– Хорошо, – едва слышно произнес он.

– Я люблю тебя. И мы справимся, Джои. Вот увидишь.

– О'кей. Миссис Уитман хочет поговорить с тобой.

В голосе миссис Уитман звучал неподдельный ужас.

– Боже праведный, – сказала она. – Мы немедленно выезжаем. Мы сейчас же привезем Джои. О, Ли, я так сожалею.

Ли положила трубку и вытерла слезы. Крис все еще стоял за ее спиной.

– Нелегко вам пришлось, – тихо произнес он.

– Да.

– Может, нужно съездить за ним?

– Нет, его сейчас привезут.

– Вы уверены? Я ведь могу поехать. Буду только рад помочь.

Ли вдруг ощутила прилив глубокой благодарности к молодому человеку. Она положила руку ему на плечо.

– Я знаю, что ты непременно съездил бы, но не надо. Они уже выезжают. Но, Крис, если ты действительно мог бы встретить в аэропорту Дженис и Ким, я бы была тебе очень признательна.

Он сжал ее руку.

– Конечно, я смогу.

– Потому что если я поеду за Дженис, то могу разминуться с Джои, а я… – горе вновь захлестнуло ее, и Крис почувствовал это.

– Не говорите больше ни слова. Я буду в аэропорту точно в назначенное время. А теперь давайте займемся вами. Как вы себя чувствуете? Хотите кофе или что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, Кристофер. А вот тебе хорошо бы что-нибудь съесть.

– Нет, я не могу и думать о еде. Меня мутит от одного ее вида.

День клонился к вечеру. Соседи уходили и вновь возвращались – с горячей закуской, сандвичами, салатами. Дверь уже и не закрывали, и в доме не утихал приглушенный гул голосов.

На кухню вошла Сильвия.

– Пришел Ллойд, Ли.

– Ллойд. О, Ллойд. – Она поспешила к двери навстречу свекру. Среднего роста, стройный, с серебристыми, как и оправа его очков, волосами, интеллигентным лицом, которое даже и в скорби было удивительно приветливым и добрым. Более мягкого человека Ли не встречала.

– Ли, – сказал он. И больше ничего. Лишь нежно обнял ее и долго держал в своих объятиях, и оба они словно заново переживали день, когда вот так же скорбели по Биллу, сыну Ллойда. Странно, с какой любовью и уважением относилась она к этому человеку. Даже к собственному отцу не питала она подобных чувств. С Ллойдом она была раскованна, откровенна, не стеснялась излить душу. Конечно, это был не Билл – он никогда бы и не сумел заменить ей его, но рядом с Ллойдом Ревтоном она острее вспоминала присутствие Билла в ее жизни. И сейчас ей казалось, что это Билл обнял ее, утешает, подбирая единственно верные слова: «В жизни так много горя, и нам уже пришлось испить из его чаши, не так ли, малышка? Но мы выстоим и на этот раз, нам хватит сил».

В глазах его стояли слезы, но он не терял присутствия духа, как родители Ли, и ее это успокаивало.

– Дети знают?

– Да. Они уже возвращаются домой.

– Хорошо. – Он обнял ее за плечи. – С ними тебе будет легче. Не много ли нас здесь собралось? Тебе, видимо, это трудно?

– Да нет. Все эти люди пришли, потому что для них это тоже удар. Хотя это случилось и не с их сыновьями, все понимают, что никто от этого не застрахован. Так что пусть будет как есть.

Пришел пастор, преподобный Альдеккер, и, выслушивая его наставления, она краем глаза наблюдала за Кристофером, который, выйдя во двор, выключил спринклер на лужайке, собрал шланг и засунул его под порог крыльца. Движения его были размеренными. По лицу текли слезы.

Его печальное одиночество глубоко тронуло ее. На улице он дал наконец волю слезам, которые так мужественно сдерживал в доме, утешая ее. Тогда он чувствовал, что именно она особенно нуждается в его поддержке, а теперь, решила Ли, пора и ей помочь ему.

– Извините меня, преподобный Альдеккер, я сейчас вернусь.

Она вышла во двор, тихонько прикрыв за собой дверь. Подойдя к Крису сзади, она обняла его, коснулась щекой его плеча. Рубашка его нагрелась от яркого послеполуденного солнца. Сердце билось ровно, но дышал он тяжело, время от времени глотая подступавшие спазмы. Почувствовав ее прикосновение, он опустил руки. Они долго стояли так, не замечая, как их ноги заливает вода, вытекшая из спринклера.

