И прежде всего она должна была узнать о нем все. Он отважился рассказать то, о чем так редко говорил в своей жизни.

– Ли, я думаю, пришло время, когда вам стоит узнать обо мне всю правду. Наберитесь терпения, если сможете, потому что кое-что вы уже слышали. История моя долгая, но, пока вы не выслушаете ее, вы не сможете до конца понять меня.

Кристофер заерзал на стуле, и деревянное сиденье жалобно скрипнуло под его тяжестью. Он опять взялся за маникюрные щипчики, зажал их в ладони и уставился на них так, словно в этот миг в голове его рождалось великое научное открытие.

– Я уже кое-что рассказывал вам о своем детстве. О том, как мать и отец оставляли на мое попечение маленькую сестренку. Их волновала лишь перспектива очередной пьянки. О том, чтобы накормить детей, никто не заботился. Если в доме было кое-что из еды – что ж, отлично. Если нет – черт с ней, с едой.

По соседству с нашей хибарой находилась овощная лавка. «Красный филин». Я вычислил день, когда там избавлялись от гнили, и старался находиться поблизости, когда рабочий Сэмми Самински выносил отбросы к мусорным бакам. Кое-что там было вполне съедобное. Сэмми разрешал мне брать это домой. Он был смекалистым парнем, этот Сэмми. Очень скоро ему стало ясно, что мы с Джинни живем на этой тухлятине. И он стал выносить кое-что и получше. Вскоре я научился готовить, так что у нас с Джинни на столе всегда была еда.

Мэйвис и Эд вваливались домой когда в десять часов, а когда и в полночь – мы никогда не знали, во сколько они заявятся. Как им удавалось выжить – для меня до сих пор загадка: я ни разу не видел, чтобы они ели. Только пьянки и драки – вот и все. Мать иногда вызывала полицейских, чтобы утихомирить отца, и тогда-то у меня и родилась мечта стать одним из них. Когда я видел, что в нашу квартиру заходит офицер в красивой синей форме, я надеялся, что он заберет нас с Джинни и устроит в каком-нибудь приличном приюте. Но мечта моя жила недолго, поскольку всякий раз, вместо того чтобы забрать нас, уводили отца. Он оставался в тюрьме день-два, и, пока его не было, Мэйвис относилась к нам чуть лучше, внимательнее. Но потом Эд возвращался, и они опять пускались в пьянство, словно и не было до этого никаких стычек и инцидентов с полицией.

В последний раз, когда она позвала полицейских, у отца начались галлюцинации. Он стоял у шкафа с аптечкой, смотрелся в зеркало, открыв рот, и кричал, что его зубы гложут черви. Я до сих пор помню, как Мэйвис кричала: «Эд, Эд, там ничего нет!», а он орал: «Неужели ты не видишь, Мэйвис, эти проклятые твари жрут мои зубы!»

Это одно из самых страшных моих воспоминаний. Мы с Джинни плакали. Черт возьми, мы даже не понимали, что происходит. И вот пришел полицейский, и мне так хотелось, чтобы он забрал нас, увел из дома. Но он этого не сделал.

Кристофер уставился на зажатые в кулаке щипчики, потом, словно очнувшись, сел поудобнее, облокотившись на спинку стула, и продолжал.

– Когда мне исполнилось четырнадцать, Сэмми Самински устроил меня на работу в «Красный филин». Он соврал хозяину насчет моего возраста. К тому времени как я закончил среднюю школу, я уже работал в производственном цехе, и мне удалось скопить денег на два года учебы в ремесленном училище. По возможности подкидывал деньжат и Джинни. Она тайком от меня откладывала их и, когда ей исполнилось пятнадцать лет, убежала из дома.

Кристофер откашлялся.

– Я уже, кажется, говорил вам, что мои родители до сих пор живут в Аноке. Все так же пьют. Все так же дерутся. Я не поддерживаю с ними никаких связей.

Он посмотрел на Ли – милую, дорогую Ли, – и его вдруг перестало тревожить то, что она увидит в его глазах любовь. Ему чертовски надоело скрывать это чувство.

– И вот в мою жизнь вошли вы. А знаете ли вы, что вы значите для меня? В вас я нашел все, что не смог найти в родителях. Вы – образцовая мать. Добрая, любящая, заботливая; вы живете для детей, рядом с ними всегда. Вы зарабатываете, чтобы обеспечить им достойную жизнь. Они могут говорить с вами обо всем, и вы любите их искренне, по-настоящему, а они платят вам взаимностью. И вот я попадаю в ваш дом, и ко мне тоже относятся как к члену семьи. Потом погибает Грег, и у меня возникает чувство, будто я занял его место. И знаете что? Мне это очень приятно.

