Ли молчала, уставившись на цветы.

– Ты думаешь о Греге?

В глазах Ли закипели слезы, и Сильвия обхватила ее за плечи, прижалась виском к ее виску.

– Просто думаю о том, что этот День Благодарения… первый без него. В этот день мы должны благодарить Всевышнего за ниспосланное нам счастье, но я вовсе не чувствую себя счастливой, особенно сейчас.

– Я понимаю, – прошептала Сильвия. – Понимаю.

Они молчали, уставившись на цветы, которые вдруг разом потускнели в их глазах. Тихим, потерянным голосом Ли призналась:

– Я так одинока, Сильвия.

– О, милая, – печально произнесла сестра.

Ли часто заморгала, вытерла слезы со щек и приободрилась.

– Черт возьми, не знаю, что это вдруг на меня нашло! Мне есть кого и за что благодарить. Вот хотя бы сейчас… – И она обняла Сильвию. – Спасибо тебе, сестричка. Мне уже лучше. Выплеснула наболевшее – и сразу почувствовала облегчение.

В этот же вечер, дома, Ли убедилась в том, что ей есть за что благодарить судьбу. Выпал снег – легкий, пушистый, накрыв землю тонкой белой простыней. Приехала Дженис, Джои остался дома, и они втроем дружно занялись приготовлением праздничных блюд – испекли четыре пирога с тыквой и сделали рагу из артишоков.

Утро Дня Благодарения встретило их голубовато-серым небом и одетыми в белоснежную мантию земными далями. Снег уже прошел, было тихо и светло. Все еще в пижаме, Ли выглянула в окно и изумленно воскликнула:

– Вот это да!

Они разоделись во все самое лучшее, отправились в церковь и уже оттуда – к Хилльерам.

Пег и Оррин жили в нескольких милях севернее Аноки, прямо у излучины Рам-ривер. Их владения занимали четыре акра очень дорогостоящей земли, усаженной красными дубами. В новом белоснежном убранстве деревья смотрелись роскошно. Корявые черные сучья резко выделялись на фоне ослепительно белого снега, словно на картине, написанной пером. Подъездная аллея была длинной и извилистой; петляя меж дубов, она выводила к приземистому одноэтажному дому из оранжево-розового кирпича. Фотография его однажды украсила страницы журнала «Образцовые дома и сады». И действительно, здесь во всем чувствовался класс и хороший вкус. Когда дом перестраивался по желанию заказчика, Пег Хилльер лично отбирала все материалы для отделки, консультируясь не только со строителями, но и с дизайнером по интерьеру из Миннеаполиса, среди клиентов которого были и высшие чины корпорации «3М», и доктора клиники «Майо», и музыканты оркестра Миннесоты. Когда Ли с детьми подъехали к дому, дверь им открыла Пег – холеная, ухоженная, хотя и несколько полноватая.

– Дорогие мои. С праздником.

Все расцеловались. Подошел Оррин, помог им снять пальто и тоже кинулся обнимать дочь и внуков.

Пег сказала:

– Напитки мы выставили в кабинете, так что идите сразу туда.

Ли сказала:

– Я купила мороженое по дороге к вам, и оно уже успело растаять. Пойду вымою руки и потом сразу же присоединюсь к вам.

В ванной комнате были аккуратно расставлены горшки с голыми веточками-прутиками; вокруг ванны, имевшей форму клеверного листа, стояли гигантские корзины с белыми и черными полотенцами. Пока Ли мыла и вытирала руки, до нее доносились смех Сильвии, приветственные возгласы других гостей. Она открыла шкафчик, достала щетку Пег и пробежала ею по волосам. Раздался звонок в дверь. Пришел новый гость, в коридоре зазвучали голоса и вскоре стихли, удалившись в сторону кабинета. Марни, младшая внучка Сильвии, влетела в ванную, зашлепав подошвами туфелек по кафельному полу.

– Привет, тетушка Ли, – сказала она.

– Привет, Марни!

– А у меня новое платье! – Оно было все в кружевах и насборено, словно пачка балерины.

– Ах, какая прелесть!

– Мама сказала, чтобы я высморкалась. – Она поднялась на цыпочки, но так и не смогла дотянуться до коробки с салфетками, что лежала на туалетном столике. Ли помогла ей. Девочка не умолкала ни на минуту, рассказывая обо всем подряд – о своих новых белых колготках и о том, что мама захватила с собой сегодня брюки и ботинки для нее, чтобы после обеда она могла поваляться с братишками в снегу.

