— Вам нравится вино?

— Очень! — ответила Женечка.

Вот и весь разговор.

Дмитрий же на Женечку поглядывал беспрестанно.

И вдруг поднялся:

— Где тут сортир?

Гордей указал.

— А тебе не нужно? — спросил Дмитрий Женечку.

По его тону она поняла, что ей придется следовать за ним.

Что она и сделала.

Дмитрий затащил ее в мужской туалет, в одну из кабин, запер дверь, толкнул к стене, поставил так, как, судя по фильмам и документальным видеосъемкам, ставит пойманных преступников заграничная полиция и наша милиция. Но не для обыска, конечно. Делая свое дело, он вцепился ей рукой в волосы и шипел в ухо:

— Что, нравится он тебе? Роскошный мужчина, да? Нравится, гадина ты такая?

— Нравится, почему бы и нет, — ответила Женечка. — Но не более.

— Будет и более, я чую!

— Но ты ведь хотел этого?

— Да, да, да! — зарычал Дмитрий.

И вдруг совершенно спокойно, застегиваясь:

— Но он, кажется, совершенно не клюет.

— Это обычное дело, я привыкла. Ты единственный оказался такой смелый.

— Быть не может! У него нет ни одного комплекса! Он монолитный! Я же с детства его знаю. Это патологически храбрый и самоуверенный человек! Помоги ему: улыбнись, глазами поведи. От этого любой с ума сойдет.

— Попробую.

Они вернулись, и Женечка честно хотела выполнить указание Дмитрия: и улыбнуться, и глазами повести. Но как-то не улыбалось. И глазами не велось. И вообще она ничего не чувствовала, кроме скуки и желания вернуться домой.

— Вам скучно? — спросил вдруг Гордей.

— Да, — сказала Женечка.

— Вам хочется домой?

— Да.

— Что ж, мы поужинали, поговорили. Так что могу вас отвезти.

— А стриптиз? — закричал Дмитрий. — Я никогда не видел живого стриптиза!

Гордей посмотрел на Женечку. Она пожала плечами, показывая, что ей абсолютно все равно.

Тогда пожал плечами и он и повел их в зал, где человек в белом и черном тут же провел их за свободный столик.

Стриптиз уже начался. Девицы разных мастей выходили, танцевали сообразно выучке и таланту, раздеваясь догола, но какова бы ни была выучка и талант каждой, все они обязательно в темпе крещендо вихляли задом и грудями. Дмитрий смотрел во все глаза, похохатывая, Женечке было по-прежнему скучно, а Гордей вообще не обращал внимания на сцену, он глядел перед собой, держа в ладонях бокал с вином, будто грел его, отпивал маленькими глотками и о чем-то думал, чуть прищурясь.

— Я всегда говорил, что голая женщина, изображающая акт без мужчины, это уродство! — радовался подтверждению своих предположений Дмитрий. — Со смеху умереть, какая мерзость. Я просто налюбоваться не могу!

Но вот вышли две девушки и стали имитировать телесную любовь друг с другом.

— Нет! Это не то! — не одобрил Дмитрий. — Гениальность посредственности совершенно исчезает! Чем ближе к истине, тем дальше от искусства!

Когда же любовь стали изображать мужчина в телесного цвета трико и девушка, Дмитрий совсем приуныл:

— Это уже полная правда. Соцреализм! Скука смертная!

И отвернулся.

— Ну? — спросил он Гордея. — Понравилась она тебе?

Гордей внимательно и задумчиво посмотрел на Женечку:

— Да, пожалуй.

— Можешь взять ее на ночь. Я разрешаю.

— Я не хочу, — сказала Женечка.

— Ты хочешь, — сказал Дмитрий.

— Ладно, — сказала Женечка.

— Нет, — сказал Гордей. — Она хочет домой.

— А я хочу в сортир! — заявил Дмитрий. — Один!

И удалился.

— Вы, конечно, понимаете, что нелепо выглядите рядом с ним? — спросил Гордей.

— Да. Но я его люблю. И разве хорошо за спиной друга так о нем отзываться? Дружба с детства — разве не святое?

— Для меня ничего святого нет, — сказал Гордей.

— Ничего?

Он старательно подумал. И твердо подтвердил:

— Ничего. Но! — Он сделал паузу, чувствуя ее значительной и красивой и продлевая ее как можно дольше. — Но! Но я ведь видел вас и раньше.