Опускался вечер, и их серые тени вырисовывались на мокром асфальте. Где-то рядом грустно заворковал голубь. Вскоре ему ответил еще один, и долго длилось их тихое воркованье, словно и они сопереживали людскому горю.

Наконец Кристофер, глубоко вздохнув, прервал молчание.

– Я любил его, вы понимаете? И никогда не говорил ему об этом.

– Он это знал. И тоже любил тебя.

– Но я должен был сказать ему.

– Об этом не обязательно говорить. На прошлой неделе он рассказывал мне, как ты принес ему пирог с корицей из кондитерской Ханса. И я помню, как часто ты мыл его машину заодно со своей и мчался выручать его, когда у него в дороге глох мотор, возвращал его взятые напрокат видеокассеты, чтобы ему не пришлось платить за просрочку. Все эти мелочи лучше любых слов говорят о любви. И он это знал. Так что никогда не думай о том, что он умер, так и не оценив твоего к нему отношения.

– Но мне все-таки следовало самому сказать ему об этом.

– Не будь таким суровым к себе, Кристофер. Я уверена, что Грег все понимал.

– Дело в том, что никто никогда не учил меня говорить о таких вещах. Я ни разу…

Он запнулся, и сердце у нее защемило от несказанной нежности и любви к нему – чувств, которых он никогда не знал в родной семье.

– А он говорил тебе когда-нибудь об этом?

Кристофер опустил глаза на зеленый резиновый шланг, который все еще держал в руке и во время разговора с Ли машинально поскребывал ногтем.

– Нет.

– И ты сомневаешься в том, что он знал?

Он пожал плечами.

– Я хочу сказать тебе кое-что, Кристофер. С тех пор как вы стали жить с Грегом в одной квартире, он ни разу не взял у меня что-нибудь из еды, не подумав, хватит ли этого и для тебя. «Он не очень-то избалован домашней стряпней, мам, – говорил он, – так что подкинь что-нибудь и на его долю». И я с удовольствием это делала, и он нес тебе что-то из дома. Это было одно из проявлений его любви к тебе. Не было ни одного праздника, когда бы он не подумал о тебе. Он не мог допустить, чтобы в такие дни ты оставался один. Вот почему он всегда приглашал тебя к нам. И не он ли ремонтировал твою старую колымагу пару недель назад? Какую-то трубку в кондиционере или что-то еще? Я знаю, что он любил тебя, так что не теряй ни минуты своей драгоценной жизни на сожаления о том, что не успел сказать Грегу о своей любви. Потому что он знал об этом.

Кристофер шмыгнул носом и вытер его рукой. Ли достала из кармана юбки клочок материи и протянула Крису.

– Если тебе так будет спокойнее, дай себе зарок отныне говорить людям о том, что они значат в твоей жизни. Если любишь кого-то, не стесняйся признаться в этом.

Крис высморкался и кивнул головой.

– Обязательно.

– Ну вот и хорошо, – сказала она. – Теперь тебе легче?

Он шумно вздохнул.

– Да, спасибо.

– Ты ведь знаешь, я уже пережила смерть двоих близких мне людей. Я научилась бороться с горем. Знаю я и то, что первый год самый мучительный. Тебе будет нелегко в свободные часы после дежурства, в выходные, когда ты останешься наедине со своей печалью. Горе ведь не спрашивает разрешения, вторгаясь в нашу жизнь. И настигает часто в тот момент, когда меньше всего ожидаешь его. Но, что бы ни случилось, помни одно, Кристофер, – я всегда рядом, и ты можешь прийти сюда в любое время дня и ночи. И вместе мы одолеем любые невзгоды. О'кей?

Он вновь кивнул головой и пробормотал:

– Спасибо, миссис Рестон.

– А сейчас тебе пора в аэропорт, а я еще должна поговорить с преподобным Альдеккером.

Она вымученно улыбнулась. На лице ее не осталось и следа макияжа. Кожа была красной и шершавой от слез. Разглядывая ее лицо, Кристофер отметил сходство с Грегом – та же форма бровей и губ.

– Теперь я понимаю, почему он так любил вас и восхищался вами. Вы – мудрая и очень сильная женщина.

Ли мягко указала ему на автомобиль и сказала: