, в угловом доме, горел свет. Он не мог понять, откуда доносятся тихие звуки радио, — из дома Мириам или из соседнего, где на первом этаже горели два окна. Можно было, конечно, пройти по подъездной дорожке и взглянуть на 1235 сзади.
В соседнем доме над парадным крыльцом вспыхнула лампочка. Бруно встрепенулся. Из дома вышли мужчина и женщина, женщина села на качели, мужчина сошел на дорожку. Бруно отступил, укрывшись за коробкой гаража.
— Если не будет персикового, возьми фисташковое, Дон, — услышал он голос женщины.
— Я бы взял ванильное, — пробормотал Бруно, прикладываясь к фляжке.
Он вопрошающе уставился на желтоватый дом, перенес тяжесть на отставленную назад ногу и почувствовал, как что-то уперлось в бедра: нож, он купил его на остановке в Биг-Спрингс, охотничий нож с лезвием в шесть дюймов[11] в ножнах. Ему бы не хотелось пускать его в дело без крайней необходимости. Ножи вызывали у него какое-то непонятное отвращение. А от револьвера много шума. Как он будет действовать? Ее внешность подскажет. Ой ли? Он думал, что вид дома что-то подскажет, но тот ничего не подсказал, хотя Бруно по-прежнему чувствовал, что дом — тот самый. Неужели это знак, что дом все-таки не тот? А вдруг его спугнут до того, как он выяснит? Нет, Гай мало ему рассказал, в самом деле мало! Он быстренько приложился еще разок. Только без паники, она все испортит. У него подгибались колени. Он вытер о ляжки потные ладони и провел по губам дрожащим языком. Из нагрудного кармана он вытащил листок с адресами Джойсов и повернулся к уличному фонарю. Все равно мало света, прочесть невозможно. Может, лучше пойти проверить по другому адресу, вернуться он всегда успеет?
Он подождет минут пятнадцать, может быть, с полчаса.
Еще в поезде он решил, что лучше всего будет напасть на нее на улице, так что главное было — оказаться с ней рядом. На этой улице, например, было почти темно, а под деревьями — так именно то, что нужно. Он предпочел бы действовать голыми руками или стукнуть ее чем-нибудь по голове. Он понял, насколько возбужден, лишь почувствовав, что его тело, следуя за воображением, стало дергаться вправо и влево, словно он уже в нее вцепился. Время от времени он вспоминал о том, как обрадуется Гай, когда дело будет сделано. Мириам превратилась в проблему, маленькую и трудную проблему.
Из освещенной комнаты на втором этаже дома 1235 — он был в этом уверен — донесся мужской голос и смех, следом — улыбчивый женский голос.
— Может, хватит, а? Пожалуйста! Ну по-жа-а-луйста.
Возможно, голос Мириам. Ребячливый и тягучий, но вместе с тем и звучный, как звук натянутой струны.
Свет мигнул и погас, Бруно не успел отвести глаз от темного проема окна. Тут над крыльцом вспыхнула лампочка и из дома вышли трое — двое мужчин и женщина, Мириам. Бруно затаил дыхание и врос в землю. Ее волосы отливали рыжим, он это заметил. Мужик, что побольше, тоже был рыжим, — может, ее братец? Взгляд Бруно разом вобрал сотню подробностей: плотная коренастая фигурка, туфли без каблуков, готовность и легкость, с какими она повернулась к одному из спутников.
— Дик, ты и вправду думаешь, за ней надо заехать? — спросила она тонким голоском. — Вроде как уже поздно.
Кто-то приподнял край шторы в окне первого этажа.
— Солнышко! Возвращайтесь не очень поздно!
— Хорошо, мамуля.
Они направились к шевроле.
Бруно шмыгнул за угол и поискал глазами такси. Как же, поймаешь его в этом городе мертвых! Он припустил бегом. Не бегал он вот уже много месяцев, но чувствовал себя отлично.
— Такси! — крикнул он в пустоту, но тут заметил такси, рванулся и нырнул в машину.
Он заставил водителя описать круг и въехать на Магнолия-стрит так, чтобы оказаться в хвосте шевроле. Шевроле уже не было. Со всех сторон их обступила тьма, но далеко впереди Бруно заметил в тени деревьев красные огоньки стоп-сигналов.
— Вперед!
Огоньки застопорили перед светофором, такси успело их отчасти нагнать, Бруно убедился, что это шевроле, и с облегчением откинулся на спинку сиденья.
— Куда едем? — спросил водитель.
— Вперед! — приказал Бруно и затем, когда шевроле свернул в сторону широкого проспекта. — Направо.
Он балансировал на краешке сиденья. Кинув взгляд на обочину, он заметил указатель «Крокетный бульвар» и улыбнулся. Он слышал, что Крокетный бульвар — самая широкая и длинная улица в Меткафе.
— Как звать этих, к кому вы едете? — спросил шофер. — Может, я их знаю?
— Минуточку, минуточку, — ответил Бруно, непроизвольно начиная выдавать себя за кого-то другого, притворившись, что старается разобраться в бумажках, которые вытащил из внутреннего кармана вместе с листком с записью о Мириам. Он сдавленно хихикнул — это было так забавно, ведь он чувствовал себя эдакой бестолковой деревенщиной, которая сама не знает, куда сунула нужный адрес. Он нагнул голову, чтобы водитель не заметил ухмылки, и машинально полез в карман за фляжкой.
— Включить освещение?
— Ни-ни, спасибо. — Он глотнул обжигающей жидкости. Шевроле выехал на бульвар, и Бруно велел таксисту ехать прямо.
— Но куда?
— Заткнись и кати вперед! — заорал Бруно фальцетом, срываясь от волнения.
Водитель покачал головой и прищелкнул языком. Бруно кипел от злости, но они держались следом за шевроле. Бруно решил, что погоне не будет конца и что Крокетный бульвар, судя по всему, тянется через весь Техас. Дважды шевроле пропадал, и дважды они его нагоняли. Бруно начал волноваться: он просто не мог висеть на хвосте у шевроле, если тот выедет из города или вообще покатит по сельской дороге. Но тут над бульваром выросла огромная яркая арка. «Добро пожаловать в Царство Радости на озере Меткаф» — гласила надпись из лампочек. Шевроле нырнул под арку и въехал на стоянку. Впереди между деревьями мелькали разноцветные огоньки, слышатся перезвон карусельной музыки. Парк с аттракционами! Бруно пришел в восторг.
— Четыре деньги, — сообщил водитель кислым голосом; Бруно сунул ему в опущенное стекло пятерку.
Он подождал, пока Мириам, два ее приятеля и девчонка, которую они прихватили по пути, прошли через турникет, и двинулся следом. Напрягая зрение, он пытался как следует рассмотреть Мириам при свете фонарей. Хорошенькая, она чем-то напоминала полненькую студентку, однако ее красота явно второго сорта, решил Бруно. Красные носочки с красными туфлями привели его в бешенство. И как только Гай мог на такой жениться? Тут ноги у него подкосились, и он встал как вкопанный: никакая она не беременная! От глубокой растерянности он даже прищурился. Почему он не заметил с первого взгляда? Впрочем, беременность, возможно, еще не должна обозначиться. Он крепко прикусил нижнюю губу. Учитывая ее полноту, талия у нее казалась даже тоньше положенного. Может, это сестра Мириам? Или она сделала аборт. Или у нее был выкидыш. Мисс Выкидыш! Как поживаете? Живо, сестричка! Узкая серая юбка облегала маленькие полные бедра. Он шел за ними, держась на одном и том же расстоянии, как под гипнозом. Уж не приврал ли Гай про беременность? Нет, Гай не стал бы врать. Мысли Бруно опровергали одна другую, он вконец запутался и вглядывался в Мириам, напряженно вытянув шею. Он не успел толком обдумать положение, как в голове у него само собой сложилось заключение: если ребенка почему-то не будет, тем больше оснований ее устранить — ведь Гай не сможет получить развод. К настоящему времени она, скажем, вполне могла оправиться после аборта.