Голос его понизился до хриплого шепота.

– И вот эта женщина… субботний вечер… она просит поцеловать ее и не возражает, чтобы я представил на ее месте другую. Вы ведь догадываетесь, о ком я думал в эти минуты, Ли?

– Кристофер, остановись! – Она вскочила со стула и, пройдя через всю кухню, встала у мойки, повернувшись к нему спиной.

– Я так запутался, Ли.

– Прекрати, я сказала! – Он различил угрожающие нотки в ее голосе.

– Вы не хотите этого слышать…

– Я не хочу терять твою дружбу, а именно этим все и кончится, если ты сейчас не остановишься.

– Да, я знаю. Вот почему я и боюсь.

– Тогда оставь этот разговор. Сейчас же. И больше ни слова.

Он замолчал, ожидая, пока она обернется. Когда же он понял, что ждать бесполезно, прошептал:

– Хорошо.

Она включила кран. Налила воды. Выключила кран. Выпила воду и поставила стакан. Все эти движения не имели ничего общего с жаждой. С той минуты, как она встала из-за стола, они не обменялись ни единым взглядом.

– Мне надо идти, – тихо сказала она.

Казалось, минула вечность, но никто из них так и не двинулся. Потом прозвучал его вопрос:

– Сколько вам лет?

Она издала какой-то звук – фыркнула? хрюкнула? он не мог определить – и направилась к двери, открыла ее и, обернувшись, бросила:

– Я вполне гожусь тебе в матери.

И вышла, оставив его на кухне одного.

Разочарованный, растерянный, он злился на себя за то, что неверно истолковал ее внимание к себе, что открыл свой рот, с горечью думал о том, что теперь, вероятно, их дружбе придет конец. Хотя, черт возьми, она, наверное, тоже напугана, ведь в этой ситуации она рискует гораздо больше.

Через двадцать минут он уже был на ногах. Схватив ключи от машины, он помчался в полицейский участок. В дежурной части прошел прямо к компьютеру, стоявшему в углу. Он был включен и манил зеленым экраном.

Он запросил информацию по владельцам автотранспортных средств и стал ждать. В комнату ввалился Ноукс, жующий яблоко.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Нужно кое-что выяснить.

– В свой-то выходной?

Он медленно развернулся на стуле и, поморщившись, взглянул на Ноукса.

– Ноукс, ты не мог бы найти себе занятие поинтереснее, чем стоять у меня над душой и чавкать яблоком прямо мне в ухо?

Ноукс пожал плечами и отправился по коридору в диспетчерскую.

Когда Кристофер повернулся к экрану, там уже мигало название его программы, и требовалось ввести его инициалы, чтобы компьютер выдал нужную информацию.

Он запустил свои данные, и компьютер зажужжал, приглашая его к работе.

Он ввел номер ее автомобиля, нажал кнопку кода и прислушался к тому, как за стеной, в диспетчерской, застучал принтер. Затем прошел в соседнюю комнату, где на своих рабочих местах сидели Тони Мансетти и Рут Рэндалл. Ноукс, скрестив ноги, привалился к столу и доедал свое яблоко, лениво наблюдая за экранами двух телевизоров, на которых мелькали городские автостоянки.

Принтер отстучал информацию, и Кристофер, перегнувшись через плечо Рут Рэндалл, оторвал листок.

Он покидал диспетчерскую, жадно вчитываясь в сведения, полученные из Бюро регистрации водительских прав по штату Миннесота.

Ли Терез Рестон

1225 Бентон-стрит, Анока 55303

Пол/Ж. Дата рождения/091848 Рост/506 Вес/130

Глаза/карие

Фото N: 8082095102

Нарушений: нет.

Аварий: нет.

Полное имя/ Рестон, Ли Терез. Дата рождения/091848

Он перечитал последнюю строчку: дата рождения – 9-18-48.

Ей было сорок четыре года.

Ли покидала квартиру Кристофера не менее расстроенной.

«Как он смеет!» – думала она. Как осмелился он нарушить ту хрупкую гармонию, которую они лелеяли все эти два месяца! Он был ей нужен, она дорожила каждой минутой их общения, ведь с ним она могла говорить о таких вещах, понять которые больше никто, казалось, и не мог. С ним она могла оставаться самой собой – печальной или веселой, – он принимал любое ее настроение.