— Когда? Где?

— На улице. Два раза. Третьего февраля и семнадцатого апреля.

— Вы так хорошо запомнили?

— Просто у меня такая хорошая память.

Он опять сделал паузу, рассеянно глядя на сцену и явно не видя, что там происходит. И продолжил:

— Кажется, вы первая женщина, которую я чувствую достойной меня. Вам бы только немного поглупее быть.

— Уж извините.

— Но Дмитрий прав, он знает, что я до сорока лет не только не собираюсь жениться, но даже и увлекаться кем-то более или менее серьезно не собираюсь. Я смотрю на женщину только как на предмет потребления. Правильно это или нет, это мое личное дело, ведь так?

— Так.

— И есть много женщин, очень много, уверяю вас, которые согласны быть предметом потребления. Так?

— Так.

— То есть отношения «спрос — предложение». Но вы в эту схему не укладываетесь. Вы ведь предметом потребления стать не пожелаете?

— Нет. Не была и не буду.

— А для Дмитрия?

— Я же сказала: я люблю его.

— Вот и хорошо. Вы начинаете меня беспокоить. Вы слишком мне нравитесь. Поэтому мы сейчас расстанемся, шофер отвезет вас с Дмитрием домой. И больше никогда не увидимся.

— А если на улице?

— Проеду мимо. Как тогда, третьего февраля и семнадцатого апреля. Я хотел остановиться, я уже останавливался, но присмотрелся и понял, что в вас какая-то опасность. Я чувствую опасность, как зверь. Я ведь высокоинтеллектуальный зверь.

— Белокурая бестия, — усмехнулась Женечка.

— Можно сказать и так. Кстати, я русский нацист. Как вы относитесь к нацисткой русской идее?

— Равнодушно.

— Правильно. Женщины не должны интересоваться этими вопросами. Я вам симпатичен хоть чем-то? — неожиданно спросил он.

Женечка внимательно осмотрела его лицо:

— Вы обидитесь.

— Говорите.

— Мне кажется, вы не выросли. Даже Дмитрий, подросток в душе, и тот старше вас. А вы остались где-то в девятом школьном классе, хотя вам и тридцать лет. Что там Дмитрий! — даже я чувствую себя старше вас. Вы так рано и так упорно начали бороться со своим детством, что незаметно для себя сделали это целью и делом всей жизни. Вы до старости будете бороться с детством — пока не впадете в детство от этой самой старости. И круг замкнется.

— Вы, конечно, понимаете, что эти слова меня дразнят? — спросил Гордей.

— Конечно.

— Для чего же говорите это? Для обольщения?

— Нет. Просто захотелось вам сказать то, что я о вас думаю. Кстати, как вас зовут?

— Виктор. Почему захотелось?

— Виктор — победитель. Имя вас тоже смущало — всегда. Победитель без побед не бывает! Потому что… не знаю. Потому что вдруг показалось, что вы страшно одинокий человек. Настолько одинокий, что вам даже не от кого услышать честное мнение о себе.

— Вы меня пожалели?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Когда вы стали изображать сверхчеловека: ничего святого, нацизм и так далее, я увидела в вас человеческое. Оно понравилось мне.

— Вы с ума сходите. Вы знаете, как вы смотрите на меня?

— Нет.

— Вы смотрите так, будто вы уже любите меня до смерти.

— Всего лишь легкий интерес.

— Как же вы смотрите, когда действительно любите?

— Не знаю.

— Если бы у нас что-то началось, я рано или поздно просто убил бы вас.

— Вот и слава богу, что ничего не начнется.

— Слава богу, — абсолютно серьезно согласился он.

Тут подошел Дмитрий.

Женечка поднялась:

— Мы едем домой.

— А Гордей?

— А я остаюсь, — сказал Виктор.

— Мы так не договаривались! Ты обещал мне помочь, братан! Ты слово дал!

— Беру свое слово обратно.

— Сволочь!

…Всю дорогу до дому и весь остаток вечера Дмитрий допытывался у Женечки, о чем она говорила с Виктором.

Она честно ему все пересказала.

— Вот и славно! — повеселел Дмитрий. — А я уж думал, совсем дело швах. Скоро он тебя будет искать, а потом ты его будешь искать, у вас начнется романец, я тебя взревную, возненавижу, прогоню — и заживу наконец нормальной жизнью!