Ли выключила свет, и они вместе вышли из ванной.

– Хочешь пойти посмотреть на цветы? – спросила Ли.

Девочка кивнула головой и подала тетушке руку.

Они пересекли холл и направились в заднюю часть дома, где из смежных друг с другом столовой и гостиной открывался изумительный вид, по праву считавшийся одним из самых главных достоинств дома. Дом стоял высоко над рекой, а его задняя стена, выходившая на восток, была полностью стеклянная. Сегодня представший взору пейзаж был поистине великолепен: внизу река несла свои воды меж лесистых заснеженных берегов, а сновавшие среди деревьев белки и голубые сойки были так живописны, что ни один дизайнер не смог бы придумать лучшего украшения для интерьера.

Два стола, составленные в сводчатом проходе между комнатами, были застланы белой вышитой скатертью, и на них уже был расставлен сервиз из баварского фарфора цвета слоновой кости, который, по замыслу дизайнера, должен был дополнить традиционный декор столовой. Интерьер столовой и гостиной был выдержан в пастельных тонах: светло-серые ковровые покрытия, строгая функциональная мебель со светлой обивкой.

В чем Пег нельзя было отказать – так это в хорошем вкусе.

Марии пританцовывала вокруг столов, вытянув ножку назад и придерживаясь за спинки стульев. Она была слишком юна, чтобы оценить, сколь изысканны обстановка и сверкающая на столах дорогая посуда.

Ли еще раз окинула взглядом свою композицию из цветов: да, пожалуй, она не уступает сервировке Пег Хилльер. Она прошлась вдоль столов, отметив, что у мамы, как всегда, продумана каждая мелочь. Ну кто, кроме Пег Хилльер, еще пользуется именными карточками у приборов?

– Это ты сделала такой букет? – спросила Марии, все еще прыгая на одной ножке.

– Да, я.

– Красивый.

– Спасибо.

Марии выбежала из гостиной. Ли бросила последний взгляд на цветы и направилась к кабинету, откуда доносились радостные возгласы, шутки и смех. Это была большая комната в передней части дома, с камином, где за латунной решеткой весело полыхал огонь. Гости сидели на коричневых кожаных диванах или стояли группками, оживленно беседуя, как это обычно бывает при встрече. Пег стояла в сторонке, у круглого столика, и наливала горячий сидр в хрустальный бокал. Добавив корицы, она протянула его…

Кристоферу Лаллеку!

Ли почувствовала, как лицо ее заливает краска, стало трудно дышать.

Он взял бокал и салфетку, улыбнувшись, поблагодарил Пег и поднес бокал к губам. Рядом стояла Дженис, смотрела на него и улыбалась.

Вот она что-то сказала, и он засмеялся, потом вновь сделал глоток. И, посмотрев на дверь, увидел Ли, застывшую на пороге кабинета. В этой ситуации он проявил большее самообладание, чем она. Со стороны трудно было даже заподозрить некоторую натянутость в их отношениях. Он опустил бокал, мягко улыбнулся и сказал, обращаясь к Дженис:

– А вот и твоя мама.

Ли прошла в комнату и двинулась в его сторону – что ей еще оставалось?

Дженис, обернувшись, взволнованно воскликнула:

– Мам, почему ты мне не сказала, что придет Кристофер?

– Я думала, он сегодня работает.

– Как выяснилось, только после трех, – сказал он и наклонился поцеловать ее в щеку. – С Днем Благодарения вас, миссис Рестон. Я рад, что все-таки смог выбраться на ваш семейный обед.

– Я тоже, – ответила она, в глубине души действительно радуясь этому. Боже, как ей не хватало его все это время. Они расстались по ее же просьбе, но она понимала, что просьба эта, вызванная обстоятельствами, но не чувствами, была величайшим обманом в ее жизни. Однажды она сказала ему, что вовсе не одинока, а Сильвии вчера призналась в обратном. И она вдруг поняла, что одиночество поселилось в ее жизни с уходом Кристофера.

На нем были серые шерстяные брюки, белая рубашка, голубой цветастый галстук и тонкий вязаный свитер с воротником-шалью. Он был хорошо сложен, подтянут, и одежда ладно сидела на нем. Она привыкла видеть его в джинсах или в полицейской форме. Летом, правда, еще в шортах. Сегодня же, в этом необычном для него одеянии, он показался ей совсем иным. Чувств, всколыхнувшихся в ней, она не испытывала со времен замужества.