– В последнее время я совсем ничего не даю им, – призналась она.

– Ну, это явление временное. Просто, когда человек несчастен, ему и отдавать-то особенно нечего. Так что же ты собираешься предпринять?

– Не знаю.

– Тебе не кажется, что пришло время дать всем отпор? Всем: и матери, и сестре, и дочери?

– Мне казалось, что этим я сейчас и занимаюсь.

– Нет. Сейчас ты вполне оправдываешь поговорку: «Себе навредить, чтоб другому досадить». А нужно сделать вот что: пойти к мужчине, которого ты любишь, и сказать ему, что выйдешь за него замуж, и пусть все кругом лопнут от злости и зависти.

Ли невольно рассмеялась. Официантка принесла заказанные ими салаты, и Ллойд, сделав минутную паузу в своем монологе, взялся за вилку.

– Я подумал еще вот о чем. Размышлял я над этим довольно основательно с того самого вечера, как ты мне рассказала о той кутерьме, что затеяли эти глупые женщины. Так вот: я думаю, что Билл, если б мог, благословил бы тебя. Он бы порадовался твоему счастью. В конце концов, ты же мать его детей. И если ты счастлива, то и дети твои непременно будут счастливы в этой жизни.

– Ты в самом деле так считаешь, папа?

– Да.

– Мама бросила мне упрек, что я предала Билла, вступив в связь с Кристофером.

Ллойд покачал головой.

– Честное слово, ну что за женщина! Она хочет всем добра, но иногда у меня возникает желание дать ей по заднице. Матери считают… впрочем, что я говорю – ты же сама мать. Так вот, матери твердо верят в то, что знают, как надо жить их дочерям. Когда же к их советам не прислушиваются, могут стать довольно агрессивными. Они убеждают себя в том, что делают это исключительно во благо своих дочерей, но на самом деле просто стремятся настоять на своем.

– О, Ллойд, даже не могу передать тебе, какое облегчение я испытала от твоих слов.

– Я говорю правду, вот и все. В конце концов, я ведь не член вашей семьи и могу оценить ситуацию непредвзято, со стороны. А теперь давай, ешь свой салат и не смотри на меня так, будто вот-вот сорвешься со стула и бросишься мне на шею. А то люди вокруг подумают, что это я занимаюсь растлением малолеток.

– Ллойд Рестон, – сказала она и тепло улыбнулась ему, – ты самый милый, самый чуткий, самый замечательный в мире мужчина.

– Что ж, близко к истине, хотя я вобрал в себя не все добродетели. Мне кажется, пальму первенства справедливо отдать тому парню, которого ты любишь. Я имел возможность понаблюдать за вами и убедился воочию, сколь высоко ваше взаимное уважение и восхищение и как чертовски весело и интересно вы проводите время вместе.

– Да, это так.

– И позволь уж мне такую дерзость… Я так понимаю, что у вас с ним близкие отношения. Что ж, дай Бог тебе счастья и в этом, Ли. Твоя мать и сестра уже, наверное, забыли, что такое секс. Ты извини, что я так говорю, но за все годы, что я знаком с твоей сестрой, лишь однажды на моих глазах она прикоснулась к своему мужу. Насколько я помню, это случилось на пикнике, – Барри занозил шею, и Сильвия вытаскивала занозу. Что до твоих родителей – не мне говорить об этом, но, учитывая их возраст, подозреваю, что секс уже у них позади. Так я вот что хочу сказать: если ты встретила сильного в сексуальном плане мужчину, который любит каждую твою клеточку и готов вылизывать тебя с головы до пят, – держись за него. А теперь ешь, я сказал.

Ли ощутила такую легкость во всем теле и на душе, что ей казалось, она сейчас воспарит к самому потолку.

– Можно мне только одно слово? – попросила она.

– Только быстро. У меня живот сводит от голода.

– Я люблю тебя.

Ллойд взглянул на свою счастливую невестку:

– Еще бы. Я так давно кручусь вокруг тебя, что другого выбора у тебя просто и быть не могло.

И он уткнулся в свой «кайзеровский» салат.

Она уткнулась в свой.

Промокнув салфетками рты, они понимающе обменялись взглядами и заговорщически улыбнулись друг другу.

Она все решила для себя еще в дороге, пока Ллойд вез ее домой. Его благословения оказалось достаточно, чтобы она поняла, как несправедливо обошлась с Кристофером. Одно слово Ллойда было значимее для нее, чем все сказанное до сих пор ее родными: ведь если он, отец ее первого мужа, дает ей право на повторное счастье, все остальные не смеют осуждать ее.

Она поцеловала его в щеку, и он нежно пожал ей руку, прежде чем она выпрыгнула из машины и, словно порхая над землей, устремилась к дому.

Сердце бешено колотилось от нетерпения, когда она набирала номер телефона Кристофера.

– Будь дома, будь дома, – шептала она, но вместо родного голоса услышала в трубке автоответчик.

Ее послание было слишком важным, чтобы доверять его магнитофонной пленке, поэтому она отважилась позвонить в участок, где диспетчер ей сообщила: «Он на дежурстве, миссис Рестон. Освободится в одиннадцать».

Она посмотрела на часы. Было начало одиннадцатого.

Она вдруг засуетилась. Налила воды в ванну, вымылась, наскоро переоделась в чистое белье, а в голове все время стучало: «Держись, Кристофер, я иду к тебе».

В десять сорок пять она прошла к Джои и разбудила его.

– Эй, Джои?.. Милый!

– А? Мама? Который час? Я вроде бы только что заснул.

– Так оно и есть. – Она села на край его постели. – Еще только без четверти одиннадцать. Извини, что разбудила тебя, но я еду к Кристоферу. Я просто хотела предупредить тебя, чтобы ты не испугался, если вдруг проснешься ночью и увидишь, что меня нет…

– Ты едешь к Кристоферу?

– Я подумала, что ты не будешь против.

– Нет. Счастливого пути, мам.

– Я иду так поздно, потому что он только сейчас заканчивает дежурство.

– Дедушка сегодня, должно быть, превзошел самого себя.

– Да, это точно. И я собираюсь последовать вашим советам. Я собираюсь выйти замуж за Криса.

– Ты серьезно? – Даже в темноте она смогла разглядеть его счастливую улыбку. – Черт побери, мам, да это же здорово!

– И я хочу объявить ему об этом сегодня же.

– Что ж, в таком случае… до утра.

Ли вдруг подумала, как быстро изменилась общественная мораль в отношении секса. Достаточно было смены одного поколения. Пег не приемлет не зарегистрированных официально отношений женщины с мужчиной, а между тем Ли, ее собственная дочь, шутит сейчас со своим сыном на эту же тему.

– Обещаю, что приеду приготовить тебе завтрак.

– Вафли? – спросил он.

– Это что, шантаж? – Она ненавидела печь вафли… Слишком муторное занятие.

– Черт возьми, ты не имеешь права обвинить в этом ребенка!

– О'кей, вафли так вафли. Но за мной ведь не только вафли, а?

– Ну что ты, мам…

– Нет, не отрицай. За мной – извинения. Я прошу у тебя прощения за то, что обрушилась на тебя там, в ванной. Я не имела права так рявкать и вдобавок произносить все эти мерзости. Я знаю, что обидела тебя.

– Да, но я догадался, почему ты такая.

– И ты позвонил дедушке и попросил его провести со мной беседу?

– Ну, меня бы ты слушать не стала.

Она укрыла его одеялом, расправила простыни.

– Ты очень чуткий юноша, Джои Рестон. Придет время, и какая-нибудь женщина найдет в тебе прекрасного супруга. – И она коснулась поцелуем его щеки.

– Ждать недолго. Я на днях сделал предложение Сэнди, и она согласилась выйти за меня замуж. Мы думаем, что, пожалуй, еще годик походим в школу, а потом поженимся.

Ли онемела. Но не успела как следует испугаться, как Джои расхохотался своим фальцетом и сказал:

– Шучу, мам.

– О Боже… – Она приложила руку к сердцу. – Ты меня чуть не угробил!

– Это тебе в ответ за взбучку. Вдобавок к вафлям и извинениям.

Она шутливо ткнула кулаком ему в грудь.

– Ах ты, паршивец.

– Да, но ты ведь все равно меня любишь?

– Да, люблю, конечно, – рассмеялась она. – Ли еще посидела возле сына, наслаждаясь возвращающейся умиротворенностью. Наконец-то все вставало на свои места.